Александр Серафимович Серафимович

Материал из Викицитатника
Александр Серафимович Серафимович
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Алекса́ндр Серафи́мович Серафимо́вич (настоящая фамилия — Попо́в; 1863 — 1949) — советский писатель, журналист, военный корреспондент. Лауреат Сталинской премии первой степени (1943).

Главное произведение Серафимовича, ставшее одним из самых значительных явлений послеоктябрьской литературы, — повесть «Железный поток» (1924). В ней изображены реальные события Гражданской войны — поход Таманской армии под командованием Епифана Ковтюха (в романе Кожуха) летом 1918.

Цитаты[править]

  •  

― Да вы бы обратились непосредственно к гласным, к голове, наконец в думе оппозиции есть.
― Эх, не знаете вы, видно, их. Ну что голова, у головы на руках сложное, огромное хозяйство, да и от оппозиции всё отгрызаться приходится, не до нас ему, о нас они и не думают. Гласные, так они что: сидят да ковыряют у себя в носу или решают дела, близкие их сердцу; оппозиция ― так та поголовно метит попасть в городские головы, ей одна только забава, как бы всячески облаять существующий режим, и облаять его не для пользы дела, а для самого облаиванья. Вы посмотрите, сделала ли оппозиция хоть одно положительное предложение? Нет. Очень ей нужны наши интересы, интересы обывателей.[1]

  — «Сумерки», 1899
  •  

...Снег сверкает и искрится. Он сверкает и искрится везде: по отлогостям гор, по лощине и изредка падающими брильянтами в воздухе. Сосредоточенно думают бегущие, потряхивающие головами лошади все одну и ту же думу, и визжат скрипучими голосами все одну и ту же песню быстро скользящие полозья, песню о смерти, о железе, о радости жизни, о любви, о тихом сверкании моря, о железном порядке мира, в котором всему свое место. И розы кровавеют по ослепительной белизне гор.[2]

  — «Сопка с крестами», 1907
  •  

Неужели это я? Не может быть! Впрочем, не удивительно, ― я не вижу горячего уже месяц, не ем колбасы, питаюсь одним хлебом. Не всегда даже пью чай, потому что не каждый раз подают самовар, ― задолжал. Спокойно холодные люди сказали мне:
― Ваша рукопись еще не просмотрена.
― Вы же сами назначили срок месяц.
― Да, но вы не один же тут. У нас тысячи поступают рукописей, а читают только двое. Приходите через месяц. ― И он поворачивается спиной, ― ему ведь некогда. Я шел по улице, стиснув зубы. Хорошо, еще месяц, еще месяц муки, терзаний, голода, месяц непрерывно сменяющихся отчаяния и надежды. Да и действительно ему некогда.[3]

  — «В номере», 1910
  •  

Ведь эта женщина принесла ему счастье; то счастье, которое не замечаешь, как свой глаз, как свое тело, как ум, которое — все, когда потеряешь. И разве он не понял, что выше страсти, выше красоты та интимная, ничем не заменимая близость к женщине, все значение которой он только теперь понял и так расточительно тратил, не ценя прежде?[4]

  — «Город в степи», 1913
  •  

Заяц долго сидел под амбаром, да голод не тётка, и в конце концов высунулся из дыры, выставив мордочку, торопливо обнюхивая подвижными ноздрями воздух. Больной глаз заструпился, втянуло его, стал подживать. Здоровый, большой, круглый и любопытный, глядел осторожно.
Ванятка клал около дыры под амбаром кусочки хлеба, молодых капустных листьев, приносил молоко в горшочке, из степи — заячьей капусты, и заяц всё подбирал. Стал есть из рук и день ото дня ручнел.
Вот только собаки одолевали. Как только придёт под праздник отец с поля, собаки придут за телегой и, как звери, кидаются к амбару, а заяц юркнет в дыру и уже не показывается. Собаки визжат, роют лапами, да не достать.[5]

  — «Три друга», 1920
  •  

Перекидывались, хватая у ораторов обрывки, не умея высказать, но чувствуя, что отрезанные неизмеримыми степями, непроходимыми горами, дремучими лесами, они творили ― пусть в неохватимо меньшем размере, ― но то самое, что творили там, в России, в мировом, ― творили здесь, голодные, голые, босые, без материальных средств, без какой бы то ни было помощи. Сами. Не понимали, но чувствовали и не умели это выразить. До самой до синевы вечера, сменяя друг друга, говорили ораторы; по мере того как они рассказывали, у всех нарастало ощущение неохватимого счастья неразрывности с той громадой, которую они знают и не знают и которая зовется Советской Россией. Неисчислимо блестят в темноте костры, так же неисчислимы над ними звезды. Тихонько подымается озаренный дымок. Солдаты в лохмотьях, женщины в лохмотьях, старики, дети сидят кругом костров, сидят усталые. Как на засеянном небе тает дымчатый след, так над всей громадой людей неощутимым утомлением замирает порыв острой радости. В этой мягкой темноте, в отсвете костров, в этом бесчисленном людском море погасает мягкая улыбка, ― тихонько наплывает сон. Костры гаснут. Тишина.[2]

  — «Железный поток», 1924

Цитаты о Серафимовиче[править]

  •  

В 1887 году прибыл к нам <в архангельскую ссылку> товарищ Александр Серафимович Попов, студент Петербургского университета, по происхождению донской казак. Он внес в нашу семью еще больше сплочения и солидарности и одобрил наше занятие и сам принялся работать с увлечением.[6]

  Пётр Моисеенко, Воспоминания старого революционера, 1923
  •  

Гамбургский счёт — чрезвычайно важное понятие.
Все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренёра.
Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы.
Они борются при закрытых дверях и завешанных окнах.
Долго, некрасиво и тяжело.
Здесь устанавливаются истинные классы борцов, — чтобы не исхалтуриться.
Гамбургский счёт необходим в литературе.
По гамбургскому счёту — Серафимовича и Вересаева нет.
Они не доезжают до города.

  Виктор Шкловский, «Гамбургский счёт», 1928 г.

Источники[править]

  1. А. С. Серафимович Собрание сочинений: В 4 т., том 4. — М.: «Правда», 1980 г.
  2. 1 2 А. С. Серафимович. Сборник «Железный поток». — М., "Правда", 1981 г.
  3. А. С. Серафимович Собрание сочинений: В 4 т., том 4. — М.: «Правда», 1980 г.
  4. А. С. Серафимович. Собрание сочинений в четырех томах. т. VI. Город в степи, изд. «Шиповник», СПБ, 1913 г.
  5. Рассказы русских писателей. Минск: Юнацтва, 1986 г.
  6. П. А. Моисеенко. Воспоминания старого революционера. — М.: «Мысль», 1966 г.