Казалось, гол <…> витал в воздухе. Но никак не мог довитать[1] до ворот противника.
— «Покушение на Тесея», 1994
… ковёр, привезённый из какой-то юношеской экспедиции, от последних людоедов Аркадии. В его узор были вплетены волосы жертв межплеменной борьбы.
— там же
— У нас, девочка, в благородной семье обязательно проходят курс мести.
— И сложный курс?
— Три-четыре года.
— Разные предметы?
— Конечно, мы проходим интригу, яды, изготовление ловушек, теорию доносов — много предметов.
— там же
«Исчезновение профессора Лу Фу» (1999) — вариант «Излучателя доброты» (1994-96) без сюжетной линии Алисы.
— Можно ли наблюдать за жизнью и действиями предка кого-то из нас?
— За ним наблюдает гененавт. А мы — за гененавтом. — Пегги показала на саркофаг. <…>
— Вам придётся приготовиться к длительному пребыванию в состоянии генетического сна. <…>
Профессор <…> поклялся, что несёт личную ответственность за безопасность первой жертвы гененавтики — так отныне будет называться научная дисциплина, первой жертвой которой станет Кора Орват. — глава 1
— Взрывом вас разметало по всему залу ожидания, — сухо сообщил местный врач. — К счастью, мозг не был повреждён.
— Только мозг?
— При виде вашей гибели у госпожи Гальени-папа случился удар, и она скончалась на месте.
Конечно же, её сегодняшнее лицо — это физиономия той громадной курицы, что смотрела на неё в зале ожидания. <…>
— Через две недели вы снесёте яйца, — ответил доктор. — Тогда запрет на полёты будет снят и вы опять сможете отправиться в Галактический центр, куда доставят ваше резервное тело. Там же, я надеюсь, несчастной госпоже Гальени-папа найдут достойный мозг. <…>
Но ей ещё никогда не приходилось нести яйца. Тем более за других.
— <…> ваш мозг оказался нетронутым, потому что вы были в тонком металлическом шлеме.
— Как всегда на чужой планете, — пояснила Кора. — Не выношу, когда на меня покушаются.
Как бы вчерашняя травма не помешала нормальному яйценесению — такая вот канцелярская мысль пронеслась в голове. <…>
Прибежал местный врач, он нёс одеяло, которое начали подводить под Кору, как пластырь под тонущий броненосец.
… в ногах койки стояли рядышком два страшного вида молодца. <…> Заботники о народе. Их назначение было понятно из двух маленьких топориков, вышитых у каждого на груди камзола. Топорики символизировали всегдашнюю готовность заботников вырубить любые заросли сорняков, мешающих процветать любимому народу. Если надо, мрачно шутили в империи, они вырубят и сам народ ради его же блага.
На бал Кора оделась тщательно <…>.
Глухие удары тел о паркет и тихие крики свидетельствовали о нескольких обмороках, вызванных приступами тяжёлой зависти.
<…> мужчины пожирали глазами украшенные золотыми бабочками обнажённые плечи и бёдра прилётной красавицы.
<…> Кора помахала императору прекрасной ручкой, охваченной вместо браслетов совершенно как живыми роботогадюками <…>.
Кора потрогала змей, обвивших её предплечья, — батарейки в них истощились, головки вяло повисли, словно это были не змеи, а усталые земляные черви. Кора сняла их и положила в сумочку, потом уже внизу, у лестницы, отцепила разноцветных бабочек, и сразу стало легко и свободно, как бывало, когда снимали лечебные банки или горчичники.
Махнув на неё лапой, кот легко вскочил на ухнувшую под его весом кровать и улегся во всю длину, глядя на Кору с определённым видом превосходства и чуть прикрыв глаза, похотливо и нагло.
— Что ты мне хочешь сказать? — спросила Кора, которая имела слабость к сильным и наглым мужчинам.
Уйдя в тупик с «Алисой», я понял, что что-то лёгкое всё же хочется писать, но с той Алисой уже не получается. И я как бы её состарил — я сделал её двадцатилетней агентшей интергалактической полиции.
Это неудачный опыт. Я попытался взять и сделать героиню восемнадцатилетней. Написал четыре книги про неё. Но потом мне на каком-то этапе стало это неинтересно. Кора действительно задумывалась как инкарнация Алисы. А потом я их даже познакомил, чтобы как-то их отделить для самого себя.
