О благодеяниях (Сенека)

«О благодеяниях», «О благодарениях» или «О добрых делах» (лат. De beneficiis) — трактат-диатриба Сенеки, написанный между 62 и 64 годом.

Цитаты

Книга I

(9) … кто медленно делал, тот, очевидно, долго не имел охоты делать, а во всяком деле дорого ценится охота. В особенности же благодеяние не должно быть оскорбительным. В самом деле, если природа устроила так, что обиды оставляют более глубокий след, чем благодеяния, и последние скоро исчезают из памяти, тогда как первые надолго в ней остаются, то чего ждать тому, кто, оказывая благодеяние, причиняет обиду? <…> Не должна охлаждать в нас усердия к благотворительности и масса людей неблагодарных. Ибо, во-первых, мы сами, как я сказал, увеличиваем её. Во-вторых, сами бессмертные боги не получают отвращения к своей щедрой благотворительности, несмотря на существование святотатцев и людей, с пренебрежением к ним относящихся. Они продолжают поступать сообразно своей природе и оказывают свою помощь всему, между прочим, и тем самым людям, которые плохо понимают их благодеяния. <…> «Благодеяние худо принято». (10) Но ведь и дети и супруги обманывали наши надежды, тем не менее мы и воспитываем, и женимся, и до такой степени идём наперекор опыту, что, раз испытав поражение, снова ведем войны, раз потерпев кораблекрушение, снова пускаемся в море. Насколько более благородно быть постоянным в благодеяниях! Кто не оказывает благодеяний по той причине, что не получает их обратно, тот, очевидно, оказывает их с целью возвратить; этим он дает благовидный предлог для неблагодарных. — I

(1) Если оказывать благодеяния, не руководясь рассудком, то они перестают быть таковыми и получают какое-либо другое имя. <…> (3) Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается — нет убытка. Благодеяние оказано для благодеяния. <…>. Добрый человек никогда и не думает о них, если не напомнит лицо, возвращающее (долг). В противном случае благодеяние принимает вид ссуды. <…> (5) Звери и те сознают за собою обязанности. Нет ни одного дикого животного, которого бы нельзя было приручить и привязать к себе посредством заботливого ухода. <…> Таким образом, постоянные благодеяния покоряют даже существ, лишённых разума и способности оценить их. С неблагодарностью отнеслись к твоему первому благодеянию? Ко второму уже так не отнесутся. Забыли о том и о другом? Третье приведёт на память и забытые! — II

(2) Почему граций три, почему они между собою сёстры, для чего они сплелись руками, для чего улыбаются, для чего они (изображаются) девами и одеты в просторную и прозрачную одежду? (3) Некоторые утверждают, что одна из них изображает дающую благодеяние, другая принимающую, третья возвращающую обратно. Иные видят в них олицетворение трёх родов благодеяний: дарования, возвращения, дарования и возвращения вместе. (4) <…> Что означает хоровод граций, сплетшихся руками и обращённых лицами одна к другой? То, что благодеяния, переходя в последовательном порядке из рук в руки, тем не менее в конце концов снова возвращаются к дающему их. Порядок этот совершенно разрушается, как скоро раз бывает нарушен, и, наоборот, принимает в высшей степени прекрасный вид, как скоро бывает сохранён и удержана в нём (последовательность) взаимность. (5) Грации улыбаются: это по той причине, что лица тех, которые дают или принимают благодеяния, бывают обыкновенно радостны. Они — юны, ибо воспоминание о благодеяниях не должно стареть. Они девы, ибо (благодеяния) непорочны, чисты и святы для всех. В благодеяниях ничего не должно быть невольного, связанного или принуждённого — вот почему грации одеты в просторные туники, и притом в прозрачные, ибо благодеяния требуют того, чтобы их видели. (6) <…> никого не найдётся, кто бы признал относящимся к делу говорить о тех именах, какие дал грациям Гесиод. <…> Эти имена каждый, по своему усмотрению, изменяет и старается найти им какое-нибудь объяснение, тогда как на самом деле Гесиод дал названия своим девам по личному усмотрению. <…> (8) Равно и Хрисипп, который обладает остроумием, тонким и проницающим в глубину самой истины, который говорит только ради дела и употребляет слов не больше того, сколько их надо, всю свою книгу наполнил подобными глупостями, так что весьма мало рассуждает (о самом) способе оказания, принятия и возвращения благодеяний и так, что не басни он помещает в качестве приложения к этим рассуждениям, а самые рассуждения — в качестве приложения к басням. <…> (10) Как номенклатор вместо памяти руководится смелостью и даёт имена всем, кого и не знает, так и поэты не считают нужным говорить истину, но, будучи вынуждены необходимостью или соблазнившись красотою, — каждого заставляют называться таким именем, которое было бы приятным для стиха. — III

(1) Если бы благодеяния заключались в предметах, а не в самом расположении души того человека, который их оказывает, то они становились бы (для нас) тем важнее, чем важнее то, что мы получаем. Но это ложно: нас всегда наиболее одолжает тот, кто малое дал великолепным образом, кто душою сравнялся с богатством царей, кто дал немного, но охотно, кто, увидав мою бедность, забыл о своей, кто возымел не только охоту, но (даже) и горячее желание оказать мне помощь, кто счёл себя облагодетельствованным, когда оказывал благодеяние, кто дал так, как бы и не думал о возвращении и, получив обратно, — как бы и не давал, кто нашёл и стремился найти удобный случай для помощи. — VII

(1) Когда многие приносили Сократу большое вознаграждение, каждый сообразно со своими средствами, — Эсхин, его бедный ученик, сказал: «Я ничего не нахожу достойного тебя, что мог бы тебе дать, и в этом одном отношении сознаю себя бедняком. Посему вручаю тебе одно, что имею: себя самого. Прошу тебя благосклонно принять этот дар, каков бы он ни был, и подумать, что ведь другие хотя и давали тебе много, но ещё более оставляли себе». Сократ на это отвечал: (2) «Разве ты не сделал мне дорогого подарка, — если только сам не ценишь себя низко? Посему я позабочусь о том, чтобы возвратить тебя самому тебе лучшим, чем взял». — VIII

(1) И предки наши жаловались, и мы жалуемся, да и потомки наши будут жаловаться на то, что нравы развращены, что царит зло, что люди становятся всё хуже и беззаконнее. Но все эти пороки остаются теми же и будут оставаться, подвергаясь только незначительному изменению, подобно тому как море далеко разливается во время прилива, а при отливе снова возвращается в берега. (2) Порою станут более предаваться прелюбодеяниям, чем другим порокам, и разорвёт узы целомудрие, порою будут процветать безумные пиры и кулинарное искусство — позорнейшая пагуба для (отцовских) богатств. Порою будет распространён чрезмерный уход за телом и попечение о внешности, прикрывающее собою духовное безобразие. <…> По временам станет распространяться жестокость в частных и общественных отношениях и неистовые междоусобные войны, во время которых подвергнется профанации всё великое и святое. <…> (3) Пороки не ждут в одном месте: подвижные и разнообразные, они пребывают в смятении, подстрекают и прогоняют друг друга. Впрочем, мы всегда должны заявлять о себе одно и то же: мы злы, злыми были и, с неохотой добавлю, злыми будем. — X

(3) Пусть при благотворении руководятся здравым смыслом и принимают в соображение время, место и лица, так как иные предметы моментами бывают то приятны, то неприятны. Насколько будет приятнее получить, если мы дадим то, чего кто-либо не имеет, чем то, что у него находится в изобилии; то, чего он долго ищет и не находит, чем то, что он может увидать везде. (4) Пусть дары будут не столько ценны, сколько редки, изысканны и притом таковы, что нашли бы себе место даже у богача. Так, например, и простые яблоки, которые немного дней спустя могут подвергаться презрению, доставляют удовольствие, если появились раньше. — XII

(1) Однажды коринфяне чрез послов поздравляли Александра Македонского — когда покоритель Востока возомнил себя выше людей — и в качестве подарка предложили ему свой город. После того как Александр осмеял этого рода подарок, один из послов сказал ему: «Мы никому другому никогда не дарили своего города, кроме тебя и Геркулеса». (2) Александр с охотой принял тогда предложенную ему почесть, угостив и другими способами обласкав послов <…>. И человек, увлекшийся славой, сущности и меры которой сам не понимал, — человек, следовавший по стопам Геркулеса и Вакха и не останавливавшийся даже там, где этих следов не было, перенёс свой взор от принесших ему дар к тому, кто удостоился подобной же почести, как будто благодаря тому, что был сравнен с Геркулесом, он уже достиг неба, которое обнимал своими весьма пустыми мыслями. (3) В самом деле, какое сходство с Геркулесом, имел сумасбродный юноша, у которого вместо добродетели было счастливое безрассудство. Геркулес <…> прошёл вселенную для её избавления, а не в угоду собственной страсти. <…> А сей был разбойником с детства, истребителем народов, губителем как врагов, так и друзей, считавшим за высшее благо наводить ужас на всех людей, забывая, что страх внушают не только самые отважные животные, но и самые неподвижные, благодаря своему вредоносному яду. — XIII

(1) Благодеяние, оказываемое всем без разбора, никому не бывает приятно. <…> Если ты желаешь сделать что-либо приятным, то сделай это редким, ибо кто согласится отнести к себе то, что всем доступно? (2) Пусть никто не понимает этого в том смысле, будто я препятствую благотворительности и налагаю на неё теснейшие бразды; пусть она расширяется, насколько ей угодно, но пусть идет (прямо), а не блуждает. Можно благотворить таким образом, что каждый, хотя бы и получил вместе со многими, тем не менее не станет считать себя в числе толпы. (3) Пусть каждый получит (на свою долю) какое-нибудь заявление любезности, благодаря которому приобрёл бы надежду на то, что он приближен более других. <…> (4) Подобно тому как женщина лёгкого поведения делит себя между многими таким образом, что каждый имеет от неё какой-нибудь знак душевного расположения… — XIV

(4) Насколько приятнее, насколько глубже западают в душу, притом так, чтобы никогда не оставлять её, те благодеяния, которые более доставляют удовольствия при размышлении о том, от кого, чем о том, что ты получил. (5) Крисп Пассиен говаривал обыкновенно, что от одних он лучше бы желал (получить) суждение, чем благодеяние, а от других — лучше благотворение, чем суждение, и приводил следующие примеры: «от божественного Августа я лучше желаю получить суждение, а от Клавдия — благодеяние». Я же со своей стороны полагаю, что не следует искать благодеяния того, чьё суждение не имеет цены. (6) Итак, что же? Разве не следовало от Клавдия брать того, что он предлагал? Следовало, но так, как будто берёшь от Фортуны, которая <…> тотчас же может сделаться в отношении к тебе неблагожелательной. Посему зачем нам разделять то, что перемешано между собой? У него недостаёт наилучшей части — именно, что дано без размышления, то уже не благодеяние. — XV

Книга II

(3) Самое лучшее — предупреждать желание каждого, но почти так же хорошо и следовать за ним, хотя всё-таки лучше предупреждать просьбу, и вот почему: у человека честного смыкаются уста и краска разливается по лицу, когда ему приходится просить; поэтому избавляющий его от этой пытки тем самым умножает свой дар. (4) <…> Люди реже воссылали бы прошения, если бы их надобно было воссылать публично, посему даже богам, которым мы поклоняемся с величайшими почестями, и тем мы предпочитаем возносить молитвы в молчании и внутри самих себя. — I

(1) … поздно оказал благодеяние тот, кто оказал его просящему. <…> (2) Подобно тому как для больных бывает спасительна благовременность пищи и вовремя поданная вода заменяет место лекарства, так и благодеяние, как бы незначительно и обычно ни было, но если оно сделано с готовностью, если не пропущено ни одного ближайшего часа, много выигрывает в достоинстве и превосходит заслугу благодеяния ценного, но неспешно оказанного и долгое время подвергавшегося обсуждению. Кто оказал благодеяние с такой готовностью, тот, без сомнения, оказал его по охоте, <…> с радостью… — II

(2) Благодеяния следует оказывать немедленно: от иных же труднее бывает их получить, чем выпросить. Одного надобно бывает упрашивать, чтобы он (им) напоминал, другого, чтобы довершил. Таким образом, один и тот же дар проходит чрез руки многих; благодаря чему — всего менее благодарности остаётся на долю того, кто обещал; потому что у виновника благодеяния, к которому всецело должна бы относиться благодарность, её похищает всякий, кого надобно бывает просить после него. — IV

(1) Некоторые с бо́льшим равнодушием переносят окончательное пресечение надежды, чем отсрочку её исполнения. Многим также свойствен порок раздавать обещания, руководясь низким честолюбием, дабы не убавлялась толпа просителей. Такого рода людьми бывают могущественные царедворцы, которые находят удовольствие в продолжительном созерцании собственного величия; они полагают, что будут обладать меньшим могуществом, если не станут пред каждым в отдельности долго и много показывать того, что они в состоянии сделать. Они ничего не делают немедленно и зараз. Их гнев стремителен, благодеяние же вяло. <…> (3) Подобно тому как самая свирепая жестокость — та, которая длит мучение, и скорое умерщвление есть некоторого рода милосердие, ибо высшая степень мучения приносит и конец его, а предшествовавшее время является важнейшей частью грядущего наказания, так и благодарность за благодеяние бывает тем больше, чем менее оно задерживалось. — V

	(1) Фабий Веррукоз благодеяние, с грубостью оказанное суровым человеком, сравнивал с чёрствым, как камень, хлебом, который принять человеку голодающему бывает необходимо, но есть тяжело! — VII
	Fabius Verrucosus beneficium ab homine duro aspere datum, panem lapidosum uocabat, quem esurienti accipere necessarium sit, esse acerbum.

(1) Частое напоминание об услугах терзает и угнетает душу. <…> (2) кто напоминает, тот требует назад. <…> не следует вызывать воспоминания, разве только в том случае, когда, давая новый дар, ты этим самым напомнишь о прежнем. <…> Кто оказал благодеяние, пусть молчит, а кто получил, тот пусть говорит (о нём). — XI

(1) Некоторые предметы могут принести вред тем, которые их выпрашивают. Не дать, но отказать в них — вот что будет благодеянием в таких случаях. Поэтому будем обращать внимание скорее на пользу, которую подарок может принести просителю, чем на желание этого последнего. Ибо часто мы желаем вредного и при этом даже не можем понять, насколько вредного, так как возбуждение препятствует здравому суждению. (2) <…> Надобно обращать внимание не только на начало, но и на исход своих благодеяний и давать то, что доставляет удовольствие не только в самый момент получения, но и после него. (4) Уступать мольбам тех, кто просит себе на погибель, — пагубная доброта. <…> (5) не допущу, чтобы когда-нибудь он сказал про меня: «Своей любовью он погубил меня». Часто не бывает никакого различия между дарами друзей и кознями врагов. — XIV

(1) Один киник попросил у Антигона талант, Антигон отвечал, что талант больше того, сколько следует просить кинику. Получив отказ, последний попросил денарий. Антигон ответил, что это меньше того, сколько прилично дать царю. Подобная уловка в высшей степени неблагородна. — XVII

(3) Не следует принимать благодеяний ото всех. От кого же принимать? <…> от тех, кому мы сами желали бы их оказать. <…> (5) в благодеяниях кредитора следует выбирать с большей тщательностью, чем в деньгах. <…> Даже воздав благодарность, мы тем не менее остаёмся обязаны своему благодетелю, потому что, по возвращении долга, нам следует начинать (уплату) снова. <…> В том именно и заключается священнейшее право благодеяний, из которого проистекает дружба. — XVIII

(2) … Брут <…> убил <…>. Мне представляется, что этот муж, великий во (всех) других отношениях, в данном случае впал в сильнейшее заблуждение и поступил несогласно с учением стоиков или вследствие того, что испугался имени царя, — тогда как под управлением справедливого царя государство пользуется наилучшим состоянием; или вследствие того, что надеялся на возможность существования свободы при таком положении вещей, когда столь дорогой ценой вознаграждалось как управление, так и прислуживание; или вследствие того, что считал возможным возвращение государства к прежнему состоянию, после того как уже были утрачены древние нравы, (считал возможным) сохранение равенства гражданских прав и устойчивости законов, после того как уже видел столько тысяч людей, сражавшихся не из-за вопроса о том, быть ли рабами или нет, а из-за вопроса лишь о том, кому быть рабами? Какое же забвение природы вещей и своего государства овладело им, если он поверил, что после погибели одного не найдётся другого, который пожелал бы того же самого… — XX

	Кто принял благодеяние с благодарностью, тот этим уплатил уже первое вознаграждение за него. — XXII
	Qui grate beneficium accepit, primam eius pensionem soluit.

	(1) Не принимай того, в чём стыдно сознать себя должником. <…> (2) Кто приносит благодарность, удаляя свидетелей, тот человек неблагодарный. — XXIII
	[1] Quod pudet debere, ne acceperis. [2] Ingratus est, qui, remotis arbitris, agit gratias.

(3) Кто желает отблагодарить, тот помышляет о возвращении (благодеяния) уже в то самое время, когда (его) принимает. «Он, — говорит Хрисипп, — подобно предназначенному для состязания в беге и заключённому в особое помещение, должен выжидать своего времени, чтобы, по данному сигналу, устремиться вперёд. И для него необходима большая поспешность, сильное напряжение, чтобы догнать человека, который его опередил». — XXV

(3) Алчность никому не позволяет быть благодарным, так как для нескромных надежд никогда не бывает достаточно того, что предлагается. Мы тем большего желаем, чем более нам досталось, и алчность человека, находящегося среди огромной массы богатств, становится ещё более ненасытной, подобно тому как сила пламени бесконечно увеличивается, когда сильнее бывает пожар, от которого оно поднимается. (4) Равным образом и честолюбие никому не позволяет успокоиться на той степени почестей, которая некогда была дерзкой мечтой. — XXVII

Книга III

(1) … Эпикур постоянно жалуется на то, что мы неблагодарны в отношении к прошедшему, что мы блага, какие бы ни получили, не приводим (себе на память) и не поставляем в числе удовольствий, между тем как нет более прочного удовольствия, как то, которое уже не может быть отнято. (2) Настоящие блага ещё не все в безопасности: их может уничтожить какой-нибудь случай, — будущее же сомнительно и неизвестно, а что прошло, то отложено в безопасное место. — IV

[1]… Epicuro adsidue queritur, quod aduersus praeterita simus ingrati, quod, quaecumque percipimus bona, non reducamus nec inter uoluptates numeremus, cum certior nulla sit uoluptas, quam quae iam eripi non potest. [2] Praesentia bona nondum tota in solido sunt, potest illa casus aliquis incidere; futura pendent et incerta sunt; quod praeteriit, inter tuta sepositum est.

(1) … многочисленность виновных в каком-либо пороке будет снимать позор с этого порока и порок перестаёт быть позором, как скоро является всеобщим. (2) Разве какая-нибудь женщина станет краснеть от развода, после того как некоторые знатные и благородные женщины считают свои годы не по числу консулов, а по числу мужей и разводятся, чтобы выйти замуж, а выходят замуж, чтобы развестись? Этого порока боялись, пока он редко встречался. А так как теперь не бывает ни одного судебного заседания без того, чтобы на нём не разбиралось дело о разводе, то и научились делать то самое, о чём часто слышали. (3) Разве теперь ещё сколько-нибудь стыдятся прелюбодеяния, когда дело дошло уже до того, что ни одна женщина не имеет мужа для чего-либо иного, как только для возбуждения любовника? Целомудрие теперь служит доказательством безобразия. Найдёшь ли ты до такой степени жалкую и худородную женщину, что довольствовалась бы одной парой любовников; такую, что не разделила бы часы каждому (из них) поодиночке? <…> Глупа и наивна та, которая не знает, что одно прелюбодеяние называется браком. — XVI

(1) Заблуждается, кто полагает, что порабощение простирается на всего человека: лучшая часть его изъята. Тела принадлежат господам и присуждены им по закону, дух же независим. <…> (2) внутренняя часть (человеческого существа) не может быть предметом обладания. Всё, что исходит от неё, свободно: ведь и мы не всё можем приказывать рабам и эти последние не во всём обязаны нам повиноваться. Так, они не станут исполнять приказаний, направленных против государства, не станут принимать участия ни в каком преступлении. — XX

	В царствование Тиберия была распространённой и почти всеобщей неистовая страсть к доносам, опустошавшая Римское государство хуже всякой междоусобной войны. Подхватывались речи пьяных и откровенность шутников. Ничего не было безопасного: доставлял удовольствие всякий случай проявить жестокость и не ждали результата обвинения подсудимых, так как он всегда бывал один. — XXVI
	Sub Tiberio Caesare fuit accusandi frequens et paene publica rabies, quae omni ciuili bello grauius togatam ciuitatem confecit. Excipiebatur ebriorum sermo, simplicitas iocantium; nihil erat tutum: omnis saeuiendi placebat occasio. Nec iam reorum exspectabatur euentus, quum esset unus.

	(3) Антигон, который, победив неприятеля в большом сражении, принёс отцу военную награду и передал ему власть над Кипром: вот это царская власть — не желать царствовать, хотя и можешь! — XXXVII
	Antigonus, qui quum ingenti proelio superasset hostem, praemium belli ad patrem transtulit, et imperium illi Cypri tradidit. Hoc est regnum, nolle regnare, quum possis!

Книга IV

	(3) Награда за высокие подвиги заключается в них самих. — I
	Rerum honestarum pretium in ipsis est.

	(3) …если бы единственным поводом к благотворительности была польза дающего, а для Бога не должно быть никакой надежды на получение от нас выгоды, то Он и не имел бы никакого повода благотворить нам. — III
	… nam si una beneficii dandi causa sit dantis utilitas, nulla autem ex nobis utilitas deo speranda est, nulla deo dandi beneficii causa est.

	(1) Я знаю, что на это отвечают: «Бог, по этой причине, и не делает благодеяний, но, беспечный и равнодушный к нашей участи, Он, отвратившись от мира, занят другим делом или, — что Эпикуру представляется величайшим счастьем, — ничем не занят и благотворения не более касаются Его, чем обиды». — IV
	Scio, quid hoc loco respondeatur: "Itaque non dat deus beneficia, sed securus et neclegens nostri, aversus a mundo aliud agit aut, quae maxima Epicuro felicitas videtur, nihil agit, nec magis illum beneficia quam iniuriae tangunt."

	(6) В нас вложены семена всякого возраста и всякого знания, а Бог есть тот наставник, который выводит таланты из неизвестности. — VI
	Insita sunt nobis omnium aetatium, omnium artium semina, magisterque ex occulto deus producit ingenia.

(1) «Всё, — говорит (эпикуреец), — даёт мне природа». Но разве не понимаешь, что, говоря так, ты изменяешь только название божества; ибо что такое природа, как не Бог и не божественный разум, присущий миру в его целом и частях. Ты можешь, сколько тебе угодно, давать иные имена этому виновнику существующих ради нас вещей. <…> не ошибёшься, если назовешь Его и Судьбой, (2) потому что судьба есть не что иное, как ряд связанных между собой причин, а Он — первопричина всего, от которой зависят все остальные (причины). Можешь удобно прилагать к Нему какие угодно имена, лишь бы они выражали некоторую силу и действие небесной природы. У Него может быть столько же названий, сколько проявлений Его благости. — VII (типично для стоиков)

[1] Natura, inquis, haec mihi praestat. Non intelligis te, quum hoc dicis, mutare nomen Deo? Quid enim aliud est natura, quam Deus, et diuina ratio, toti mundo et partibus eius inserta? Quoties uoles, tibi licet aliter hunc auctorem rerum nostrarum compellare; <…> hunc eumdem et fatum si dixeris, non mentieris; [2] nam quum fatum nihil aliud sit, quam series implexa causarum, ille est prima omnium causa, ex qua ceterae pendent. Quaecumque uoles illi nomina proprie aptabis, uim aliquam effectumque caelestium rerum continentia. Tot appellationes eius possunt esse, quel munera.

	(1) … все многочисленные и великие благодеяния дарованы нам Богом без надежды на обратное получение, потому что Он не имеет нужды в том, что́ даёт, а мы не в состоянии ничего Ему дать. Таким образом, благотворительность желательна сама по себе: при ней наблюдается только польза лица, принимающего (благотворение). — IX
	… plurima beneficia ac maxima in nos Deus confort sine spe recipiendi: quoniam nec ille collato eget, nec nos ei quidquam conferre possumus. Ergo beneficium per se expetenda res est; una spectator in eo accipientis utilitas…

(1) Для вас, эпикурейцев, составляет удовольствие приучать своё изнеженное тело к ленивому бездействию и стремиться к беспечности, весьма похожей на усыпление, укрываться под густой тенью и утончёнными рассуждениями, которые вы называете отдыхом, услаждать бесчувственную от дряхлости душу и пресыщать яствами и питиями бледные от неподвижности тела. (2) Для нас же, стоиков, составляет удовольствие делать благодеяния, исполненные трудов, когда они облегчают труды других, — или опасностей, когда других избавляют от опасностей, — или тягостные для наших средств, когда они облегчают затруднительное и стеснённое положение других. — XIII

[1] Vobis uoluptas est, inertis otii facere corpusculum, et securitatem sopitis simillimam appetere, et sub densa umbra latitare, tenerrimisque cogitationibus, quas tranquillitatem uocatis, animi marcentis oblectare torporem, et cibis potionibusque intra hortorum latebram corpora, ignauia pallentia saginare: nobis uoluptas est, dare beneficia uel laboriosa, dum aliorum labores leuent; uel periculosa, dum alios a periculis extrahant; uel rationes nostras aggrauatura, dum aliorum necessitates et angustias laxent.

	(2) Кто осмелится заводить спор о том, благородно ли быть благодарным? кто не станет проклинать человека неблагодарного, бесполезного для самого себя? — XVI
	Quis ergo controuersiam facere audebit, an gratum esse honestum sit? Quis non ingratum detestetur hominem, sibi ipsi inutilem?

	(1) Никто, обладая здравым умом, не боится богов, так как неразумно страшиться спасительного, и никто не любит тех, кого боится. — XIX
	Deos nemo sanus timet. Furor est enim metuere salutaria: nec quisquam amat quos timet.

	(4) … бывает красноречивым даже тот, кто молчит, и храбрым даже тот, кто сидит сложа руки, или даже — у кого руки связаны… — XXI
	… est disertus etiam qui tacet, fortis etiam qui compressis manibus, uel et alligatis…

	(5) … общественное мнение — дурной истолкователь… — XXI
	… mala interpres opinio…

	(1) Лучше помогать и злым ради добрых, чем лишать помощи добрых ради злых. — XXVIII
	Satius est prodesse etiam malis propter bonos, quam bonis deesse propter malos.

Книга V

	(3) Л. Сулла уврачевал отечество средствами более тяжкими, чем были самые опасности… — XVI
	L. Sulla, qui patriam duri oribus remediis, quam pericula erant, sanavit…

	(3) Пусть каждый спросит себя: не жалуются ли все на чью-нибудь неблагодарность? Но не может быть того, чтобы все жаловались, если не надо жаловаться на всех. Следовательно, все неблагодарны. — XVII
	Se quisque interroget: nemo non aliquem queritur ingratum. Atqui non potest fieri, ut omnes querantur, nisi querendum est de omnibus: omnes ergo ingrati sunt.

Книга VI

(1) Покойный Август отправил в ссылку дочь, бесстыдство которой превзошло всякое порицание, и таким образом обнаружил пред всеми позор императорского дома, обнаружил, как целыми толпами допускались любовники, как во время ночных похождений блуждали по всему городу, <…> как она, превратившись из прелюбодейцы в публичную женщину, с неизвестными любовниками нарушала законы всякого приличия, нравилось избирать местом для своих позорных действий тот самый форум и кафедру, с которой отец её объявлял законы о прелюбодеяниях. (2) Плохо владея своим гневом, он обнаружил эти похождения, которые государю столько же надо карать, сколько и умалчивать о них, потому что позор некоторых деяний переходит и на того, кто их карает. После, когда по прошествии некоторого времени стыд заступил место гнева, <…> Август часто восклицал: «Ничего этого не приключилось бы со мною, если бы живы были Агриппа или Меценат!» <…> Что же, мнится ли мне, что не было подобных людей, которых бы императору можно было набрать (снова), или то был недостаток, заключавшийся в нём самом, так как он лучше желал жаловаться, чем снова поискать их? (4) Не надо думать, будто Агриппа и Меценат имели обыкновение говорить ему правду: если бы они были живы, то находились бы в числе льстецов. В характере царей есть привычка — хвалить потерянное в обиду присутствующих и приписывать добродетель правдивости тем, от кого уже нет опасности слышать правду. — XXXII

(1) Набирать толпу друзей — древний обычай, бывший в употреблении у царей и подражателей царям. Гордости свойственно высоко ценить доступ и прикосновение к своему порогу и дарить в виде почести (дозволение) садиться ближе к своей двери и прежде других вступать в дом, где, в свою очередь, есть много и таких дверей, которые гостей, принятых внутрь, выпускают и наружу. — XXXIV

(1) Кто бы стал называть добродетельным Энея, если бы он желал своему отечеству пленения, дабы изъять его из этого плена? <…> Самое тяжёлое бесславие для врача — искусственно подготовлять себе работу. Многие не смогли прогнать тех болезней, которые сами предварительно усилили и возбудили, чтобы тем с большею славою их излечить; а если и одолели их, то с великим мучением для несчастных пациентов. — XXXVI

Перевод и примечания

П. Н. Краснов (вероятно), 1889—1897 (с незначительными уточнениями)