А как ты думаешь, братец, в чем главное отличие таланта от чутья?
— Даже не знаю.
— Сколько бы в тебя ни заложил Бог таланта, это вовсе не гарантирует, что ты не помрешь с голодухи. А вот если он заложил чутье, голодным ты уже не останешься.
Мы далеки от поклонения Саре Бернар как таланту. В ней нет <...> огонька, который один в состоянии трогать нас до горючих слёз, до обморока. Каждый вздох Сары Бернар, её слезы, её предсмертные конвульсии, вся её игра — есть не что иное, как безукоризненно и умно заученный урок. <...> Во всей игре её просвечивает не талант, а гигантский, могучий труд… В этом-то труде и вся разгадка загадочной артистки.[1]
И если я сопоставлю Достоевского с его же созданием, Фомой Опискиным, то, конечно, очень хорошо понимаю, что первый умён и талантлив, а второй глуп и бездарен.
При Козимо у художника, поэта, мыслителя, ученого не было, как при первых Медичи, ценителя-друга, понимающего и чуткого. При Козимо был государь-заказчик и слуга ― исполнитель заказа. От других слуг он отличался только тем, что обладал талантом. Если слуга умел угождать, его одаривали как художника, и далеко не очень щедро. И, одаривая, его ассимилировали, превращали в человека, душевно не отличающегося от толпы испанской и испанизированной придворной челяди. Вазари испытал это на себе в полной мере.[2]
...Разве можно быть в одно и то же время неспособным к вниманию и одарённым большими талантами? Неужели думают, что если бы Локк и Ньютон не были прилежными, то они пришли бы к своим великим открытиям?[3]:54
Я своими глазами видел, как богатство погубило талант не одного музыканта и художника. Участи этой удаётся избегнуть лишь тем, кто, разбогатев, продолжает трудиться так же, как во времена бедности.
Орёл пожаловал Кукушку в Соловьи. Кукушка, в новом чине, Усевшись важно на осине, Таланты в музыке свои Выказывать пустилась; Глядит — все прочь летят,
Одни смеются ей, а те её бранят.
Когда талант с фортуной в споре, —
Тот скуп, та хочет наградить, —
Одна лишь слава в сём раздоре
Права их может согласить!
Она совсем без вероломства
Вот как решает дело тут:
Доходит имя до потомства,
А сочиненья — не дойдут.