|
1) Разрыв Белинского с Катковым произошёл чрезвычайно быстро. Катков, ожесточённо преследовавший Белинского в Петербурге за его патриотические статьи, превратился в шеллингиниста, как только ступил на почву Берлина, куда прибыл со мной в октябре 1840. При отправлении нашем из Петербурга Белинский отзывался мне ещё очень симпатично о Каткове, поручая, между прочим, употребить все усилия для предотвращения дуэли между ним, Катковым, и Бакуниным, которая, вследствие какой-то московской ссоры или лучше драки, назначена была ими в Берлине и в которой я, кажется, предназначался играть роль секунданта одной стороны (катковской). К счастию, по взаимному предрасположению врагов к сделке, дуэль не состоялась. Переворот в Белинском относительно Каткова произошёл уже без меня, но вот что я слышал впоследствии. Катков, не посылая ничего в редакцию «Отечественных записок», требовал от неё настоятельно новых жертв и постоянного содержания, давая разуметь, что от него зависит сообщить журналу особенный смысл и выражение. При этом, как кажется, подразумевалась всё та же система Шеллинга, но однако ж не старая, знакомая Белинскому, а новая, второго периода, с философией мифологии и с философией откровения. Белинский ещё не знал в чём дело, но почуял опять пророка и вещателя в Каткове — и притом деспотического, с которым надо будет долго разделываться. Краевский, ничего не понимавший в идеях, но очень много понимавший в деньгах, Панаев, тогдашний ревнитель «Отечественных записок», не понимавший ничего ни в том, ни в другом, находились в недоумении, из которого их вывел Белинский, резко выразивший своё негодование на умственные и денежные претензии Каткова. Так и произошёл разрыв, а за ним и для подкрепленья его Белинский посмотрел уже назад, на статьи Каткова, ему предшествовавшие, и убедился, что для новой эстетическо-публицистической дороги, им самим теперь проходимой, потеря Каткова — не потеря. Вот чем объясняется и резкое слово Белинского почти на другой день появления последней статьи Каткова в «Отечественных записках» «Сарра Толстая»[16]. — «Нужно же ему было сперва нагадить в журнале статьёй, а потом уехать заграницу» (от свидетеля, слышавшего отзыв)[К 3].
2) Постараюсь говорить об истории основания «Современника» и о участии в ней Некрасова как можно объективнее. Эта история есть оригинал той копии с неё, которая позднее и очень ещё недавно явилась в форме истории с Антоновичем и Жуковским[К 4]. С коммерческой точки зрения Некрасов непогрешим: он купил у Белинского весь тот литературный материал, который выслали ему московские и другие друзья для альманаха, когда Белинский разорвал, наконец, с «Отечественными записками», не видя никакого исхода из своего положения рабочего при журнале, проедающего всё своё скудное жалованье, — это ещё при умножающемся семействе и оскудевающих силах. Но <…> были ещё и нравственные условия, и тут дело становится уже менее ясным. Положено было именно с помощию приобретённого материала начать издание нового журнала, в котором Белинский был бы главным хозяином и как таковой получал бы, кроме платы за статьи, и известную часть имеющего образоваться дохода. При этом, однако ж, поставлено было непременным условием, чтобы все московские друзья Белинского (Герцен, Грановский, Кавелин, и проч.) покинули редакцию «Отечественных записок» и формально заявили о своём переходе в новый журнал: для этого и нужно было поставить во главе его имя Белинского и подвигнуть последнего на настоятельные требования этой меры от друзей. Однако же московские и петербургские идеалисты показали при сём случае гораздо более практического смысла и проницательности, чем от них ожидали: они не хотели уничтожения одного либерального органа в пользу другого, ещё не определившегося и думали, что они оба могут существовать одновременно, а относительно нравственного вопроса не усматривали большого различия между Краевским и Некрасовым. Так мало желали они погибели «Отечественных записок», что на другой, так сказать, день выхода из редакции Белинского — они уже думали об отыскании журналу, взамен потерянного критика, — нового, способного держать знамя независимого мышления. Человек, введший в редакцию «Отечественных записок» покойного Майкова[17], был не кто другой, как И. С. Тургенев — горячий друг Белинского и самого Некрасова. Когда все переговоры и убеждения первого не достигли у его друзей никаких результатов, то и главенство его в журнале и все прочие условия отошли мало-помалу в область фикций, каковыми они были и спервоначала. Вы слышали большие ругательства на Некрасова в Москве: они объясняются именно этим родом дела. Белинский оказался таким же чернорабочим в новом журнале, каким был и в старом: отсюда и вопли негодования у людей, слышавших заявления и обещания совсем другого рода. Может быть, иначе и нельзя было: Некрасову приходилось платить ренту Плетнёву, журнал на первых порах приносил мало и уже начинал поедать все состояние Панаева (какие жалобы на своё вмешательство в литературу приходилось мне слышать около 1848 от него, когда состояния уже не было), но худшее состояло в том, что Белинский под конец жизни не только не имел своего органа, но и третировался уже свысока теми, которым дал жизнь[К 5]. Новая редакция не хотела и слышать об изменившихся отношениях Белинского к нашему славянофильству, к которому он, как будто, склонялся, начиная думать, что благожелательное изучение народных стремлений и воззрений может быть орудием либерализма не хуже многих других орудий, — ей это казалось отступничеством. Многие из его заметок она вовсе не принимала. В Зальцбрунне Белинский мне жаловался, что она отвергла или поправила (хорошенько не помню) его рецензию на «Воспоминания Булгарина»[К 6]. «Видите, — говорил он, — я уже не вправе в моём журнале сказать, что первая часть Булгарина, где он рассказывает, как капитаны 1-го кадетского корпуса, директора, инспектора и все предержащие власти драли его и других детей просто из потехи, — любопытна и занимательна». <…> Новой редакции эта похвала Булгарину казалась оскорблением ветхозаветного кодекса либерализма. Много согрешил при этом формально-передовом настроении редакции Боткин, утверждавший её в решимости сохранять строго все предания журналистики старого времени, Белинским же и утвержденной. Боткин даже просто советовал не печатать последних «обозрений» Белинского, говоря — «нельзя же из уважения к прошлому принимать все марания окончательно исписавшегося и выдохшегося господина». Таким образом, Белинский и умер пролетарием в двойном смысле — и в материальном и в нравственном, ибо теперь нажил ещё и опекунов — строгих патронов в лице редакции, чего не знал с «Отечественными записками». Не мудрено, что вопли негодования и осуждения, тогда возникшие у друзей Белинского против Некрасова, раздаются ещё и теперь, да они пробьются и в потомство, как мне кажется. —
|
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе
