Советские писатели

Материал из Викицитатника
(перенаправлено с «Писатели СССР»)

Советский писатель — популярное клише для обозначения писателей, литераторов (чаще прозаиков) Восточного блока, преимущественно СССР, писавших советскую литературу (преимущественно на русском языке), для писателей других стран использовали соответствующие уточнения. До середины 1980-х писатели, не состоявшие в государственном союзе писателей или его региональных подразделениях, не считались профессиональными и обязаны были иметь другую работу, испытывали бо́льшие трудности с изданием произведений, получали меньшие гонорары и т.п.

Цитаты[править]

  •  

От бесед с литераторами и чтения журналов определённо веет затхлостью злейшей «кружковщины», вредной замкнутостью в тесных квадратиках групповых интересов, стремлением во что бы то ни стало пробиться в «командующие высоты». <…>
Если А принадлежит к группе Б, то все другие буквы алфавита для него или враждебны, или не существуют. Это бывало и раньше, но не так и не в такой мере.

  Максим Горький, «О пользе грамотности», 1928
  •  

… было мне суждено уцелеть, а другие — может быть с большим даром, сильнее меня — погибли. Из них лишь некоторых встречал я сам на Архипелаге ГУЛАГе, рассыпанном на дробное множество островов, да под жерновом слежки и недоверия не со всяким разговорился, об иных только слышал, о третьих только догадывался. Те, кто канул в ту пропасть уже с литературным именем, хотя бы известны, — но сколько не узнанных, ни разу публично не названных! и почти-почти никому не удалось вернуться. Целая национальная литература осталась там, погребённая не только без гроба, но даже без нижнего белья, голая, с биркой на пальце ноги. Ни на миг не прерывалась русская литература! — а со стороны казалась пустынею. Где мог бы расти дружный лес, осталось после всех лесоповалов два-три случайно обойдённых дерева.

  Александр Солженицын, Нобелевская лекция, 1972
  •  

О берег плещется волна,
И люди от жары раскисли.
Как много плавает говна
В прямом и переносном смысле![1]

  Константин Симонов, «На пляже в Доме творчества писателей»
  •  

Драматургов — целый лес,
Но… в лесу не видно пьес![1]

  Эдуард Хиль

«Нужны советские Гоголи и Щедрины»[править]

  •  

Нам нужны свой «Недоросль», своё «Горе от ума», свой «Ревизор».[2]

  Лев Троцкий, «Литература и революция» (ч. I, гл. 8), 1923
  •  

К сожалению, у нас ещё нет наших советских Гоголей и Салтыковых.[3][4]с конца 1920-х сатирики подвергалась нападкам и репрессиям; 26 февраля 1952 Сталин сказал похоже («Нам Гоголи и Щедрины нужны») при обсуждении кандидатур на Сталинские премии[5][6], а Маленков потом парафразировал[4]

  Сергей Гусев, «Пределы критики»
  •  

Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнём сатиры выжигали бы из жизни всё отрицательное, прогнившее, омертвевшее, всё то, что тормозит движение вперёд.[7]

  Георгий Маленков
  •  

Мы — за смех! Но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.[8][4]чтобы не было впечатления, будто поэт иронизирует над линией партии, редактор «Крокодила» сделал объектом сатиры отдельно взятого бюрократа: эпиграмма озаглавлена «Осторожный критик» и начиналась с «я» вместо «мы»[4]

  Юрий Благов

1930-е[править]

  •  

Мне кажется, что некоторые литераторы кричат по недоразумению, кричат не на людей, а на историю, которая лишила их возможности найти некую «полосу отчуждения» от всемирной битвы. Литератору кажется, что его насилуют критика, политика, тогда как, если кто-нибудь насилует его, так это — история и особенно старая история. Литератор, кажется, протестует против права революции распоряжаться творческой энергией единицы, он протестует в те дни, когда единицы рабочего класса, не щадя себя, воплощают свою энергию в творчестве фактов почти сказочного характера <…>.
Литератор думает, что литература — его частное дело. Изредка ему помогают думать так мудрые недоучки и болваны. <…> Литература никогда не была личным делом, <…> она всегда — дело эпохи, страны, класса.

  Максим Горький, «О литературе и прочем», 1931
  •  

… знамениты у нас некоторые советские писатели, это лишь потому, что мы плохие патриоты (имею в виду патриотизм эмигрантский) и глубокие провинциалы. Советская Россия стала для нас тем, чем некогда была «заграница». Эмигрантский обыватель впадает в благоговейную оторопь перед советской литературой, как раньше впадал в оторопь перед товарами с заграничной пломбой.

  Владислав Ходасевич, рецензия на 50-ю книгу «Современных записок», октябрь 1932
  •  

Большинство наших авторов страдают наклонностью к утомительной для читателя наблюдательности. Кастрюля, на дне которой катались яйца. Ненужно и привлекает внимание к тому, что внимания не должно вызывать. Я уже жду чего-то от этой безвинной кастрюли, но ничего, конечно, не происходит. И это мешает мне читать, отвлекает меня от главного.

  — Илья Ильф, записная книжка, 1936
  •  

Когда я заглянул в этот список, то сразу увидел, что ничего не выйдет. Это был список на раздачу квартир, а нужен был список людей, умеющих работать. Эти два списка писателей никогда не совпадают. Не было такого случая.

  — Илья Ильф, там же

Речи на I съезде советских писателей (август 1934)[править]

  •  

Партия дала писателю все права, кроме права плохо писать.[9][4]

  Леонид Соболев, 22 августа
  •  

… у нас есть <…> люди, которые молчание сделали каким-то прямо-таки золотым ремеслом. Молчат не год и не два, а десяток и более лет. Молчат, один перед другим соревнуются, кто кого перемолчит. Однако партия, <…> не только отнимает у нас право плохо писать, но и право хорошо молчать.
Я думаю, что нашим уважаемым критикам, которые привыкли <…> любоваться молчащими, следует изредка переходить к тому, чтобы их немножко тормошить. Скажут, что нельзя тормошить, они, мол, отдыхают, они лежат, а лежачих не бьют. Я думаю, что в этом случае лежачих надо бить, и бить до тех пор, пока они не встанут.[9][10]

  Александр Жаров
  •  

Я лично плодовит как крольчиха, но я отстаиваю право за слонихами быть беременными дольше, чем крольчихи. Когда я слышу разговоры — почему Бабель пишет так мало, почему Олеша не написал в течение стольких-то лет нового романа, почему нет новой книги Пастернака… я чувствую, что не все у нас понимают существо художественной работы. Есть писатели, которые видят медленно, есть другие, которые пишут медленно. Это не достоинство и не порок…[9]

  Илья Эренбург

1960-е[править]

  •  

В годы культа личности многие литераторы привыкли больше интересоваться тем, что происходит в комнате правления колхоза, чем под всеми остальными крышами деревенских изб.[11]

  Владимир Лакшин, «Иван Денисович, его друзья и недруги», 1964
  •  

… писатель, который всё что-то пишет, всё за кого-то думает, мучается и болеет, — он и недопустим, он враждебен. <…>
Слесарь, создатель гайки, имеет возможность наблюдать реальные плоды своего труда, его гайка применяется на производстве. Писатель, создатель талантливых произведений, всеми силами своими стремящийся помочь всему нашему строительству, работает безрезультатно, работает в стол десятилетиями, он лишён всяческого общения с читателем.[11]

  Виктор Соснора, письмо в Секретариат правления Союза писателей СССР, май 1967
  •  

Известная часть литераторов предпочла бы <…> писать по-старому, — так оно легче и привычнее. Но и эти люди, желающие писать по-прежнему, не могут не видеть, что читать по-прежнему их уже не хотят, — не хотят даже те из читателей, которые в своих высказываниях способны поддержать самую неприязненную критику Солженицына. Словом, очень он осложнил литературную жизнь, этот вдруг появившийся на свет писатель.[11]

  Александр Твардовский, письмо К. А. Федину 7—15 января 1968
  •  

Наши недруги не могут понять, сколь тщетны их усилия вбить клин между партией и советскими писателями. <…>
Западная пропаганда всячески изощряется в том, чтобы извратить высказывания советских писателей на встречах и дискуссиях со своими зарубежными коллегами. Провокационная деятельность врагов получает достойный отпор. Политическую зрелость, высокий гуманизм, коммунистическую убеждённость проявляют наши писатели на международных форумах.

  — «Идейная борьба. Ответственность писателя», 1968
  •  

… когда так же [как сегодня] травили самых лучших, самых честных писателей, так же одни писатели — улюлюкали, другие — молчали. Но то были времена, когда защита писателя писателем называлась круговой порукой, а свидетельством благонадёжности считался донос. Тогда и молчание могло оказаться героизмом. Сейчас оно героизмом не может даже показаться.[11]

  С. Ковалёв, Н. Горбаневская и др., открытое письмо 14-ти членам Союза писателей СССР, 19 декабря (послано 27) 1969

1990-е[править]

  •  

… мастерство советских классиков писать о том, чего не знают.

  Михаил Задорнов, «Возвращение (Путевые заметки якобы об Америке)», 1990
  •  

Все советские писатели делятся на три категории: одни стучат на машинках, другие перестукиваются, а третьи — просто стучат

  Виталий Шенталинский, «Рабы свободы», 1993
  •  

… советские писатели обыкновенных писателей отличались тем, что редко говорили «я». <…> Тень атомной бомбы позволяла им кичиться миролюбием и рассуждать о политике.

  Александр Генис, «Довлатов и окрестности», 1998

Владимир Войнович[править]

  •  

В бытность мою — три срока — членом бюро секции прозы Союза писателей я неоднократно бывал свидетелем таких примерно отзывов при приёме нового члена:
— Книгу, которую представил товарищ такой-то, не назовёшь, конечно, талантливой. Да, она серая книга, но у нас же не союз талантливых писателей, а союз советских писателей.
Вы думаете, это говорилось с юмором? Нет, это утверждал всерьёз обычно такой же советский, но не талантливый. <…>
Я считал, что определение «талантливый писатель» есть тавтология. Неталантливый писатель — это вообще не писатель. <…>
Мистер Гопкинс интересуется, не посоветует ли ему коллега мистер Иванько какие-нибудь последние романы лучших русских писателей, желательно, чтобы это была интеллектуальная проза.
— Гм… гм… есть ряд интеллектуальных романов из колхозной жизни. Не подходит? Про любовь? Есть про любовь. Действуют он и она. Он хороший производственникмногостаночник, но безынициативный. Работает на восьми станках и успокоился на достигнутом. Она, как и все девчата её бригады, работает на десяти станках. Естественно, над ним подтрунивают, а она пишет о нём в стенгазету. С этого начинается любовь. Центральная эротическая сцена — она критикует его на комсомольском собрании. Он, конечно, обижается, но потом понимает, что она права и он её любит. Чтобы доказать ей свою любовь, он выдвигает встречный план — работать на двенадцати станках. Очень оригинальный сюжет, колоритный язык, ярко изображено движение механизмов. И счастливый конец (happy end): после долгой разлуки герои случайно встречаются на сессии Верховного Совета. Только теперь они осознают, что не могут жить друг без друга. Они прогуливаются по Георгиевскому залу, по Грановитой палате и говорят, говорят. О встречных планах, о повышении производительности труда, о неуклонном соблюдении трудовой дисциплины.
Мистер Гопкинс слушает с огромным неподдельным интересом. Колоссальная тема! Неслыханный сюжет! К сожалению, он, мистер Гопкинс, сомневается, что такая книга может иметь успех на Западе. <…>
Мистер Иванько выражает полное сочувствие своему собеседнику. В таком случае, он не может предложить ему ничего подходящего. Разве что мемуары доктора Геббельса.
О, доктор Геббельс! У Гопкинса загораются глаза. Это как раз то, что ему нужно. Он тут же готов отсчитать миллион долларов, на каждом из которых ком грязи. Ну что же, наша страна нуждается, нуждается в этой грязной, но твёрдой валюте.

  — «Иванькиада», 1976
  •  

Есть перегородки сословные. В Советском Союзе <…> отдельно от всех живут и писатели. Время от времени они «для изучения жизни» ездят в так называемые «творческие» командировки, иногда индивидуально, а чаще всего бригадами, посещают «передовые» колхозы или заводы, где им показывают парадную или, точнее сказать, фиктивную сторону жизни и обманывают, как иностранцев. Подавляющее большинство писателей (а их в СССР больше 8000) совершенно не знают жизни собственного народа, а тех редких, которые знают и пытаются правдиво её изобразить, власти преследуют, обвиняют в пособничестве иностранным разведкам и наказывают иногда даже очень жестоко.

  — «Пиво для русских танкистов» (сборник «Антисоветский Советский Союз», 1985)
  •  

В закрытом обществе писатель был гораздо нужнее, чем теперь. Только через литературу можно было узнать сколько-то правды и найти ответы на вопросы. Теперь человек ищет ответы в церкви, у психолога, сексолога, адвоката. Писатель был всем. В открытом обществе это не нужно.[12]

См. также[править]

Примечания[править]

  1. 1 2 Эпиграмма. Антология Сатиры и Юмора России XX века. Т. 41. — М.: Эксмо, 2005. — С. 265, 304. — 8000 экз.
  2. Маленков // Большой словарь цитат и крылатых выражений / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2011.
  3. Известия. — 1927. — 5 мая. — С. 3.
  4. 1 2 3 4 5 Б-107, М-24, С-153 // Словарь современных цитат / составитель К. В. Душенко. — М.: Аграф, 1997.
  5. Редакционная статья // Правда. — 1952. — 7 апреля.
  6. Симонов К. С. Глазами человека моего поколения. — М., 1988. — С. 228
  7. Г. Маленков. Отчётный доклад XIX съезду партии о работе Центрального Комитета ВКП(б). — Госполитиздат, 1952. — С. 73.
  8. Крокодил. — 1953. — №12.
  9. 1 2 3 Первый всесоюзный съезд советский писателей. 1934. Стенографический отчет. — М., 1934. — 718 с.
  10. Б. М. Сарнов. Сталин и писатели. Книга четвертая. — М.: Эксмо, 2011.
  11. 1 2 3 4 Слово пробивает себе дорогу: Сб. статей и документов об А. И. Солженицыне. 1962–1974 / Сост. В. И. Глоцер, Е. Ц. Чуковская. — М.: Русский путь, 1998. — 496 с. — 2000 экз. — (с первого варианта 1969 г. ходило в самиздате)
  12. Один в поле Войнович // Московский комсомолец. — 2007. — 23 августа (№24550).