Юрий Павлович Казаков

Юрий Павлович Казаков

Статья в Википедии

Ю́рий Па́влович Казако́в (1927 — 1982) — русский советский писатель-прозаик.

Цитаты

Думаю, что задача литературы — изображать именно душевные движения человека, причём главные, а не мелочные. Потому до сих пор для нашей литературы главная фигура Лев Толстой.

Мы не великие писатели, но если мы относимся к своему делу серьёзно, то и наше слово, может быть, заставит кого-нибудь задуматься хоть на час, хоть на день о смысле жизни.

Никогда не видел ни в электричке, ни в поездах, ни в читальнях, чтобы кто-нибудь читал мои книги. И вообще что-то странное происходит с моими книгами, их как будто и в помине не было. Я участвовал в нескольких литературных декадах, ну и, как правило, книжные базары, распродажа. К моим коллегам подходят за автографами, даже толпятся вокруг, а я один как перст, будто всё мною изданное проваливается куда-то.

У хорошего писателя всегда ощущается что-то ещё помимо того, о чём он пишет. Это как в звуке: есть основной тон, и есть обертоны, и чем больше обертонов, тем насыщеннее, богаче звук.

Художник всегда пишет о главном в жизни человека. Когда писатель говорит: я пишу о строительстве водонасосной станции, — жалко и его, и читателя.

Я никогда не создаю новых редакций, вариантов уже напечатанного, ибо этому всё равно не будет конца.

Деревня, будто большим пуховым одеялом, была укрыта туманом. Ближние дома были ещё видны, дальние едва проглядывали тёмными пятнами, а ещё дальше, к реке, уже ничего не было видно, и казалось, никогда не было ни ветряка на горке, ни пожарной каланчи, ни школы, ни леса на горизонте... Всё исчезло, притаилось сейчас, и центром маленького замкнутого мира оказалась Яшкина изба. <...> Вышли на бугор, свернули вправо, лощиной спустились вниз, прошли тропкой через льняное поле, и тут совсем неожиданно перед ними открылась река. Она была небольшой, густо поросла ракитником, ветлой по берегам, ясно звенела на перекатах и часто разливалась глубокими мрачными омутами. Солнце наконец взошло; тонко заржала в лугах лошадь, и как-то необыкновенно быстро посветлело, порозовело всё вокруг; ещё отчетливей стала видна седая роса на ёлках и кустах, а туман пришёл в движение, поредел и стал неохотно открывать стога сена, тёмные на дымчатом фоне близкого теперь леса. Рыба гуляла. В омутах раздавались редкие тяжкие всплески, вода волновалась, прибрежная куга тихонько покачивалась.

— из рассказа «Тихое утро», 1954

Никого там нету: ни охотников, ни ягодниц, а только одни медведи по малину ходят. Медведи смирные, из-за кустов поглядывают. А брусника там растет такая, что ежели выйти на гарь да поверху кочек глянуть, то все кочки кажутся красными. Земляника растёт, и землянику ту никто не берёт, и вся она чёрная, переспелая и такая сладкая ― слаще сахара! Войдёшь в смородиновые кусты ― такой в них крепкий дух, что голова кружится. А ежели по кустам идёшь, то тетери и глухари совсем близко подпускают, а потом только ― тых, тых, тых! ― взлетают, и ветер от них аж в лицо дует.

— из рассказа «Ночь», 1955

А запахи пошли теперь другие. Пахло похолодевшей травой, пылью на дороге, томительно благоухали донник и медовый тысячелистник, от ёлок шёл крепкий смолистый дух. Небо было чисто и глубоко, потемнело, будто задумалось, и ясно был виден слева молочно-белый молодой месяц. Дорога стала петлять лесом, оврагами. Странник шёл всё торопливее, шевелил ноздрями, втягивал воздух по-звериному, часто оглядывался. Раза два он попробовал затянуть песню, но скоро смолкал, подавленный сумеречной тишиной. Наконец запахло жильём, попалась поскотина, он пошёл спокойнее, зорко глядя вперёд. Скоро разбежались, остались сзади кусты и деревья, и он увидел большую деревню с речкой внизу и церковью на горке. Весь низ у реки был занят скотными дворами, и там, несмотря на подкравшуюся темноту, чувствовалась ещё жизнь, как чувствуется она вечером в улье с пчёлами.

— «Странник», 1956

	― А и зол же ты! ― равнодушно замечает Тихон. ― Телом ты таракан, а злобы ― на доброго коня. Гнилая у тебя душа...
	— Из рассказа «Старики», 1958

Напившись чаю, Т. содрал с ближних камней сухой белый мох, набросал его на гладкий тёплый камень возле самой воды, вынул из рюкзака спальный мешок, забрался в него, застегнулся и стал смотреть вверх и слушать беспрерывный и разнообразный водяной гул, идущий снизу, оттуда, где был порог. Заснул он нескоро, потому что вдруг почувствовал, что чего-то недостаёт в его жизни, что он живёт, в общем, не так, как мог бы жить, что есть на свете дела поважнее, чем его синоптика, ― но как узнать, какое дело самое важное и как переменить жизнь, чтобы безраздельно отдаться тому самому важному, ― этого он не знал.

— «Арбат был завален обломками...», 1970

Источники

• Бек Т. До свидания, алфавит. — М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2003. — 639 с. — 3000 экз. — ISBN 5-93381-127-0