Кондуит (повесть)
Кондуит (повесть)
|
«Кондуит» — детская автобиографическая повесть Льва Кассиля 1929 года, в 1935 слитая с продолжением «Швамбрания» (1931) в «Кондуит и Швамбранию». В 1955 году сделана окончательная редакция.
Цитаты
[править]Страна вулканического происхождения
[править]Вечером 8 февраля 1914 года мы с братом отбывали наказание в углу. На 12-й минуте братишку, как младшего, помиловали, но он отказался покинуть меня, пока мой срок не истечёт, и остался в углу. Несколько минут затем мы вдумчиво и осязательно исследовали недра своих носов. На 4-й минуте, когда носы были исчерпаны, мы открыли Швамбранию. — Открытие |
Нам строго запрещалось трогать шахматы, но удержаться было чрезвычайно трудно. |
Из своего позорного угла мы обозревали несправедливый мир. Мир был очень велик, как учила география, но места для детей в нём не было уделено. Всеми пятью частями света владели взрослые. Они распоряжались историей, скакали верхом, охотились, командовали кораблями, курили, мастерили настоящие вещи, воевали, любили, спасали, похищали, играли в шахматы… А дети стояли в углах. — там же |
— Оська, земля! — воскликнул я задыхаясь. — Земля! Новая игра на всю жизнь! |
Первую карту Швамбрании начертил Оська. Он срисовал с какой-то зубоврачебной рекламы большой зуб с тремя корнями. Зуб был похож на тюльпан, на корону Нибелунгов и на букву «Ш» — заглавную букву Швамбрании. Было заманчиво усмотреть в этом особый смысл, и мы усмотрели: то был зуб швамбранской мудрости. Швамбрании были приданы очертания зуба. По океану были разбросаны острова и кляксы. Около клякс имелась честная надпись: «Островъ ни считается, это клякьса ничаянно». — География |
Около амбаров еле заметно возвышались над площадью остатки какой-то круглой насыпи — не то земляного постамента для часовни, не то клумбы. Время почти сровняло эту жалкую горбушку. Оська, сияя, подвел меня к ней и величественно указал пальцем. |
В отличие от книг, где добро торжествовало, а зло попиралось лишь в последних главах, в Швамбрании герои были вознаграждены, а негодяи уничтожены с самого начала. Швамбрания была страной сладчайшего благополучия и пышного совершенства. Её география знала лишь плавные линии. |
Как сообщали книги и учебники, история всех порядочных государств была полна всякими войнами. И Швамбрания спешно принялась воевать. Но воевать, собственно, было не с кем. Тогда пришлось низ Большого Зуба отсечь двумя полукругами. Около написали: «Забор». А в отсеках появились два вражеских государства: «Кальдония» — от слов «колдун» и «Каледония» — и «Бальвония», сложившаяся из понятий «болван» и «Боливия». Между Бальвонией и Кальдонией находилось гладкое место. Оно было специально отведено под сражения. На карте так и значилось: «Война». |
«Дорогой господин царь Швамбрании! |
Разумеется, из всех войн Швамбрания выходила победительницей. Бальвония была завоевана и присоединена к Швамбрании. Не успели подмести «плац-войну» и проветрить «плен», как на Швамбранию полезла Кальдония. Она была тоже покорена. В заборе крепости проделали калитку, и швамбраны могли ходить в Кальдонию без билета во все дни, кроме воскресенья. |
Кинематограф «Эльдорадо» всегда окружали козы. У афиш, расклеенных на мучном клейстере, паслись целые стада. |
Нас доставали гудки волжских пароходов. Они тянулись из далекой глубины ночи, будто нити: одни тонюсенькие и дрожащие, как волосок в электролампочке, другие толстые и тугие, словно басовая струна в рояле. И на конце каждой нити висел где-то в сыром надволжье пароход. — там же |
Она несёт самовар на вытянутых руках, немного на отлёте. Так несут младенцев, когда они собираются неприлично вести себя. — У тихой пристани |
Оська однажды спросил даже нищего золотаря, помойных дел мастера Левонтия Абрамкина: |
Рыбы жили в аквариуме. Однажды заметили, что маленькие золотые рыбки стали исчезать одна за другой. Оказалось, что Оська выуживал их, клал в спичечные коробки и зарывал в песок. Ему очень нравился похоронный церемониал. Во дворе обнаружили целое кладбище рыб. — Мир животных |
Когда в нашей квартире засорялась уборная, замок буфета ущемлял ключ или надо было передвинуть пианино, Аннушку посылали вниз, в полуподвал, где жил рабочий железнодорожного депо, просить, чтоб «кто-нибудь» пришёл. «Кто-нибудь» приходил, и вещи смирялись перед ним: пианино отступало в нужном направлении, канализация прокашливалась и замок отпускал ключ на волю. Мама говорила: «Золотые руки» — и пересчитывала в буфете серебряные ложки. — Умственность и рукомесло |
— Бог — это на кухне у Аннушки висит… в углу. Христос Воскрес его фамилия… — Бог и Оська |
Она венчалась в Троицкой церкви. Аннушка взяла нас с собой. <…> |
… приказчик из аптекарского магазина <…> дразнит Марфушу Метламорфозой… |
— Я <…> мщу, начальству во всех его видах: в жидком, твёрдом и газообразном. |
Мите пришла в голову блестящая идея — насолить земскому [начальнику] на маскараде. <…> |
Голубиная книга
[править]Покровская мужская гимназия была похожа на все другие мужские гимназии. <…> |
Трудно, почти невозможно описать всё, что творилось в Покровской гимназии. Дрались постоянно. Дрались парами и поклассно. Отрывали совершенно на нет полы шинелей. Ломали пальцы о чужие скулы. Дрались коньками, ранцами, свинчатками, проламывали черепа. Старшеклассники (о, эти господствующие классы!) дрались с нами, первоклассниками. Возьмут, бывало, маленьких за ноги и лупят друг друга нашими головами. Впрочем были такие первоклассники, что от них бегали самые здоровые восьмиклассники. <…> |
В кондуите по милости директора были такие записи: |
… надзирателя Цезаря Карпыча мы звали Цап-Царапычем и изводили всячески. <…> |
Лет восемнадцать назад в городе не было электрических звонков. Висели на крылечках проволочные ручки, ну вроде тех, какие в уборной бывают. За ручки дёргали. Но вот приехал в слободу <…> новый доктор, про которого говорили, что он очень уважает науку и технику. Действительно, доктор выписал «Ниву» и провёл у себя в квартире звонки с электрическими батареями. На двери рядом с карточкой выпятился беленький кукиш кнопочки звонка. Пациенты нажимали кнопочку, и тогда в передней оживал голосистый звонок. Это страшно всем нравилось. Доктор приобрёл громадную практику, а в слободе завелась повальная мода иметь электрический звонок на парадном крыльце. Через пять лет не осталось почти ни одного домика с крылечком, на котором не было бы кнопочки. Звонки звенели на разные голоса. Одни трещали, другие переливались, третьи шипели, четвёртые просто звонили. Около некоторых кнопок висели вразумляющие объявления: «Прозба не дербанить в парадное, а сувать пальцем в пупку для звонка». — Первый звонок |
Дрались молча, потому что на соседней аллее сидели преподаватели. Парни тоже понимали это и считали нечестным кричать и тем подводить противников. |
Он лежал, свесившись, и сосредоточенно плевал, стараясь попасть в кольцо из сведённых пальцев. — «Идём на Вы!» |
Гимназистам запрещалось шуметь и быть товарищами, пока им не разрешал этого звонок, отмеривающий порции свободы. — Восемь |
— От вас, пардон, несёт. |
С кафедры низвергалась и запорашивала наши головы наука, сухая и непереваримая, как опилки. — «Наука умеет много гитик» |
— Большие новости! Джек поехал на Курагу охотиться на шоколадов… а сто диких балканов как накинутся на него и ну убивать! <…> |
Мы росли. В моём почерке буквы уже взялись за руки. Строчки, как солдаты, равнялись направо. А повзрослев, мы убедились, что в мире мало симметрии и нет абсолютно прямых линий, совсем круглых кругов, совершенно плоских плоскостей. Природе, оказалось, свойственны противоречия, шероховатость, извилистость. Эта корявость мира произошла от вечной борьбы, царящей в природе. Сложные очертания материков также являли след этой борьбы. Море вгрызалось в землю. Суша запускала пальцы в голубую шевелюру моря. — Происхождение негодяев |
Самым главным негодяем Швамбрании был кровожадный граф Уродонал Шателена. |
Деревья взбили лиловую пену сирени и маялись её изобилием. — Лапта в сирени |
У девочки были чёрные прыгающие меткие глаза, похожие на литые мячи, которыми мы играли в лапту. — там же |
Большой змей с мочальным хвостом замотался над крышей. Он козырнул, выправился и солидно задрынчал. — там же |
Дух времени
[править]На парадных картинках в «Ниве» франтоватые войска церемонно отбывают живописную войну. На крутых генеральских плечах разметались позолоченные папильотки эполет, и на мундирах дышат созвездия наград. На календарях, папиросных коробках, открытках, на бонбоньерках храбрый казак Кузьма Крючков бесконечно варьирует свой подвиг. Выпустив чуб из-под сбитой набекрень фуражки, он расправляется с разъездом, с эскадроном, с целой армией немцев… — Театр военных действий |
— Время пахнет порохом! — говорят взрослые и сокрушённо качают головами. |
— Время пахнет порохом! — говорят взрослые и сокрушённо качают головами. |
— … командир, съешь его раки! <…> его благородие, сатана треклятая… — там же |
— В город прибыли первые раненые из действующей армии, — сказал инспектор. — Мы пойдём встречать их… <…> |
Раненых везли с фронта как попало и клали уже куда попало… |
Оська <…> видел вторую душу вещей. В те дни он, как теперь говорят, обыгрывал… отломанное сиденье с унитаза. Сначала он сунул в отверстие сиденья самоварную трубу, и получился пулемёт «максим» со щитком. Потом сиденье, как хомут» было надето через голову деревянной лошади. Всё это ещё было допустимо, хотя и не совсем благопристойно. Но на другой день после манифестации Оська организовал на дворе швамбранское и совершенно кощунственное шествие. Клавдюшка несла на половой щётке чьи-то штаны со штрипками. Они изображали хоругвь. А Оська нёс пресловутое сиденье. В дыре, как в раме, красовался вырезанный из «Нивы» портрет императора Николая Второго, самодержца всероссийского. |
Февральский кондуит
[править]Я мчусь по пустой улице, а сбоку бежит луна и, как собака, останавливается поочередно за каждым телеграфным столбом. Домики стоят, зажмурив ставни. Как можно сейчас дрыхнуть? Ведь революция же! Мне хочется орать… — Цап-Царапыч гонится за луной, или что сказал об этом кондуит |
— Честное слово, что мы — евреи. |
Батюшка, чёрный, как клякса в чистописании… — «Боже, царя…» передай дальше» |
— Тихо! — говорит директор и топает ногой. Под его начищенными штиблетами всё будто расплющилось в тишину. — там же |
… лабазник Балдин и сын пристава Лизарский <…> всегда держались парой и напоминали пароход с баржей. Впереди широкий, загребающий на ходу руками, низенький Лизарский, за ним, как на буксире, длинный чёрный Балдин. — «На баррикадах» |
Никита Павлович бодро вошёл в класс, махнул нам рукой, чтобы мы сели, и, улыбнувшись, сказал: |
На демонстрации <…> в руках у всех были появившиеся откуда-то печатные листочки с «Марсельезой». Чиновники, надев очки, деловито, словно в циркуляр, вглядывались в бумажки и сосредоточенно выводили безрадостными голосами: |
Уставшее за день от крутого подъёма на небо солнце присело отдохнуть на крышу гимназии. Крыша была мокрая от стаявшего снега, блестящая и скользкая. |
Родителей [директор] считал государственными врагами и запрещал учителям заводить близкое знакомство с ними. Для него родители учеников существовали лишь как адресаты записок с напоминанием о взносе платы за ученье или с извещением о дурном поступке сына. Всякое их вмешательство в дела гимназии казалось директору поруганием гимназической святыни. Наверно, если бы это было в его власти, он выкинул бы из ежедневной гимназической молитвы строчку: «Родителям на утешение». — «Родителям на утешение» |
Директор <…> распилил тишину своим плоским голосом. — Кондуит директора |
Шурка встал. Он уже совсем открыл рот, чтобы сказать приготовленное, как вдруг потерял самое первое слово. Начал его искать и упустил все другие. Слова, словно обрадовавшись, вылетели из сонной Шуркиной головы и заскакали перед слипающимися глазами. А самое трудное и длинное слово «присутствие» надело мундир с золотыми пуговицами и нахально влезло в стекло лампы. Пламя показало Шурке язык, а «присутствие» стало бросаться в Шурку точкой над i. Точка была на длинной резинке. Она отскакивала от Шуркиной головы, как бумажные шарики, которые продавал на базаре китаец Чи Сун-ча. — Присутствие духа |
… волосы ёршиком, отвороченные уголки стоячего воротничка, как крылышки херувима… Александр Фёдорович Керенский. — Реформа единицы |
Отныне учителя не ставили в наши дневники и тетради единиц и пятерок. Вместо единицы писалось «плохо», вместо двойки — «неудовлетворительно». <…> Потом, чтобы не утратить прежних «плюсов» и «минусов», стали писать «очень хорошо» <…> и так далее. А латинист Тараканиус, очень недовольный реформой, поставил однажды Биндюгу за письменную уже нечто необъяснимое: «совсем плохо с двумя минусами». Так и за четверть вывел. |
Солнце, просочившись сквозь листву, осыпало их кружочками своего тёплого конфетти. — Плюс минус Люся |
О повести
[править]Эти книжки нельзя было просто читать, их надо было разгадывать, как ребусы, охотно возвращаться к прочитанному. <…> | |
— Николай Богданов, «Слово добра, правды и мужества» |
Примечания
[править]- ↑ Библиотека мировой литературы для детей (том 23). Аркадий Гайдар. Лев Кассиль. — М.: Детская литература, 1977. — С. 10. — 404000 экз.