Футурология

Футуроло́гия (от лат. futurum — будущее и греч. λόγος — учение) — прогнозирование будущего, в том числе путём экстраполяции существующих технологических, экономических или социальных тенденций или предсказания будущих тенденций. Методология роднит футурологию с историей и прогностикой, а интерес к будущему — с научной фантастикой. Термин предложил социолог Осип Флехтхайм в 1943 году в письме Олдосу Хаксли, который с энтузиазмом его принял и ввёл в оборот.

Цитаты о футурологии и футурологах

	Самые лживые люди — футурологи. Они надувают свои умные щёки, морщат свои крутые лбы и сообщают нам, что человечеству грозит гибель от перенаселения.
	— Кир Булычёв, «Девочка с лейкой», 1999

	Футурология — весьма ненадёжная профессия: ею можно заниматься только до конца света.
	— Лешек Кумор

Станислав Лем

Из бессчётного ряда причин, делающих пророчества занятием неблагодарным вообще, я перечислю некоторые, особенно неприятные для писателя. Во-первых, порой, на удивление всем, и в первую очередь специалистам, вдруг, как Афина из головы Зевса, появляются такие технологические новшества, которые вызывают радикальный переворот в существующих технологиях. Двадцатый век уж несколько раз ошеломляли внезапно появлявшиеся исполины, вроде кибернетики. Подобное явление deus ex machina неприемлемо для художника, который очарован скупостью доступных художественных возможностей и не без оснований считает, что такие приёмы — один из смертных грехов в композиционном искусстве. Но что поделать, если у Истории такая склонность к безвкусице? Далее, мы всегда склонны продлевать перспективы новых технологий в будущее по прямой линии. Так появились презабавные на сегодняшний взгляд «универсально-аэростатный» или «всесторонне-паровой» миры, изображённые фантастами и иллюстраторами XIX века; так возникает и теперешнее заселение звёздных просторов космическими «кораблями» с их мужественными экипажами на борту, с вахтёнными, рулевыми и так далее. Дело не в том, что так вообще не следует писать, а в том, что такие писания — это как раз и есть фантастическая литература, вроде исторического романа «навыворот», распространённого в прошлом веке: когда фараонам приписывали мотивы и психику современных монархов, а сейчас нас знакомят с «корсарами» и «пиратами» XXX века. Забавляться можно и таким способом, нужно лишь помнить, что всё это лишь развлечение. Что же касается Истории, то она не имеет ничего общего с подобными упрощениями. Она демонстрирует нам не прямые пути развития, а скорее уж закрученные спирали «нелинейной» эволюции, и поэтому с канонами «изысканной архитектуры» нам придётся, к сожалению, распроститься. В-третьих, наконец, литературное произведение всегда имеет начало, середину и конец. Это фундаментальное членение пока что ещё не удалось ликвидировать с помощью путаницы сюжетных линий, выворачивания времён и прочих приёмов, которые призваны модернизировать прозу. Человек вообще склонен располагать любое явление в рамках замкнутой схемы.

— «Сумма технологии» (гл. I), 1963

	Хотя футурологи и размножились, словно грибы, с той поры как Герман Кан онаучил профессию Кассандры, никто из них не сказал нам ясно, что мы отдали себя — со всеми потрохами — на милость и немилость технологической эволюции.
	Ależ tak, futurologowie rozmnożyli się jak grzyby, od czasu, kiedy Hermann Kahn unaukowił profesję Kasandry, lecz nikt jakoś z nich nie powiedział wyraźnie tego, że zdaliśmy się w całości na łaskę i niełaskę technologicznego rozwoju.
	— «Глас Господа», 1968

	8.IХ.2039. Историю теперь мало кто изучает: в школе её заменил новый предмет, бустория, то есть наука о будущем.
	Historii uczy się teraz mało kto — zastąpił ją w szkołach nowy przedmiot, znany jako będzieje, czyli nauka o tym, co dopiero będzie.
	— «Футурологический конгресс», 1970

Любая достаточно новая информация, которая приводит к системным переструктуризациям, может нарушить существовавшее до того равновесие, поэтому, если сравнить информативное содержание науки с жидкостью, заполняющей баллон шприца, а введение информации в жизнь <…> с использованием шприца, то мы поймём, что не каждая такая процедура приводит к благоприятным или даже спасительным результатам только потому, что она новая. История науки и технологии учит нас, что в общих чертах удаётся предвидеть лишь немедленные результаты «нового укола», поздние и далекоидущие последствия внедряемых технологий не поддавались, по крайней мере до сих пор, прогнозированию. Отсюда можно сделать вывод о фатаморганном характере картин будущего как рая автоматических свершений, поскольку видение такого погружения в болото гедонистских удовлетворений есть лишь иллюзия. Это очередной акт фальсификации познавательной сути предсказания, вызванный эффектом перспективы, родственный эффекту схождения рельсов на горизонте. И мы, собственно, попадаем во власть миража, поскольку усматриваем в существующих до сих пор тенденциях шансы «потребительской удовлетворённости» и уже представляем себе мир, заполненный техникой, завязанной в замкнутую систему. Но как рельсы в действительности не сходятся на горизонте, так же не идеально тождественны все тенденции вновь возникающих технологий; природа мира, насколько мы её уже знаем, просто совершенно другая, а именно — открытая, во всяком случае, как неисчерпаемость возможностей, которые могут постоянно обновляться. Поэтому мы предпочли бы рациональные — антицикличные, невозвратные, неповторяющиеся видения будущего. Грядущее скорее всего не будет повторять прошлого ни в виде точных копий, ни пародийно или трагически усиленных, если только мы сами его не направим на столь ошибочный путь. Предсказывание оказывается всё более сложным занятием, между прочим, потому, что с каждым новым десятилетием поиски в исторических хрониках готовых парадигм для прогноза будут всё более тщетными. Аналогичная ситуация возникла бы, если б мы к некой части биоэволюционного древа пытались применить методы футурологического предсказания, опираясь на строение той части того же древа, которая уже принадлежит прошлому.

— «Фантастика и футурология», книга 2 (От фантастической философии к историософической фантастике), 1970

• см. «Фантастика и футурология», книга 1 (Эпистемология фантастики, кроме 2, 7, 8), 2-е изд., 1972

Мы начинаем понимать, что хотя культура и в самом деле была чрезмерным ограничением, в то же время она была и необходимой опорой. Что она была скопищем нерациональных и фальшиво рационализированных наказов и запретов, но одновременно — и источником, придающим смысл жизни. Что она была неоптимальна и нелогична, но богата и обширна своими институтами. Что она была неудобна, но постоянна, а теперь подтачивается и в отношениях между поколениями, и отдельными людьми. Так что вопли футурологов о необходимости «новых идей» являются мечтами о том, чтобы изобрести новую культуру, причём невозможно не столько само такое изобретение, сколько воплощение его в жизнь. Ибо речь идёт о создании субститута некой утраченной веры, как совершенно новой ценности, которую человечеству предстоит освоить, так как без поставленных ею целей оно жить не сможет. Поэтому знание о выгоде, проистекающей из усвоения того, что ценно, должно обеспечить это усвоение. Сомневаемся мы не в выгоде, а лишь в шансах ассимиляции, поскольку основные ценности человек таким путём усвоить не в силах.

— «Фантастика и футурология», книга 2 (Метафутурологическое окончание), 2-е изд.

	ПРОГНОРРЕЯ, или прогностический понос, — детская болезнь футурологии XX века (см.: ПРАПРОГНОСТИКА), привела к растворению существенных прогнозов в несущественных вследствие ДЕКАТЕГОРИЗАЦИИ (см.) и породила т.н. чистый прогностический шум.
	PROGNORRHOEA, inaczej biegunka prognostyczna, dziecięca choroba dwudziestowiecznej futurologii (ob, PRAPROGNOSTYKA), która doprowadziła do utopienia prognoz istotnych w nieistotnych wskutek dekategoryzacji (ob.) i utworzyła tak zwany czysty szum prognostyczny (obacz też: SZUMY, także ZAKŁÓCENIA PROGNOZ).
	— «Экстелопедия Вестранда в 44 магнитомах», 1973

	… в футурологических книгах лишь хаос и шум, из которого ничего не вытекает.
	— письмо В. Чепайтису 9 мая 1973

• см. «Зонд в рай и ад будущего», 1973

	Для фантазии, устремлённой в будущее, нет ничего более важного, чем обнаружение того, что невозможно…
	— «Ответственность фантазии», 1975

	Футурология традиционно пользовалась зеркалом и в качестве образца выбирала прежние достижения, так же, как и современное положение вещей в земной политике, науке, экономике и технике. Но эти достижения являются слишком жалкими и это положение вещей слишком неустойчивым, чтобы их можно было распространить на будущее и сделать основой далеко идущего прогноза.
	— «Сумма технологии» (предисловие к немецкому изданию), 1976

— Должен сказать, что я очень плохого мнения о футурологии. Все пророчества — это куча мусора. Я слишком много всего этого покупал и читал, чтобы у меня ещё сохранились какие-то иллюзии. Футурологи очень зависели от таких предвидений, за которые платили наивысшую цену и которые пользовались самым большим уважением у политиков. А поскольку предвидеть военно-политические события, за которые они прежде всего брались, совершенно невозможно, постольку ничего умного из этого получиться не могло. А вот то, что действительно имеет, хотя и опосредованное, влияние, то есть технологические последствия основных исследований в науке, их совершенно не интересовало. Во-первых, эта проблема им вообще не показалась существенной, а во-вторых, с этим они не могли выбраться к широкой публике. <…> То есть футурология «ехала» на сенсациях. Это вещи, которые годятся лишь для чтения вечером под кофе с пенкой… Футурологии как науки нет. Это чепуха. На этом провели довольно много людей, в том числе и светлых умов. Непристойно глумиться над трупами или пинать лежачих, поэтому скажу осторожно. Футурология находится в фазе полного угасания. То, что от неё осталось в виде множащихся стратегических игр, касающихся будущей мировой войны, представляет собой тайные и жалкие останки. А вот глобальной футурологии, в виде разработок такого рода, которые ещё несколько лет назад восхищали публику, уже нет. <…> Как я когда-то написал: этот ребёнок оказался импотентом, хотя и очень быстро рос. Сейчас чёрным по белому видна эта импотенция, потому что потомства нет и не будет. <…> Станислав Бересь: В конце концов, работы Римского клуба, опубликованные в их знаменитых «Докладах», базировались на беспристрастном компьютерном анализе и представляются, даже сегодня, весьма осмысленными. Вы сами определили эту разновидность футурологии как формально-тестовую. — Действительно, там было много правды, но много и преувеличений. В одном я был уверен: ни одна хромая собака из сфер, в которых принимают решения, туда не заглянет!

— «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. Книга жалоб и предложений), 1982

	Футурология вышла из моды. Продолжая действовать, она функционирует как бы вполсилы и тише, причём железным или скорее золотым правилом её сторонников и деятелей является правило тотальной амнезии. Никто из них к своим прогнозам, когда они не сбываются, не возвращается, а просто пишут ворох новых и представляют их со спокойной совестью, ибо именно так зарабатывают на хлеб с маслом.
	— «Тридцать лет спустя», 1991

• см. «Следующие двести лет», 2000

Какие же эффектные прогнозы развития цивилизации давались в последние десятилетия! <…> теперь — обильный урожай глобалистских и антиглобалистских концепций… Что ни год, то пророк! С частотой приблизительно раз в два года появляется новый провидец, изображающий учёного, и, разумеется, всё видит по-другому. Всё меняется неслыханно быстро, в связи с чем будущее и прошлое выглядят всё время иначе, потому что оказывается, что историообразующие механизмы функционируют не так, как считалось раньше.

— «Так говорил… Лем», 2001

	… футурологи, как известно, страдают полной амнезией в области широкого диапазона своих ошибочных предсказаний. И вообще ошибки не расхолаживают их страстного увлечения прогнозами. — неоригинально о пророках
	— «Продление жизни: иллюзии и факты», 2003