|
Хор фиванских старейшин
Толпа сестёр взломала затвор
Тёмных Тартара бездн и факел несёт;
Своё русло изменил Флегетон,
Воды Стикса слились с сидонской струёй[2].
Алчно открыт чёрной смерти зев
И широко её распростёрты крыла;
И лодочник сам, что в ёмком челне
Охраняет ток темноводной реки,
Чья старость крепка, не может поднять
Непрестанным шестом утомлённых рук,
Обессилев возить толпу за толпой.
Идёт молва, что, тенарских цепей
Железо сломив, трёхголовый пёс
Бродит в наших местах, что стонала земля,
Что встречали в лесах привиденья, чей рост
Больше роста людей, что дважды с ветвей
Роща Кадмова снег отряхала, дрожа,
Дважды Дирки[3] вода превращалась в кровь <…>.
О, смерти злой невиданный лик,
Хуже смерти ты! Томной слабостью вдруг
Тело полнится всё, алым жаром болезнь
Горит на лице; чуть видная сыпь
Покрывает лоб; срединный оплот
Тела жжёт и палит раскалённый пар,
Лишней крови прилив набухает в щеках,
Неподвижен взгляд, проклятый огонь
Пожирает плоть; шум стоит в ушах,
Каплет чёрная кровь из запавших ноздрей,
Разрывая русло кровеносных жил;
До чревных глубин сотрясает тела
Хриплый, частый стон. Льнут грудью тесней
К холодным камням, их в объятьях сжав;
Чей свободен дом, чей страж погребён,
Те уходят прочь, спеша к родникам,
Но жажду сильней распаляет вода.
Ниц лежит толпа, припав к алтарям,
Молит смерти: послать благосклонный бог
Может только её; во храмы идут
Не с тем, чтоб смягчить обетом богов, —
Но чтоб голод богов насытить собой. —
|