Медея (Сенека)

«Меде́я» (лат. Medea) — трагедия Сенеки, написанная между 42 и 64 годами и основанная на одноимённой трагедии Еврипида, а также на теперь утраченной Овидия.

Цитаты

Ссылки и примечания по.

Медея Я ль на врагов не кинусь? Вырву факелы Из рук и свет сорву с небес. — 27-8

Хор коринфян Стоит ей в хоровод женский вступить, тотчас Пред её красотой меркнет краса подруг. Так сияние звёзд гасит светило дня, Так скрывается сонм частый Плеяд, когда, Меж рогов золотых светом заёмным весь Круг заполнив, взойдёт Феба в простор небес. Так в багряном соку тирском меняет цвет Белоснежная ткань, так на заре пастух, Окроплённый росой, видит рассветный жар. Ты, что бросил теперь ложе фазийское, Где привык ты ласкать нехотя, с ужасом Исступлённой жены груди немилые, Счастлив с лучшею будь из эолийских дев… — 93-105

Медея Гнетёт фортуна робких, — храбрый страшен ей. Кормилица Похвальна доблесть, лишь когда есть место ей. — 159-160

Кормилица Погибнешь! Медея Смерть зову. Кормилица Беги! Медея Закаялась. Кормилица Медея! Медея Стану ею. Кормилица Дети… Медея Вспомни, чьи. Кормилица Бежать ты не решилась? Медея Отомщу сперва. — 170-1

Хор Кару понёс нечестивый челн: Долго он плыл из страха в страх. <…> Но смирились теперь моря и любой Приемлют закон, и не нужен Арго, <…> Славный вёслами челн, несущий царей: Любая баржа повсюду плывёт, Нигде никаких нет больше границ, На новой встают земле города, Ничто на своих не оставил местах Мир, открытый путям, Индийцев поит студёный Аракс, Из Рейна перс и Альбиса пьёт, Пролетят века, и наступит срок, Когда мира предел разомкнёт Океан, Широко простор распахнётся земной И Тефия нам явит новый свет, И не Фула тогда будет краем земли. — 341-2, 364-79

Медея Виновен ты во всём, что совершила я. Ясон Так я в твоих повинен злодеяниях? Медея Ты, ты: кому на пользу преступление, Тот и преступник. Пусть хулят жену твою, Ты защищай: в твоих глазах невинною Должна я быть, ради тебя виновная. Ясон Жизнь немила, когда позором куплена. Медея Жизнь немила? Что ж за неё ты держишься? Ясон Уйми же гнев, в душе твоей бушующий, О детях вспомни! Медея У Медеи нет детей, Есть пасынки Креусы. — 498-508

Хор Не с такой пожар полыхает силой, И летит копьё, и бушует ветер, Как в груди жены, когда муж обманет, Злоба пылает. Не с такой, когда гонит Австр ненастный Зимние дожди, — выходя из русел, Сокрушив мосты, но полям гуляет Истр половодьем; Не с такой валы мчит, врываясь в море, Ро́дан, или Гем наполняет реки В дни, когда снега растопляет солнце Жаром весенним. Где слепым огнём загорится ярость, Не смирить её никакой уздою. Не страшна ей смерть: на мечи и копья Гонит безумных. — 579-94

Медея Нет, ничтожно то оружие И слабо зло, что дольняя родит земля: Отыщем в небе яды. Час настал, пора Подняться мне над кознями обычными. Спустись ко мне с небес, змея, подобная Реке огромной, двух зверей стеснившая В могучих петлях — большего и меньшего (Сияет первый нам, второй — сидонянам). Пусть змеедержец руки разомкнёт и даст Отравы нам, пусть на мои заклятия Сойдёт Пифон, <…> Пусть Гидра приползёт со всеми гадами, Рукою Геркулеса умерщвлёнными <…>. Вне́мли мне, народ безмолвный, и богов загробных сонм, И слепой извечный Хаос, и в жилище Дита мрак! Души, что в пещерах смерти, в Тартар заточены, Все на свадьбу поспешите! Пусть прервётся ваша казнь! Иксион, ступи на землю: не кружится колесо. Из Пирены свежей влаги зачерпнуть приди, Тантал! Пусть лишь новый тесть Ясона кару понесёт страшней… — 690-702, 740-6

Ясон Меня убей! Медея Ты просишь пожалеть тебя! Убивает второго сына. <…> В крылатой колеснице уношусь я прочь. Ясон Лети среди эфира беспредельного: Ты всем докажешь, что и в небе нет богов. — 1017-8, 25-7 (конец)

Перевод

С. А. Ошеров, 1983

О трагедии

	То, что Сенека таким «безбожным» стихом заканчивает трагедию, <…> показывает, что он полностью сознавал противоречие между фатализмом и моралью, что бесполезность и недейственность морального стоического учения не была скрыта от него.
	— Мария Грабарь-Пассек

Перспектива мифологических ассоциаций, даже выходящих за пределы сюжета трагедии и требующая от воспринимающего немалой учёности, — один из любимых приёмов Сенеки. <…> В яд, который готовит Медея, входят <…> 13 мифов (773—784, 821—832). <…> Сенеку-трагика интересует больше всего именно противоречивость психологии, борьба аффекта и разума. <…> Впрочем, и разум, и отстаиваемая им моральная правота не всегда оказываются лекарствами от страсти: так получается, может быть, вопреки воле автора, в лучшей его трагедии: в «Медее». Не случайно в традиционном разговоре одержимой двумя страстями — любовью и гневом — героини с кормилицей та ни разу не ссылается на общие моральные нормы и приводит только доводы о трудности и опасности борьбы. Все моральные сентенции отданы Медее, и страсть её не питается видимостями: вина Ясона налицо, <…> и отнюдь не мнимы её заслуги, на которые она ссылается в спорах с Креонтом и Ясоном <…>. С точки зрения абстрактной морали Медея права, но парадоксальность ситуации заключается в том, что заслуги Медеи суть сами по себе преступления, вызванные страстью <…>. Определённость моральных категорий, необходимая для драмы-«примера», теряется, разум, помнящий основоположения этики, оказывается слугою страсти. Так далеко от своих доктрин Сенека не уходил ни в одной из трагедий, ни в одной психолог с таким успехом не побеждал моралиста.

— С. А. Ошеров, «Сенека-драматург»