Васи́лий Дми́триевич Поле́нов (1844 — 1927) — русский художник-передвижник, педагог, профессор живописи. Мастер исторической, пейзажной и жанровой живописи, оставивший значительный след в развитии отечественной пейзажной школы. Народный художник РСФСР (1926). Один из реформаторов, принесший понимание пленэрного этюда как самостоятельного произведения и оказавший, таким образом, большое влияние на последующие поколения художников.
Живопись я называю моей духовной жизнью, а музыку моей высшей любовью. Живопись давала мне величайшие радости, но и огромные страдания, музыка только первое; оно и понятно — в живописи я работник и специалист, в музыке дилетант и почти профан, живопись часто доводила меня до полного изнеможения, а музыка давала мне силы переносить тяжесть жизни.
— Василий Поленов о себе
То, что я, живя за границей в Париже, увлекался произведениями французских художников и волей-неволей им подражал, еще не значит, что я для России никуда не годен. Положим, что моя натура не типично русская, но из этого не следует, чтобы я был французом или немцем.
— Василий Поленов о себе
Я никогда не был ни нигилистом, ни анархистом, я всегда был противником всякого разрушения и цинизма, напротив того, я всегда стоял за созидание и устройство. Ненавидел, да и теперь ненавижу, динамит, смертную казнь, произвол, а это главная сила современной России.
— Василий Поленов о себе
В искусстве я совсем равнодушен к направлениям, хорошее оно или плохое, либеральное или консервативное — мне все равно, ибо я делю искусство и художников на два сорта — на талантливый и бездарный. Поэтому во всяком направлении талантливый художник интересен, а бездарный плох.
Я искренно желал сделать искусство доступным и интересным народу. Это было всегда одной из главных задач моей работы.
— Василий Поленов о себе
В память моих друзей, товарищей-художников М. М. Антакольского и И. И. Левитана, прошу передать от меня 100 руб. в комитет Общества охранения здоровья еврейского населения, для учреждений в местностях, пострадавших от войны. Художник Василий Дмитриевич Поленов.[1]
— Василий Поленов, Пожертвование, 1915 г.
Мы, т. е. Наталья Васильевна, Митя и я, живем в нашей усадьбе близ Бёхова. Дочери наезжают из Москвы. Они работают, кто рисует, кто вышивает, кто слушает лекции и переводит. Я пишу этюды и иногда продаю. Вообще трудно теперь зарабатывать… <…> Вот третий год, что Россию постигает неурожай, а в результате голод.[2]
Поленов взял всю сцену, как она, по его представлению, должна была быть. Это не группа с театральных подмосток, где есть главные персонажи, тщательно одетые и загримированные, с художественно выраженными чувствами на лицах, и есть толпа статистов, одетых с чужого плеча, нелепо расставивших руки и ноги и еще более нелепо и нецелесообразно корчащих шаблонно-актерскую гримасу. Скажу еще два слова о всей картине. Она ласкает глаз зрителя прелестью освещения, живым расположением сцены и интересными подробностями. Она красива и интересна даже для того, кто не захочет найти в ней внутреннего содержания или не сможет найти его. Взгляните на фигуры заднего плана, на нищего калеку, усевшегося на лестнице, на важного священника, которому какой-то левит менее важного ранга докладывает о случившемся, на выступившего впереди всей картины терпеливо-добродушного ослика, прищурившего глаза и развесившего мохнатые уши. Одна его морда, вырезанная из полотна, могла бы, под названием «Портрет осла», служить украшением иной выставки. Необыкновенно приятное впечатление производит также отсутствие сухой академической условности в одежде действующих лиц.
— Всеволод Гаршин, «Заметки о художественных выставках», 1887
Поленов прислал Л. Н. альбом снимков со своей выставки из жизни Христа. Л. Н. сказал по этому поводу:
― Поленов ― хороший, почтенный тип художника, каких теперь мало ― они переводятся.[3]
Говорили о том, что нужно иконы писать с молитвою. Подхватил: ― Да, да! Вот Поленов, когда писал Мадонну, так даже постился (я присутствовал), и вышла… такая дрянь! Эти слова очень возмущают Машу.[4]
Три крупных имени вышли из состава академиков ― действительных членов Академии художеств. Первый ― В. Д. Поленов ― еще при самом начале действий графа И. И. Толстого по новому уставу. Впрочем, В. Д. Поленов формально не заявлял о своем выходе, но отказался поступить в профессора-руководители и никогда не посещал общих собраний Академии. Второй ― В. М. Васнецов ― решительно и бесповоротно заявил о своем выходе потому, что администрация Академии художеств не сумела предупредить митинга учеников, которые ворвались в академические залы, когда их разогнали и вытеснили отовсюду.[5]
Ехал в компании молодежи. В нашей компании, в третьем классе, пожелал ехать и Поленов, взявший билет первого класса. Ехали шумно, весело, было много споров, разговоров. Между прочим, Поленов передал мне свой разговор с Государем, которого он сопровождал на выставке и все время был рядом с ним. Когда Государь остановился перед моей картиной вторично, перед тем, как спуститься с лестницы и уехать, он сказал: «Это в известном архаическом духе, но это очень интересно». Говорил о Пювис де Шаванне, сравнивая мою картину с его вещами, расспрашивал о «Варфоломее», и Поленов уже думал, что Государь оставит картину за собой. Он прочел надпись, спросил, надежно ли картина укреплена и, милостиво простившись с передвижниками, уехал. Это было последнее посещение Государем Александром III Передвижной выставки.[6]
Вспоминается Поленов ― еще один замечательный поэт в живописи. Я бы сказал, дышишь и не надышишься на какую-нибудь его желтую лилию в озере. Этот незаурядный русский человек как-то сумел распределить себя между российским озером с лилией и суровыми холмами Иерусалима, горючими песками азиатской пустыни. Его библейские сцены, его первосвященники, его Христос ― как мог он совместить в своей душе это красочное и острое величие с тишиной простого русского озера с карасями? Не потому ли, впрочем, и над его тихими озерами веет дух божества?.. Ушли из жизни все эти люди. Из славной московской группы художников с нами здесь, в Париже, здравствует один только Константин Коровин, талантливейший художник и один из обновителей русской сценической живописи, впервые развернувший свои силы также в опере Мамонтова в конце прошлого века.[7]
Но ты не грезишь ни славянофилами,
Ни западниками. Так пойдем же в лес.
Из древних зарослей ты посох выломи,
Чтоб Васнецов какой-нибудь воскрес
И проявились признаки нетленного
В зеленом тлене, привлекавшем здесь Серова, Нестерова и Поленова!
Но ты не грезишь этим. И не грезь![9]
↑В. Д. Поленов. Пожертвование. — Москва: «Русские ведомости» от 13 апреля 1915 г.
↑Е.А. Теркель. «Василий Поленов (Семейный альбом художника)». — Москва: Гос. Третьяковская галерея, 2019. — С. 18. — 24 с. с. — ISBN 978-5-89580-265-6.