Обуче́ние (в педагогике) — это вид учебной деятельности, в которой количество и качество элементов знаний и умений ученика доводятся до должного уровня (среднего, эталонного, возможного), составляющего цель обучения.
И кто же учит своего учителя, как не его ученики?! Учитель благодаря своему опыту руководит направлением работы, но в конечном счете учителя учат его ученики, они углубляют его знания и расширяют его кругозор. Без учеников учёный обычно очень быстро погибает как творческая личность и перестает двигаться вперед. Я никогда не забываю слов моего большого учителя Резерфорда: «Капица, ― говорил он, ― ты знаешь, что только благодаря ученикам я себя чувствую тоже молодым».[2]
Из уроков некоторых педагогов мы извлекаем лишь умение сидеть прямо.
— Владислав Катажиньский
И вот Илья Петрович <Чайковский>, ничего никому не говоря, ни даже брату, ходившему «под француза», с которым принято советоваться во всех делах, едет к Кюндигеру, тому самому петру́шиному учителю], которому пришлось отказать когда-то и о котором все говорят, как о человеке понимающем. Он решил спросить его: есть ли у сына талант?
И Кюндигер любезно отвечает ему: нет. У Петра Ильича Чайковского музыкального таланта нет. Есть способности, он, право, недурно играет. Но дальше что? Нет, для музыкальной карьеры он не годится. Да и поздно начинать: ему скоро двадцать один год.[3]:34-35
Студенты быстро усваивали материал, писали контрольные и с легким сердцем забывали пройденное. Как и прочие молодые, здоровые организмы, они быстро освобождались от всего вредного, раздражающего или просто надоедливого. Разумеется, они освобождались и от всего полезного, стимулирующего мысль или дающего пищу для размышлений. Об этом, возможно, стоило бы пожалеть, но такова уж неизбежная сторона процесса образования, с которой должен свыкнуться всякий преподаватель.
Тем не менее, пребываю в тоске и скорби, сетуя на отсутствие целомудрия в мире, <...> сожалея, что не приобрёл учеников. Я огорчён, что в союзе патриотов нет выдающихся; что взяв на себя обязанности рыцарей, они <...> растеряли своих людей. <...> Несмотря на мои непременные старания превратиться в одинокого (ду), я никак не могу этого добиться. Настоящее время представляет собой эпоху, когда духи и мудрецы покинули этот мир, но я не могу декламировать стихи наподобие Куан Цзеюя или водрузить на голову таз, как Пан Цзыцин. Ради будущих поколений я <готов> измазаться в грязи. Даю слово. [4]:30
Я никогда не был способен хорошо учиться в школе. Я всегда был в числе последних в классе. Я чувствовал, что учителя мне не симпатизируют, и что мой отец думает, что я глуп, и я решил, что я, должно быть, тупица.[1]:63
Школу разваливала не только революция. Школу разваливали ее спутники: холод и голод. Зимой учителя и ученики снимали в школе только головные уборы. Учителя превратились в хлебодаров. Установились дежурства: дежурные учителя резали, взвешивали и раздавали ученикам хлеб, раздавали «фунтики» с сахарным песком. Когда уж тут заниматься? Да ведь и не всегда удается побороть унизительное, но такое настойчивое желание ощутить языком и нёбом вкус пищи. Учитель рассказывает о тропической флоре и фауне, а сам думает, как бы растянуть кусок хлеба со жмыхом до завтрашнего утра и что у него осталось чуть-чуть чаю-суррогату, а там придется перейти на кипяток. Но если трудно заставлять себя забывать о голоде учителям, то что же спрашивать с учеников? К ученью глухо не только сытое, но и голодное ученическое брюхо. Какая уж тут наука! Кому пойдут на ум склонения и спряжения, когда в животе петухи поют?[5]
.jpg)
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе