Красный свет (роман)

« Кра́сный свет » (2013) — второй роман Максима Кантора. В том же 2013 году роман «Красный свет» вошёл в шорт-лист литературной премии «Национальный бестселлер», а также и в короткий список премии «Большая книга». В январе 2016 в Париже был опубликован перевод романа «Красный Свет» на французском языке под названием «Feu Rouge» (калька с русского). В январь 2018 — издательство Zsolnay Verlag выпустило перевод романа «Красный свет» на немецкий язык под названием «Rotes Licht» (также прямой перевод).

Цитаты

— Придёт ещё война, придёт! — говорил Дешков, и те, кто слушал его, думал, что он хочет смерти и несчастий. А он просто устал ждать. Война собирается в тучу и движется неуклонно, затягивая горизонт, она грянет, никуда не денется. Когда говорил об этом жене, та спрашивала, не глядя в глаза в глаза Дешкову: — Тебе легче станет, да? — Почему легче? — удивлялся её словам Дешков. — Станет проще, и всё. — Проще? Смотри, Серёжа, не пожалей об этих словах.

— глава II, 1

	Когда началась война, Фридрих Холин понял, что теперь он ничего не успеет. Хотел исправить жизнь, а не получится исправить. Все откладывал, думал, есть время, по крайней мере в запасе, а потом, когда год проходил, надеялся на другой год. А тут война. И он осмотрел свою жизнь как осматривают комнату — из конца в конец — и нашел её не убранной. Как же так?
	— глава II, 2

	Привнося в нашу действительность образец классики. мы задаём такой масштаб, по отношению к которому все детали будут пересмотрены.
	— глава III, 1

Они переживали драматический момент колебаний, неизбежный во всякой революции. Риторика присутствовала, решимости я не наблюдал. У меня сложилось впечатление, что они уже попали в поток событий и неслись по течению. А жаль, крайне досадно. Я старик, но жизнь — цепкая и вязкая субстанция, она ещё шевелится во мне, я ещё не потерял надежду встретить нового героя, который воплотит мою фантазию. Жаль, но этого сегодня не случилось.

— глава III, 7

	Додонов раздавал хлеб — аккуратно нарезая куски; он умел так нарезать хлеб, чтоб все куски были абсолютно ровными.Себе Додонов всегда отрезал с корки, круглую горбушку. Всем показывал: никто не претендует? Но все больше любили мякиш, а Додонов любил твердую корку. Успенский подозревал тут расчет: у деревенских ведь полно своих крестьянских секретов
	— глава V, 1

Есть гораздо большее единство людей, гораздо большее, нежели любое общество, или государство, или партия единомышленников, — это смерть. Когда люди приходят с праздничных улиц на кладбища, они смолкают, сплочённые плотной общностью бывших жизней. Но стоит сделать шаг обратно в пёстрый город, в суету необязательных дел, и единства нет — есть любовь к некоторым, неприязнь к отдельным, равнодушие к большинству. Пришла войн, и единство смерти вдруг скрепило всех.

— глава VIII, 7

	Я скажу коротко — знаю, ты любишь афоризмы! Революция это война бедняка. Война — это революция богача. Единственная, последняя война — это война за общее равенство, которое сделает невозможным войны в дальнейшем. Революция исключает войну в принципе. Вот в чём состоит наше радикальное противоречие с фашизмом — мы ведём бой за равенство людей. Они — за неравенство.
	— глава VIII, 9

Немецкие лагеря состояли из трёх зон. Сперва шла зона бараков, оцеплённая проволокой, за ней комендантская зона с административными бараками, в той части располагались также печи и крематорий, потом шла зона коттеджей, где у каждого офицера был свой небольшой домик с палисадником. Женщины — некоторые офицеры обзаводились экономками из местных жительниц — ждали мужчин с работы, варили обед. Женщины выходили на крыльцо, высматривали своих мужчин сквозь морозный туман, сквозь дым крематория. Из труб коттеджей тянуло духом тёплого жилья, иногда зимний воздух наполнятся запахом жаренной картошки, значит, какому-то офицеру сегодня повезло.

— глава IX, 11

Цитаты о романе

В одном из первых откликов на «Красный свет» Дмитрий Быков признал: несмотря на то что он во многом не согласен с автором «с идеологической точки зрения», эта книга «безусловно талантливая». Мнение Дмитрия Быкова очень важно, тем более что он сам стал одним из прототипов романа. Но это не отменяет того, что дело обстоит ровно наоборот, в чем убедится каждый, кто рискнет дочитать до конца гигантское 600-страничное повествование. Чтение это действительно настолько серьезное, что если бы на подобные предприятия давали грант, то это был бы тот самый случай. С идеологией в «Красном свете» все более-менее в порядке, если судить не по умению развешивать ярлыки, а по смелости задавать неудобные вопросы. «Красный свет» — довольно прогрессивный трактат, пожалуй, даже самый прогрессивный среди новинок этого года. Самым спорным и неотрефлектированным оказался разве что национальный вопрос. Но вот стилистический «талант» разглядеть в этой тяжеловесной, на редкость старомодной прозе довольно сложно. Удача в подборе эпитетов изменяет автору сразу после отличного названия. Дальше проза становится дряблой и неизобретательной: «И упругой военной походкой лидер нации отправился на встречу с банкиром Балабосом — ни единой свободной минуты в графике». Главной композиционной находкой стало чередование современных сцен с главами о Великой Отечественной войне. Военные эпизоды вроде бы должны напоминать о прозе Василия Гроссмана, но ассоциируются скорее с «Бесславными ублюдками» Квентина Тарантино.

— Лиза Новикова, «Максим Кантор объяснил оппозиции, как надо ходить на красный свет», 2013

	«Красный свет» художника и писателя Максима Кантора ― вторая его книга после вышедшего в 2006 года «Учебника рисования». Главный герой романа снова ― Время. История 20 века перекликается и пересекается с современностью, и кажется, что рядом со Второй мировой, Гитлером и Сталиным ― митинги оппозиции на Болотной площади.
	— Дарья Кожанова, Книжный агент, 2013

«Русский интеллигентский роман» ― понятие не вполне научное (как, к примеру, и «деревенская проза»), но в данном случае годится именно оно. Соединив откровенную тенденциозность с сокровенной прозой жизни, Понизовский дал схему «интеллигентского русского романа», вывел его формулу: вот «многострадальный русский народ» с его жуткими историями, пьянством, дедовщиной, бедностью ― а вот «интеллигенция» с ее Достоевским, историософией и вечными разговорами. В том-то и дело, что здесь Понизовский не одинок. Вспомним Максима Кантора, сначала вызвавшего волну возмущений своими статусами в «Фэйсбуке», а затем опубликовавшего «Красный свет» ― роман, к которому можно предъявить серьезные эстетические претензии. Вспомним и многочисленные ламентации Дмитрия Быкова, утверждающего, что «во всех новых русских романах, от реалистичнейших до фэнтезийных, белая лента сделалась красной нитью» («Московские новости»).

— Сергей Оробий, «Глас вопиющего в Швейцарии», 2013

Кантор, как писатель, тонко чувствующий конфликты и пограничья, здесь невольно Пелевину оппонирует, и занятно, что именно вокруг лимоновской фигуры. Ибо именно декабрь 2011-го в очередной раз, но, похоже, навсегда развёл Лимонова с либеральной публикой. А Максима Кантора, в фельетонном изводе «Красного света», интересует именно либеральное сообщество, его страты и группы по интересам. (Где «интерес» — не синоним хобби, а составная часть «бизнес-интересов».) Символом болотного движения у Кантора становится Борис Ройтман, поэт и публицист; в первой главе он понижен до правозащитника, но затем статусная справедливость восстановлена. В Ройтмане без труда угадывается Дмитрий Быков, и тут Кантору не откажешь в историческом чутье, именно Быков, а не Навальный и Собчак, был для рассерженных горожан трубадуром протеста: его стихотворные сатиры из «Новых и новейших писем счастья», равно как из проекта «Гражданин поэт», во многом определили стилистику тогдашнего гуманитарного карнавала.

— Алексей Колобродов, «Болотный постмодерн», 2013

На премиальной церемонии Нацбеста-2013 её постоянный ведущий Артемий Троицкий, отнюдь не дилетантски разбирая произведения шорт-листа, вывел генеалогию фельетонной линии «Красного света» из романов Ивана Шевцова, даже в советское время считавшихся эталонными пасквилями. У Кантора некоторая тяжеловесность антилиберальной сатиры, помноженная на темперамент, действительно напоминает и отчасти невольно пародирует гневные рулады славного некогда ретрограда с устойчивой репутацией антисемита (припоминается даже не визитная карточка Шевцова «Тля», а роман «Во имя отца и сына»).

— Алексей Колобродов, «Болотный постмодерн», 2013

Сам Максим Кантор, явно недовольный столь мракобесной генеалогией (Шевцов даже для так называемой «русской партии» выглядел перебором), в интервью приводил собственный ряд авторитетов от Петра Чаадаева до Александра Зиновьева и Фридриха Горенштейна. С Чаадаевым понятно (кстати, романное альтер эго из Следственного Комитета носит имя Пётр Яковлевич), из него Кантор выводит главный пафос «Красного света» как вольного историософского исследования. Точнее, философии истории ХХ века, есть тут некий смысловой зазор.

— Алексей Колобродов, «Болотный постмодерн», 2013

Кантор критикует Мартина Хайдеггера слева, Ханну Арендт справа при всей условности этой сено-соломы; оба, кстати, персонажи романа. Однако я бы предложил искать корни этого направления куда ближе у Вадима Кожинова. Линии родственные Кожинов много Чаадаева изучал и весьма почитал, и вообще тут нет игры на понижение: Кожинова его адепты ныне ставят в ряд М. М. Бахтина, А. М. Панченко, А. Ф. Лосева… Кантор близок Кожинову не столько взглядами, сколько самим ревизионистским уклоном и застенчивым поклонением всесильной метафизике Истории. Добавлю, что даже одного из оппонентов Александра Янова Кантор унаследовал по прямой от Кожинова (Янов в «Красном свете» брезгливо, без всякой симпатии выведен под именем престарелого политолога Халфина). С Александром Зиновьевым тоже ясно тут сама методология философско-публицистического трактата, наспех упакованного в романную форму. На выходе утомительный набор деревянных формулировок, умозрительных и неудобоваримых. С неизбывной какой-то интеллектуальной похабщинкой в подтексте, хотя и не без проблесков крестьянского остроумия.

— Алексей Колобродов, «Болотный постмодерн», 2013

Ссылки

• «Красный свет». Главы из романа; Wayback: (архивная копия): Русское Поле
• «Красный свет» в конце тоннеля; Wayback: (архивная копия)