Куку́шка(разг., жарг.) — распространённое обозначение для секретной конспиративной квартиры на профессиональном жаргоне работников силовых ведомств и спец.служб, постепенно проникшее в жаргон более широких слоёв населения и литературный язык произведений соответствующей тематики.
Термин, скорее всего, произошёл от типичного канцелярита силовых ведомств. В письменном сокращении словосочетание «конспиративная квартира» выглядело как «к.к.»
В конспиративных квартирах, «кукушках», скрывались различные зарубежные шпионы, работавшие на СССР, одними из последних были «Феликс» и «Лина» из ЮАР. Некоторые квартиры, на самых верхних этажах, имели из кухонь выходы на чердак. В подвале был тир.[1]
— Михаил Коршунов, Виктория Терехова, «Подземный ход в Кремль», 1993
Это – «кукушка», полицейская конспиративная квартира, так сказать, для свиданий конфиденциальных, хе-хе.[2]
Сто дней после октябрьского побоища в Белом доме я отсиживался на конспиративной квартире, или, как говорили мои работодатели, на «кукушке» в доме на улице Черняховского у метро «Аэропорт». Состоял при портфеле со стодолларовыми купюрами. Ждал, что явится кто-нибудь, кому я мог бы сдать деньги по паролю....[3]
Здесь размещалась «кукушка» — конспиративная квартира российской разведки.
Занятия на курсах проходили индивидуально. Преподаватели, сменяя один другого, знакомили Соколова с основами психологии немцев, с организацией германской армии...[4]
— Валентин Лавров, «Секретный агент S-25, или Обречённая любовь», 2001
На дверях конспиративной квартиры, что на четвертом этаже, висела позолоченная табличка: «Елизавета Иосифовна Пушкина-Бачинская». Это была корпулентная дама с неохватным бюстом и могучим голосом. Она содержала «кукушку»: встречала гостей из военной разведки, поила их чаем, а порой, по желанию гостей, ставила на стол обед и запотелый графинчик.[4]
— Валентин Лавров, «Секретный агент S-25, или Обречённая любовь», 2001
«Кукушки» используются бывшими сотрудниками КГБ в личных целях.[5]
...в одном из тихих и неприметных переулочков исторического центра города, о существовании которого не догадываются не только туристы, но даже многие коренные жители губернского города с аббревиатурой «СПб» <...> сам Бог велел именно здесь и разместить «кукушку» одного из отделов НН.[6]
...засветка практически исключалась, хотя ключи от «кукушечки» имелись у многих. Механизм встреч был давно отлажен и конфузов не допускал. Интерьер квартиры состоял всего из двух предметов — колченогой тахты и картины Айвазовского «Девятый вал» в виде картонной репродукции.…[7]
Вон внизу, почти рядом, солидный сталинский дом. В нём ещё недавно была моя «кукушка» – конспиративная квартира. <...>
Всё, теперь нет в этой «сталинке» моей «кукушки». После того, как я получил две пули...[8]
— Илья Рясной, «Майор Казанцев и Европейский Халифат», 2021
С этими «кукушками» постоянно какие-то гнилые проблемы. Один большой начальник у нас, переведённый в столицу из региона, умудрился прожить на такой квартире полгода, да ещё получать от государства деньги за наём жилья. Когда все это вскрылось, вылетел из Москвы и едва не загремел под суд. Так что конспиративные квартиры порой больше похожи на минные поля.[9]
— Илья Рясной, «Мутное время. Записки советского офицера», 2021
Пока поднимались в лифте, Гордеев спросил понимающе:
— «Кукушка», что ли?
«Кукушками» оперативники называли конспиративные квартиры, в которых проводились встречи со спецаппаратом, проще говоря – с агентурой.[10]
Пройдут десятилетия, и уже знаменитый писатель Юрий Трифонов напишет повесть «Дом на набережной». Дом на Берсеневской набережной, или Дом правительства (в народе сокращено Допр) был одет в серую шинельбетона, 25 подъездов, 505 квартир. Одних наркомов и зам.наркомов проживало до 140 человек, и большая часть из них погибнет в годы репрессий, а многие из тех, кто непосредственно осуществлял репрессии и занимал в доме квартиры своих жертв, тоже будут потом уничтожены. Сюда регулярно наведывались Ягода, Ежов, Вышинский, Берия, изредка наезжал Сталин. <...> В конспиративных квартирах, «кукушках», скрывались различные зарубежные шпионы, работавшие на СССР, одними из последних были «Феликс» и «Лина» из ЮАР. Некоторые квартиры, на самых верхних этажах, имели из кухонь выходы на чердак. В подвале был тир.[1]
— Михаил Коршунов, Виктория Терехова, «Подземный ход в Кремль», 1993
Кукушка. Конспиративная квартира, используемая работниками КГБ. «Кукушки» используются бывшими сотрудниками КГБ в личных целях.[5]
А началось всё с того, что примерно с месяц назад дежуривший по ОПУ товарищ Безмылов устроил засаду в одном из тихих и неприметных переулочков исторического центра города, о существовании которого не догадываются не только туристы, но даже многие коренные жители губернского города с аббревиатурой «СПб». А коли не догадываются, то, понятное дело, сам Бог велел именно здесь и разместить «кукушку» одного из отделов НН. А именно — отдела, ведомого доблестным Василием Петровичем Нечаевым. И вот жила себе эта «кукушка» тихо, мирно, долго и счастливо, пока вдруг новоиспеченному Заму Безмылову не пришло в голову самолично проверить — а в должной ли мере соблюдается соответствующее положение соответствующей инструкции о правилах посадки/высадки «грузчиков» в районе конспиративной квартиры? Не наводят ли они, «грузчики», своими суетливыми действиями представителей резидентур и конкурирующих спецслужб на мысль о том, что именно в этом квадрате располагается секретный стратегический объект государственной важности?…
Задавшись такой благой целью, Безмылов засел в дозоре и очень быстро сумел убедиться в том, что таки да — наводят, причем нисколько по этому поводу не заморачиваясь. Подъезжают и отчаливают едва ли не от самых дверей «конторы». При этом еще и загружаются в салон оперативного транспорта не конспиративно – поодиночке и с интервалами, а шумной ватагой, со всем своим скарбом. И это в то время, когда, по версии создателей сериала «Тайная стража», заурядный спутник-шпион способен со своей орбиты засечь и опознавательно зафиксировать не только физиономии объектов, но и сведения о регистрации и семейном положении из соответствующих граф паспорта! Словом, знатный шкандаль закатил тогда Безмылов, многим в отделе после него и по сей день дурно отрыгивается.
Соответствующие оргвыводы были сделаны незамедлительно: отныне оперативным водителям отдела под страхом отсечения доплат к должностному окладу за так называемые «особые условия» было строго-настрого приказано парковаться не ближе чем в квартале от «кукушки». Приказать-то приказали, вот только поди-найди в центре города, да ещё в дневные часы не то что стояночку — хотя бы «кармашек» для временного причаливания.[6]
Соколов с интересом разглядывал старинный город, его разномастное население, вывески на невысоких провинциальных домишках, парочки влюбленных, толпившихся возле синематографа, городовых, стоявших на углах улиц. Гений сыска молчал.
Сычев суетливо произнес:
– Это небольшой хутор, за чертой города. Ехать следует мимо Екатерининского дворца!
Соколов спросил:
– Ярошинский там живёт?
Сычев замахал руками:
– Как можно! Это – «кукушка», полицейская конспиративная квартира, так сказать, для свиданий конфиденциальных, хе-хе.[2]
Конечно, границы страны тогда уже открылись. Но так получалось, что опять не для меня. Сто дней после октябрьского побоища в Белом доме я отсиживался на конспиративной квартире, или, как говорили мои работодатели, на «кукушке» в доме на улице Черняховского у метро «Аэропорт». Состоял при портфеле со стодолларовыми купюрами. Ждал, что явится кто-нибудь, кому я мог бы сдать деньги по паролю... Квартира считалась снятой аудиторским кооперативом, сотрудника которого меня и наняли изображать. Хозяйка жила в Израиле, плату за два года вперед наличными я передал её мужу, писателю, который, не пересчитав, сунул деньги в пиджачный карман и битые полчаса повествовал о дружбе с Константином Симоновым, жившим в том же подъезде... Сто дней я сидел в пустой квартире. Выходил рано утром и поздно вечером.[3]
Ежедневно ровно в половине восьмого утра Соколов появлялся в большом доме под номером 22 по улице Гоголя, по соседству с редакцией любимого всей Россией журнала «Нива». Здесь размещалась «кукушка» — конспиративная квартира российской разведки.
Занятия на курсах проходили индивидуально. Преподаватели, сменяя один другого, знакомили Соколова с основами психологии немцев, с организацией германской армии, со способами распознавания различных родов войск, учили определять по внешнему виду типы судов и боевых кораблей. Особое внимание уделялось устройству подводных лодок и возможной на них диверсии.[4]
— Валентин Лавров, «Секретный агент S-25, или Обреченная любовь», 2001
На дверях конспиративной квартиры, что на четвертом этаже, висела позолоченная табличка: «Елизавета Иосифовна Пушкина-Бачинская». Это была корпулентная дама с неохватным бюстом и могучим голосом. Она содержала «кукушку»: встречала гостей из военной разведки, поила их чаем, а порой, по желанию гостей, ставила на стол обед и запотелый графинчик. В этих редких случаях заводили граммофон и слушали пластинки с записями Вяльцевой, Шаляпина, Вавича, Морфесси и казацкого хора Колотилина.
За всю эту полезную деятельность дама ежемесячно получала жалованье в разведке. Причем по неизвестной причине жалованье постоянно колебалось. В конце концов Елизавета Иосифовна сама запуталась и точно не знала, какие деньги ей ожидать в следующий раз. <...>
Квартира была обычной и состояла из четырех комнат. И мебель была как у всех достаточных людей: в столовой под фарфоровой люстрой буфет с наборными стеклами, большой дубовый стол с резными ножками, двенадцать мягких, обитых полосатой материей тяжеленных стульев вокруг стола и еще шесть – вдоль стен. В гостиной, как и положено, в углу под редко снимаемым чехлом – рояль, рядом – невысокий столик с упоминавшимся граммофоном и двумя ящиками для пластинок, далее – кожаный диван с высокой резной спинкой, два громадных и тоже кожаных кресла. Вдоль торцовой стены красовался шкаф с русскими, французскими и немецкими книгами и журналами эпохи Николая Павловича, а на стенах повсюду – в рамках фотографии, фотографии…[4]
— Валентин Лавров, «Секретный агент S-25, или Обреченная любовь», 2001
Батюшев внимательно выслушал, что-то записал в свой блокнот и сказал:
– Мне надо кое с кем посоветоваться. Изменение плана в последний час – такое не любят. Но я понимаю: возникли новые обстоятельства, и постараюсь убедить руководство. Приходите на «кукушку» в шесть вечера. <...>
Когда в указанное время Соколов появился на конспиративной квартире, Батюшев уже поджидал его. Он сказал:
– Наш новый план одобрен. Отправляетесь завтра из Москвы военным эшелоном по маршруту Москва – Смоленск – Орша – Минск.[4]
— Валентин Лавров, «Секретный агент S-25, или Обреченная любовь», 2001
...раздобревший Кравцов взял с собой Лоскутова на задержание воришки. В адресе, кроме воришки, находился ещё и осведомитель Кравцова, который по легенде должен был там оказаться совершенно случайно. Когда зашли в квартиру, Вадик, обладающий незаурядной памятью, тут же ткнул пальцем в осведомителя и воскликнул:
— Во! Марк Иванович! Этот козёл ведь только два часа назад с тобой в кабинете разговаривал!
В результате этого «своевременного» воспоминания Лоскутова осведомителя пришлось до самого суда воришки четыре месяца прятать на «кукушке» в соседнем районе, а потом отправлять на ПМЖ к матери-старухе в Рязань.[11]
— Вячеслав Денисов, «Дежурные сутки», 2009
К слову сказать, согласно той же теории, встречаться со своей агентурной сетью и получать ценную информацию полагалось не где придётся, а в специально отведенном месте, называемом таинственным словом «конспиративная квартира».
Или просто «кукушка». Таковая действительно имелась в доме на соседней улице — обычная однокомнатка на втором этаже. И все вроде бы нормально, кабы опять не вмешательство ее величества — жизни. Ну какой, скажите, дурак будет использовать свободную, государственную, бесплатную жилую площадь для встреч с какой-то там сетью, а любимых женщин водить к себе домой или в кабинет, вздрагивая от каждого шороха? Боясь нарваться на соседку, начальника, тёщу или, не дай Бог, жену? Не надо нам такого сексуального удовлетворения. А конспиративная квартира на то и конспиративная, что если тебя кто и застукает, то всегда можно сослаться на рабочие вопросы. «Разработка у меня. Прошу не отвлекать». Впрочем, засветка практически исключалась, хотя ключи от «кукушечки» имелись у многих. Механизм встреч был давно отлажен и конфузов не допускал. Интерьер квартиры состоял всего из двух предметов — колченогой тахты и картины Айвазовского «Девятый вал» в виде картонной репродукции. Во время встречи с источником картина ставилась на окно, и заинтересованные лица сразу видели, что тахта занята. Работа с сетью велась в райуправлении активно, Лакшин, проходя мимо секретного окна, ни разу не видел его пустым. А однажды его посетила шальная мысль, что график встреч с агентурой, составляемый начальником ежемесячно, придуман вовсе не случайно…[7]
В этой Москве больше осталось исторических зданий и меньше стекла и бетона. Но основные столпы, маяки – неизменны. Кремль, монастыри, пара стадионов, проспекты. Это будто якоря, которыми цепляется зыбкая реальность в Веере Миров, не давая себе разбиться на фрагменты и расползтись.
Вон внизу, почти рядом, солидный сталинский дом. В нём ещё недавно была моя «кукушка» – конспиративная квартира. В прошлой жизни я жил в доме, стоявшем на том же самом месте. Но тогда это была зеркальная высотка с квартирой в стиле «Хай-Тэк».
Всё, теперь нет в этой «сталинке» моей «кукушки». После того, как я получил две пули, стало понятно, что наши конкуренты охотятся не только за тем же Предметом, что и я, но и лично за мной.[8]
— Илья Рясной, «Майор Казанцев и Европейский Халифат», 2021
Ещё со старого отдела на Алексее висела кукушка — конспиративная квартира. Пишу об этом открыто, поскольку вся эта история была в своё время обсосана СМИ и секрета тут уже никакого нет. Ему неоднократно говорили:
— Да отдай ты её во второй отдел. Ты же там больше не работаешь. А им нужнее.
Алексей передачу эту затягивал. Начальство нервничало. С этими «кукушками» постоянно какие-то гнилые проблемы. Один большой начальник у нас, переведённый в столицу из региона, умудрился прожить на такой квартире полгода, да ещё получать от государства деньги за наем жилья. Когда все это вскрылось, вылетел из Москвы и едва не загремел под суд. Так что конспиративные квартиры порой больше похожи на минные поля.
История кончилась печально. Как посчитал суд, по приказу Алексея его подельники на этой «кукушке» завалили какого-то бизнесмена — были финансовые крупные разборки.[9]
— Илья Рясной, «Мутное время. Записки советского офицера», 2021
Вдвоем они проехали ещё пару кварталов, и Череменин остановил машину.
— Здесь, — сказал он, выключая двигатель.
Пока поднимались в лифте, Гордеев спросил понимающе:
— «Кукушка», что ли?
«Кукушками» оперативники называли конспиративные квартиры, в которых проводились встречи со спецаппаратом, проще говоря – с агентурой.
— Увидишь, — загадочно хмыкнул Череменин.
Когда дверь квартиры открылась, на лице Виктора было написано презрительное понимание: ну конечно, притащил в дом к молоденькой любовнице.
— Привет, папуля!
— Привет, ребёнок! — Леонид Петрович чмокнул дочь в нос. — Знакомьтесь. Гордеев Виктор Алексеевич — Настя, моя дочка.[10]
