Куку́шка, часы с куку́шкой — традиционные механические часы с боем, через определённые промежутки времени имитирующим кукование кукушки. Обычно звуковые сигналы раздаются каждый час или раз в полчаса и нередко сопровождаются при этом ударами гонга. Корпус часов, как правило, представляет собой укрепляемый на стене стилизованный деревянный домик с двускатной крышей. Над циферблатом располагается маленькое окошко с дверцей, при открывании которой появляется фигурка птички, при её появлении раздаётся звук, имитирующий кукование. Фигурка может совершать движения и наклоны вперёд-назад, открывать клюв и т. д.
Механизм часов приводится в движение весом гирь, встречаются также варианты с пружинным приводом. Звук «ку-ку» создаётся двумя крошечными трубочками (флейтами) с мехами, прикреплёнными к их вершинам. Механизм часов активирует мехи, они посылают воздушный поток в каждую трубочку попеременно. Первое упоминание о часах с кукушкой восходит к 1629 году.
По приезде в дом, в свободное время <...> начал учиться делать с кукушкою деревянные часы, прорезывая к боку зубцы особливым манером и по совершенству оные продал...[1]
...делал стенные медные с кукушкою, которых всего мною сделано, — одни деревянные, да трои медные, между тем починивались и с курантами стенные и столовые, всякие карманные, простые и репетишные часы уже и много порченные, оттого имел и пропитание.[1]
...старые часы: они были так пёстро раскрашены, наверху сидела кукушка, на цепях висели тяжёлые свинцовые гири, а блестящий медный маятник качался и тикал: «тик-так!»[3]
...из-за дверцы выскочила кукушка и прокуковала пять раз. Вместе с тем, как она куковала, часы в колокольчик тоже пять раз прозвонили. А как и кукушка откуковала, часы, отзвонив, заиграли репетицию.[4]
...маньчжур со свой женой засматривался на занимавшие его часы с кукушкой; как на грех часы начали бить двенадцать и кукушка, припрыгивая, начала куковать. Маньчжурка раскрыла рот от удивления и дергала за полы своего мужа...[5]
Тяжёлые свинцовые гири уже не поднимались и не опускались больше, маятник не двигался, маленькая кукушка, которая прежде выскакивала и куковала, уже много лет молчаливо сидела взаперти; всё в часах замерло, притихло, они не шли больше.[6]
Когда-то было моею мечтою имѣть часы съ кукушкою; но здѣсь я попалъ, если можно такъ выразиться, на самую ихъ родину <в Люцерн>; куда бы я не пошелъ, вездѣ въ ушахъ у меня раздавалось раздражающее: «ку-ку! ку-ку! ку-ку!»...[7]
Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме. И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска...
Кукушка прокуковала одиннадцать, потом незаметно двенадцать, — и я с радостью видел, что обе стороны утомлены и за взаимным истощением и поздним временем вопрос сам собою решается в мою пользу.[9]
Вдруг выскочила кукушка и, нагнув голову вперед, как будто поклонилась и засмеялась в два слога. Когда он поднял глаза, уже щелкнула дверца, и насмешница скрылась.
— Ку-ку! — радостно крикнула лесная кукушка и выскочила из нюренбергского разрисованного домика на стене.
— Ку-клукс-кан! — закричала она, и превратилась в лысую голову...[11]
Текла с привычным шумом река Времени, — часы с кукушкой, старые часы профессора, тикали секунды, равнодушно и степенно разматывали пружину, повинуясь тяжести подвешенной гири. Каждый час и каждые полчаса из крохотного домика выскакивала деревянная кукушка, кивала головой и куковала, сколько полагалось.[12]
...меня здесь водили к кукушке старушки Серафимы Андреевны (к часам с «кукушкой»)...[13]
— Андрей Белый, «Начало века» (Встреча с Мережковским и Зинаидой Гиппиус), 1930
Заскрипели колёсики, забренчали гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из него выскочила жёлтая кукушка и жалобно прокуковала:
— Беда! Беда!
Минутная стрелка дрогнула, подвинулась — открылась дверца над циферблатом, оттуда выскочила кукушка. Она двенадцать раз прокуковала, потом часы захрипели, кукушка дёрнулась вперёд, вслед за ней повернулась башня часов, открыв верхнюю часть футляра.[14]
Из ходиков вылетела раскрашенная деревянная кукушка и сделала круг по комнате, громко кукуя на лету. <...> Кукушка крикнула пять раз и юркнула в маленькое окошко над циферблатом.[16]
Преисполненный гордости победителя, он аккуратно, обеими руками, снял с гвоздей хозяйские настенные часы и, скривившись лицом от броска кукушки, выскочившей на пружинах из игрушечного люка, стукнул тугой механизм об угол стола...[19]
Имя первого Германа или Фридриха, случайно прибившего кружок с часами аккурат под дуплом, в котором жила кукушка, история не сохранила. Всё остальное было делом немецкой техники. Стали дрессировали кукушек и уже добились того, что они не только куковали при переводе стрелок, но и сами, за горсть зерен, научились их лапками подтягивать к нужной цифре...[21]
Наши купцы, торгуясь и сбивая цену на немецкую диковину, покупали часы без кукушек, полагая, что при продаже в России они этих птичек наловят даром и насажают в домики за дверцами хоть по две, однако все оказалось не так просто. Пойманные кукушки клевали от тоски циферблат, засоряли насмерть помётом часовой механизм и вообще норовили улететь.[21]
Зная любовь Павла к солдатикам и всему, что с ними связано, немецкие мастера устроили так, что из домика часов, сделанного в виде полосатой караульной будки, каждый час выскакивала вовсе не кукушка, а прусский пехотинец...[21]
Механизм, имитирующий кукушку, придумали в середине XVIII века, и с тех пор он почти не изменился. В городе Триберге (Германия) такие часы делают уже несколько веков. Это стало традиционным занятием жителей городка. В Триберге есть музей-магазин часов, где можно увидеть творения местных мастеров, инструменты и заготовки для производства часов. Любой экземпляр, представленыый на витрине (каждый из них уникален и неповторим!), можно купить. Гордость музея — самые большие в мире часы с кукушкой: более 14 метров в высоту.[20]:64
История часов с кукушкой берет начало в средневековье, в немецком Шварцвальде. Именно там появились первые, еще несовершенные, часы подобного рода. Как известно, немец – существо настолько точное и аккуратное, что без часов и весов своей жизни не мыслит. <...>
Имя первого Германа или Фридриха, случайно прибившего кружок с часами аккурат под дуплом, в котором жила кукушка, история не сохранила. Все остальное было делом немецкой техники. Стали дрессировали кукушек и уже добились того, что они не только куковали при переводе стрелок, но и сами, за горсть зерен, научились их лапками подтягивать к нужной цифре… но тут подешевели механические часы.
Когда в конце восемнадцатого века часы с кукушкой добрались до России – были они уже с механическими птичками внутри. Наши купцы, торгуясь и сбивая цену на немецкую диковину, покупали часы без кукушек, полагая, что при продаже в России они этих птичек наловят даром и насажают в домики за дверцами хоть по две, однако все оказалось не так просто. Пойманные кукушки клевали от тоски циферблат, засоряли насмерть помётом часовой механизм и вообще норовили улететь.[21]
Открывают экспозицию часы, бывшие в приданом принцессы Гессен-Дармштадтской, первой жены тогда еще цесаревича Павла Петровича. Зная любовь Павла к солдатикам и всему, что с ними связано, немецкие мастера устроили так, что из домика часов, сделанного в виде полосатой караульной будки, каждый час выскакивала вовсе не кукушка, а прусский пехотинец в полной амуниции и парике с буклями и косичкой. Как только часы начинали бить, солдат делал своим игрушечным ружьём «на караул».[21]
Немецкие часовщики достигли в своем деле неимоверных высот. В специальной литературе описан случай снесения механической кукушкой яйца. Мало того, она еще ухитрилась подбросить его близстоящему будильнику.
«А что же наши Кулибины?» — спросите вы. Неужто не было ни одного умельца, попытавшегося если не превзойти, то хотя бы сравняться в мастерстве с заграничными мастерами? Как не быть — были. В музее представлены два образца русской работы. Часы, изготовленные Селифаном Михеевым, крестьянином Богородского уезда Московской губернии, представляют собой немецкие, в которых место кукушки занимает пустая рюмка зелёного стекла. Стоит ли говорить о том, с какой целью показывалась она из окошка ежечасно…[21]
...путиловские рабочие технологией изготовления часов с кукушками не владели, а потому заказали их германским пролетариям-часовщикам. Те сочинили механизм, у которого главным действующим узлом была точная копия носового орудия крейсера «Авроры», стрелявшая каждый час холостыми зарядами. Специальная комиссия, осматривавшая все подарки Сталину, пришла в ужас от действующего корабельного орудия, пусть и крошечного, стреляющего холостыми. Приказано было в срочном порядке всё переделать. Переделали. Вместо пушки выскакивал Ленин и, размахивая кепкой, что-то картавил.[21]
Часы с кукушкой настолько прижились у нас, что Россию с полным правом можно считать их второй родиной. Есть в музее такие модели часов, которых и в самой Германии нет. Часовщиками Первого московского часового завода по просьбе одного из наших космонавтов был разработан специальный орбитальный вариант часов. Хотели было даже запустить его в серию, но, к сожалению, часы, хоть и были сделаны с отменным качеством, не выдержали испытаний — кукушку в условиях невесомости все время тошнило мелкими винтиками, пружинками и гаечками, а чугунные гирьки и вовсе не могли найти себе места.[21]
Потом имел я случай быть в Москве за гражданским делом и по охоте своей ходил к одному часовому мастеру раз до пяти, и был у него времени по получасу и по часу, и видел стенные и карманные часы в починке, у которого купил испорченную резальную колесную машину, да токарной маленькой лучковой станок.
По приезде в дом, в свободное время оную машину починил и начал учиться делать с кукушкою деревянные часы, прорезывая к боку зубцы особливым манером и по совершенству оные продал; потом делал деревянные круга и отдавал вольяшникам отливать по ним медные колеса, при том же сделал токарный с колесом станок и часть других инструментов, отдавая кузнецам отковывать из стали по образцам штучки и в оном станке медные колеса, и сделал с кукушкою ж часы медные; потом купил старые порченные карманные часы и начал их разбирать и опять собирать и то делал многократно, потом взял у купца старые карманные часы почистить и, оные разобрав, перетер штуки платом и прочистил в скважнях спицею, потом собрал и с того начал брать, которые немного невредны часы стенные и карманные в починку, а когда перемежится починка, тогда делал стенные медные с кукушкою, которых всего мною сделано, — одни деревянные, да трои медные, между тем починивались и с курантами стенные и столовые, всякие карманные, простые и репетишные часы уже и много порченные, оттого имел и пропитание.[1]
Я пошел посмотреть на торговлю, зашел в одну из барж, — покупателей было очень немного, да и те, видимо, зашли полюбопытствовать; только маньчжур со свой женой засматривался на занимавшие его часы с кукушкой; как на грех часы начали бить двенадцать и кукушка, припрыгивая, начала куковать. Маньчжурка раскрыла рот от удивления и дергала за полы своего мужа; маньчжур, заметно, и сам изумился кукушке и хотел приобресть ее в собственность, но чувствовал, что она должна стоить недешево.
— А сколько пятаки тута часа стоита? — спрашивает он купца.
— Много пятаки, — улыбаясь, отвечает купец: — рублями считать надо, пятаками не сочтёшь.
— Ну плимерно сколько бумажки (ассигнации)?
— Десять бумажки.
— Пять бумажка! — сердито сказал маньчжур и хотел идти из баржи, во избежание соблазна, но умоляющий взгляд маньчжурки остановил его. Публика из баржи поубралась, стало ещё свободнее. Маньчжур начал торговаться с купцом, предлагал ему устроить мену на овёс, рис, гречу, но купец менять не соглашался. Наконец торг порешили на восьми бумажках, купец уложил часы в ящик и маньчжур бережно понес их в свою лодку, так же бережно, как Плюшкин нес полученные от Чичикова кредитные билеты.[5]
Когда-то было моею мечтою имѣть часы съ кукушкою; но здѣсь я попалъ, если можно такъ выразиться, на самую ихъ родину <в Люцерн>; куда бы я не пошелъ, вездѣ въ ушахъ у меня раздавалось раздражающее: «ку-ку! ку-ку! ку-ку!». Для нервнаго человѣка это, вѣроятно, не дурно. Есть звуки болѣе или менѣе непріятные, но нѣтъ, я думаю, звука, болѣе ненавистнаго, надоѣдливаго, чѣмъ это «ку-ку!» Я купилъ одни такіе часы и повезу ихъ съ собою въ подарокъ одной особѣ. Я давно собирался, если представится случай, сдѣлать ей какую-нибудь непріятность; подъ этимъ я подразумѣвалъ сначала что-нибудь въ родѣ того, чтобы переломить ей ногу или вообще подобное же, но въ Люцернѣ я тотчасъ же сообразилъ, что ее слѣдуетъ свести съ ума. Такое мщеніе гораздо чувствительнѣе, а, главное, послѣдствія его останутся на болѣе продолжительное время. Поэтому я и купилъ для нея часы съ кукушкою, и если только я вернусь благополучно домой, то особа эта неминуемо сдѣлается «моимъ кусочкомъ», какъ говорятъ у насъ рудокопы. Я думалъ и еще объ одномъ кандидатѣ, о нѣкоемъ рецензентѣ, котораго, если бы пожелалъ, то могъ бы и назвать, но, поразмысливши, я не купилъ ему часовъ съ кукушкой. Я не могу свести его съ ума.[7]
Тут видел я гробГригория Аветовича Джаншиева, обитавшего в Сивцевом, в квартире присяжного поверенного Столповского; меня здесь водили к кукушке старушки Серафимы Андреевны (к часам с «кукушкой»)...[13]
— Андрей Белый, «Начало века» (Встреча с Мережковским и Зинаидой Гиппиус), 1930
...всё шло за шутку; она смеялась, я был грустен и радостен в одно время, и наконец зловещая кукушка выпрыгнула с шумом из дверец стенных часов, прокуковала двенадцать и скрылась. Душа во мне замерла; я стал прощаться. «Ветер ужасный, дождь идет ливмя», — сказали мне. «И все-таки я еду!»[2]
Я заглянул в окно бедной каморки; отец и мать спали; не спал только их маленький сынок. Вот пёстрый полог его кроватки зашевелился, и он выглянул оттуда. Я подумал сначала, что он хотел посмотреть на старые часы: они были так пёстро раскрашены, наверху сидела кукушка, на цепях висели тяжёлые свинцовые гири, а блестящий медный маятник качался и тикал: «тик-так!»[3]
Нет, сударь! Я готова возненавидеть танцы из-за танцоров, которые, как деревянная кукушка в часах моей бабушки, вечно поют одно и то же и наводят тоску своим кукованьем.[2]
На стенных часах, что стояли в зале у Елпидифора Перфильевича, из-за дверцы выскочила кукушка и прокуковала пять раз. Вместе с тем, как она куковала, часы в колокольчик тоже пять раз прозвонили. А как и кукушка откуковала, часы, отзвонив, заиграли репетицию. Вот, господа, так уж репетиция! Что это, подумаешь, человек-то? На какие уж он хитрости ни поднимается в нынешние годы? Ну кому бы, позвольте вас спросить, в старинные времена пришла такая блажь в голову, чтобы часы со всякими концертами построить? Нет, что ни говорите, а мудрены нынче стали люди — такие штуки выкидывают, что и ума не приложишь.[4]
Престарелый учитель сидел в своей каморке рядом с классной комнатой. В углу стояли большие старинные борнгольмские часы, доставшиеся ему ещё от родителей. Тяжёлые свинцовые гири уже не поднимались и не опускались больше, маятник не двигался, маленькая кукушка, которая прежде выскакивала и куковала, уже много лет молчаливо сидела взаперти; всё в часах замерло, притихло, они не шли больше.[6]
Лишь только кукушка на старинных часах в столовой, выскочив из дверки, прокуковала шесть раз, давая знать о наступлении сумрачного сентябрьского утра 1860 года, как из спальни его высокопревосходительства, адмирала Алексея Петровича Ветлугина, занимавшего с женой и двумя дочерьми обширный деревянный особняк на Васильевском острове, раздался громкий, продолжительный кашель, свидетельствовавший, что адмирал изволил проснуться... <...>
Федор Иваныч и Настасья вышли за двери.
Когда через несколько времени они заглянули в спальню, грозный адмирал уже заснул навеки с спокойно-суровым выражением на лице.
Кукушка в столовой прокуковала три раза.[8]
Время шло. Старинные часы хрипло пробили, и кукушка, высунувшись, прокуковала восемь. Закусывали, выпивали, два раза принимались за чай, а жениха нет. <...>
В комнате воцарилось томительное ожидание. Все поглядывали в тускло белевшие окна. Кукушка прокуковала девять. <...>
Отец дьякон слегка откашлялся октавой, рюмки легонько зазвенели, но ничего не сказал. Благочинный жевал беззубым ртом, помогая себе бровями. Кукушка прокуковала десять. <...>
Кукушка прокуковала одиннадцать, потом незаметно двенадцать, — и я с радостью видел, что обе стороны утомлены и за взаимным истощением и поздним временем вопрос сам собою решается в мою пользу.[9]
Выскочила из часов кукушка, торопливо кукукнув, спряталась в домике.
Шло время, откалывали часы миг за мигом в пучинную вечность без возврата, а может быть, чтоб повторить миллион миллионов раз одно и то же, Бог весть. <...>
Подмигивал — бегал маятник в домике кукушки. <...> И только, когда выскочила кукушка из своего домика — резко прокуковала, и все поднялись и заторопились на вокзал ехать, Катя заплакала.
И плакала тихо, покорно.
Дни уходили однообразно — один, как другой, все солнечные, молодые, летние с голубым небом, нарисованным озером и сделанными горами. В определенное время завтракали, в определенный час ужинали; в перерыве между двумя блюдами из ящика часов неизменно выскакивала кукушка и мелодически куковала. <...>
— Стоит ли жить, к чёрту! — сказал Глинский. Слова чуждо и глухо прозвучали. В первый раз он подумал о самоубийстве.
Вдруг выскочила кукушка и, нагнув голову вперед, как будто поклонилась и засмеялась в два слога. Когда он поднял глаза, уже щелкнула дверца, и насмешница скрылась. Подали кофе.
Вечером вздумалось Илье Алексеевичу починить очень старые над буфетом в столовой часы, и теперь, в тишине сонного дома, хлопая дверцами и своим синдетиконом залеченным темным крылом, хриплым голосом куковала вещунья-кукушка — ночные часы.[10]
— Ку-ку! — радостно крикнула лесная кукушка и выскочила из нюренбергского разрисованного домика на стене.
— Ку-клукс-кан! — закричала она, и превратилась в лысую голову, — запишем, как вы работников лупите! Ярость овладела Коротковым. Он взмахнул каделябром и ударил им и часы. Они ответили громом и брызгами золотых стрелок. Кальсонер выскочил из часов, превратился в белого петушка с надписью «исходящий» и юркнул в дверь.[11]
Теплело — и опять возвращалась весна, обманывая людей надеждами, богато одаряя природу зеленой мишурой, — часы с кукушкой считали минуты, следили за спокойным движением двух стрелок, не оставлявших никакого следа на круге, размеченном двенадцатью знаками. Уходили на вечный отдых те, кому пришло время, зарождались новые жизни; открывались новые раны, ныли, рубцевались; затихали вздохи и сменялись первой радостью; новые страхи вставали в сумеречный час; в потоке жизни барахтались люди, смытые с наскоро сколоченных плотов. Текла с привычным шумом река Времени, — часы с кукушкой, старые часы профессора, тикали секунды, равнодушно и степенно разматывали пружину, повинуясь тяжести подвешенной гири. Каждый час и каждые полчаса из крохотного домика выскакивала деревянная кукушка, кивала головой и куковала, сколько полагалось. И профессор говорил: — Как думаешь, Танюша, не пора ли дедушке твоему в постель?[12]
А радио ей поставил внучек Миша, умный, хороший мальчик. Он теперь с матерью на даче и пишет оттуда Марье Ивановне: «Приезжай, бабушка, к нам в гости!» А бабушка и рада бы поехать, да нельзя бросить квартиру: некому будет часы заводить.
А часы у нее замечательные, старинные, с кукушкой, только уж очень дряхлые. Часовщик сказал: если они остановятся, их уже не починишь. И со стенки их нельзя снимать. Вот Марья Ивановна и живет при часах, подтягивает им гирьки каждый день, а на дачу не едет. Посидит на лавочке, подышит воздухом — и опять домой!
Но Марья Ивановна не слушала. Она влезла на стул и показала лисе, как нужно заводить часы. Заскрипели колесики, забренчали гирьки, и вот с треском и громом раскрылся узорчатый домик. Из него выскочила желтая кукушка и жалобно прокуковала:
— Беда! Беда!
Тут с треском и громом раскрылся узорчатый домик на старинных часах, из него выглянула желтая кукушка и сказала:
— Ку-ку! Послушайте, что я скажу!
Вещи притихли, а Мусенька даже перестала лизать лапку и замерла с высунутым язычком.
Все в доме уважали старую кукушку.
— Я живу на свете полтораста лет! — сказала кукушка. — Я видела вещи, которые вы, молодежь, помнить не можете! Это было давным-давно. Мои часики были еще совсем новенькие, а на домике еще блестела позолота. Теперь она стерлась!
Кукушка вздохнула, и в горле у нее скрипнула пружинка. Вещи терпеливо ждали. Все знают, как грустно старикам вспоминать свою молодость!
— Мы висели тогда в спальне в большом помещичьем доме, — продолжала кукушка. — В доме был барин, такой же толстый, с красным лицом и злой, как наш жилец. Целый день он сидел в кресле, одетый в засаленный халат, и пил водку или, выпучив глаза, курил длинную-предлинную трубку. Целый день возле него на коленях стоял мальчишка-казачок. Он наливал барину водку в стакан, набивал трубку и разжигал табак угольком. Барин то и дело давал ему подзатыльник, а иной раз бил его смертным боем.
Снова выглянула кукушка и сказала:
— Ку-ку!
— Эй, перестань куковать! — обозлился Карабас. — Вот я тебя!
Он схватил салфетку и стал вытирать бороду. Но из салфетки выскочила круглая тяжеленькая ложка и так стукнула его по лбу, что искры из глаз посыпались!
Опять выглянула кукушка и в третий раз сказала:
— Ку-ку!
В кабинете, в глубокой нише, стояли высокие часы в деревянном футляре. За стеклом желтел циферблат. В нем рядом с отверстием для завода часов виднелась едва приметная, узкая щель. Свиридов открыл дверцу часов. Маятник криво качнулся и звякнул. Свиридов перевел стрелки на двенадцать часов без одной минуты, вставил в щель змейку кортика и, осторожно поворачивая ее вправо, завёл часы. Минутная стрелка дрогнула, подвинулась — открылась дверца над циферблатом, оттуда выскочила кукушка. Она двенадцать раз прокуковала, потом часы захрипели, кукушка дернулась вперёд, вслед за ней повернулась башня часов, открыв верхнюю часть футляра. Футляр был с двойными стенками. Хитроумие тайника заключалось в том, что снаружи башня часов и футляр казались сделанными из цельного куска дерева. Только после завода часов внутренняя пружина поднимала башню и открывала тайник, представлявший собой глубокий квадратный ящик, наполненный бумагами.[14]
Из ходиков вылетела раскрашенная деревянная кукушка и сделала круг по комнате, громко кукуя на лету. Лошади проводили ее глазами. Кукушка крикнула пять раз и юркнула в маленькое окошко над циферблатом. Ставни окошка со щелчком захлопнулись, гири ходиков вздрогнули и закачались.
Первая лошадь зевнула, показав ровные зубы, похожие на клавиши пианино.[16]
Он говорил много и сложно, но лучше всего я запомнил удививший меня своей поэтичностью пример: тяжесть висящей на цепочке гири заставляет часы работать; Луна — такая гиря, Земля — часы, а жизнь — это тиканье шестеренок и пение механической кукушки.[17]
Возле корзин старичок малюсенького росточка торгует часами самых разных видов и марок: наручными, карманными, стенными...
— Папаша, а часы с кукушкой у вас есть?
— Вообще есть. Но должен вас предупредить: часы с брачком.
— Что, отстают?
— Боже упаси!
— Спешат?
— Никогда в жизни!
— Так что? Кукушка не выскакивает?
— Кукушка выскакивает каждые шестьдесят минут. Но она всегда спрашивает: «Который час?»[18]
Ботаник понял, что ничего описывать уже не нужно, что все вокруг само превращается в мертвый музей. Преисполненный гордости победителя, он аккуратно, обеими руками, снял с гвоздей хозяйские настенные часы и, скривившись лицом от броска кукушки, выскочившей на пружинах из игрушечного люка, стукнул тугой механизм об угол стола, — но вокруг никто ничего не понял и даже, вследствие выпитого, нисколько не удивился.[19]
Сердце Нины Александровны вдруг растаяло; она подумала, что и сама, когда была беременной и пыталась повеситься, выглядела со стороны невероятно смешно — точно кукушка, застрявшая в часах.[23].
— Ольга Славникова, «Бессмертный. Повесть о настоящем человеке», 2001
Существовала ли острая необходимость в такой убойной критике, выбивающей Зощенко и Ахматову из писательского седла? Он искал ключ к отгадке у самой Ахматовой, перечитывая покорившие его давно строки. Повторял, вслушиваясь в музыку стихов: «Я живу, как кукушка в часах. Не завидую птицам в лесах. Заведут — и кукую...»[24]
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут — и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
— Анна Ахматова, «Я живу, как кукушка в часах...», 1911
Кукушки водятся в часах
На каждом полустанке.
Живут древесницы в лесах,
Но их сажают в банки.[15]
— Юрий Одарченко, «Кукушки водятся в часах...» (из книги «Денёк»), 1949
― Я сделал вечный двигатель. Признаться,
Одной «кукушки» не успел достать.
Продай часы. ― А что она сказала?
― Так, значит, по рукам? ― Пойду искать...[25]
При герцогах Борджиа в Италии 30 лет царили война, террор и убийства. Но она дала нам Микеланджело, Леонардо да Винчи и Возрождение. А что дала нам Швейцария за 500 лет братской любви и мира? Часы с кукушкой!
↑ 123Иван Кулибин. Моё жизнеописание. — С.-Петербургские губернские ведомости, 1845, прибавл. к No 2, часть неофициальная; Русская старина, 1873, ноябрь, стр. 734-737; Хрестоматия по истории СССР, т. II (1682--1856). Составили: С.С. Дмитриев и М. В. Нечкина. 2-ое издание, 1949 г., стр. 368-371.