Николай Алексеевич Клюев (10 (22) октября 1884, деревня Коштуги, Олонецкая губерния — между 23 и 25 октября 1937, Томск, расстрелян) — русский поэт, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века.
Сготовить деду круп, помочь развесить сети,
Лучину засветить и, слушая пургу,
Как в сказке задремать на тридевять столетий,
В Садко оборотясь иль в вещего Вольгу.
Не удачлив мой путь, тяжек мысленный воз!
Кобылица-душа тянет в луг, где цветы, Мята слов, древозвук, купина красоты.
Там под Дубом Покоя, накрыты столы, Пиво Жизни в сулеях, и гости светлы...
От кудрявых стружек тянет смолью,
Духовит, как улей, белый сруб.
Крепкогрудый плотник тешет колья,
На слова медлителен и скуп. Тёпел паз, захватисты кокоры, Крутолоб, тесовый шоломок. Будут рябью писаны подзоры И лудянкой выпестрен конёк. <...>
Крепкогруд строитель-тайновидец,
Перед ним щепа как письмена: Запоёт резная пава с крылец,
Брызнет ярь с наличника окна. И когда очёсками кудели Над избой взлохматится дымок - Сказ пойдет о красном древоделе По лесам, на запад и восток.
Мы матери душу несём за моря,
Где солнцеву зыбку качает заря,
Где в красном покое дубовы столы
От мис с киселём, словно кипень, белы.
Там Митрий Солунский, с Миколою Влас
Святых обряжают в камлот и атлас...
— «Четыре вдовицы к усопшей пришли...» (1916)
Время, как шашель, в углу и за печкой Дерево жизни буравит, сосёт...
В звёзды конёк и в потёмки крылечко
Смотрят и шепчут: «Вернётся... придёт...»[1]
— «Умерла мама» — два шелестных слова...» (1918)
Олений Гусак сладкозвучнее Глинки,
Стерляжьи молоки Верлена нежней,
А бабкина пряжа, печные тропинки
Лучистее славы и неба святей. <...>
О, русская доля — кувшинковый волос
И вербная кожа девичьих локтей,
Есть слухи, что сердце твоё раскололось,
Что умерли прялки, и скрипки лаптей,
Что в куньем раю громыхает Чикаго,
И Сиринам в гнёзда Париж заглянул.
Не лжёт ли перо, не лукава ль бумага.
Что струнного Спаса пожрал Вельзевул?
— «Олений гусак сладкозвучнее Глинки...» (1918)
В желтухе Царь-град, в огневице Калуга,
Покинули Кремль Гермоген и Филипп,
Чтоб тигровым солнцем лопарского юга Сердца врачевать и молебственный хрип.[1]
— «Стада носорогов в глухом Заонежье...» (1919)
Падает снег на дорогу —
Белый ромашковый цвет.
Может дойду понемногу
К окнам, где ласковый свет?
Топчут усталые ноги
Белый ромашковый цвет. <...> Жизнь — океан многозвонный —
Путнику плещет вослед. Волгу ли, берег ли Роны —
Всё принимает поэт...
Тихо ложится на склоны белый ромашковый цвет.