У этого термина существуют и другие значения, см. Тушь (значения).
Тушь для ресни́ц — декоративная косметика, предназначенная для подчёркивания, выделения и изменения естественного цвета ресниц. Тушь производится в различных формах: жидкая, кремообразная и сухая. Она также выпускается разных оттенков и цветов.
Тушь предназначена для того, чтобы подчеркнуть, увеличить объём, форму и длину ресниц. Самая популярная форма выпуска туши — тубы с палочкой, на конце которой находится аппликатор-щёточка. Щёточка может быть прямой или изогнутой, в зависимости от предназначения туши — подкручивать, утолщать или удлинять ресницы.
Ингредиенты туши обычно включают воду, воск, формирующие частицы, отдушку и консерванты. Некоторые туши содержат вискозные или нейлоновые волокна для удлинения ресниц.
Секунду она широко открытыми глазами смотрела на него, потом взялась за грудь, тихо сказала: «Ой, не могу», зашаталась, потом затряслась, согнувшись, и слёзы потекли по щекам, смывая синюю тушь.[3]
Во время исполнения у Марии вдруг потекла тушь с ресниц от выступивших слёз, от туши слёзы полились ещё больше и певица не могла уже открыть глаз, ничего не видела.[4]
Тушь для ресниц в мемуарах, научно-популярной литературе и публицистике[править]
Я делала маску из своего лица, потому что не понимала, что очень красива. Бог так наградил меня. А я практически уничтожила эту красоту. Я носила тяжёлую чёрную тушь, ресницы были как крылья летучей мыши, и тёмную подводку на веках, и коротко подстригла волосы, мои длинные тёмные волосы. Покрасила их в белый. Все эти мелочи сделанные мной тогда, очень расстраивают меня сейчас.
Слово «тушь» (черная краска особого состава) известно в русском языке давно. Люди, работавшие с этой краской, также довольно давно начали употреблять и различные производные слова от этого слова-корня: «растушевка» (особый инструмент), «тушевать» (закрашивать тушью, а потом и вообще покрывать темным цветом) и т. д. Но с середины прошлого века в языке наших писателей начало мелькать новое слово того же корня: «стушеваться». Оно означало: скрыться, сделаться незаметным. Слово это, как видно, ново не только потому, что отличается от старых своих собратьев по составу и форме. В нем и сам корень ― «тушь» ― получил новый, переносный смысл; оно уже не значит «покрыться темным цветом». Мы бы никогда не узнали ничего о рождении этого слова, если бы в одной из книг писателя Ф. М. Достоевского не нашлось заметки, в которой он утверждает, что слово «стушеваться» придумано им.[7]
На третьем туре конкурса с Марией произошёл неожиданный и для неё, и для нас, членов жюри, случай, о чём потом писали аккредитованные на конкурсе журналисты. Во время исполнения у Марии вдруг потекла тушь с ресниц от выступивших слёз, от туши слёзы полились ещё больше и певица не могла уже открыть глаз, ничего не видела. Спасая положение, дирижёрОдиссей Димитриади, не прекращая дирижировать, подал Марии свой белоснежный платок, чтобы она могла вытереть глаза. В этом жесте было что-то такое «домашнее», отеческое, что зал потом взорвался аплодисментами не только из-за прекрасного пения Марии.[4]
Тушь для ресниц в беллетристике и художественной прозе[править]
Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: «А лес стоит загадочный…» И точно, некая загадочность была и в облике хозяйки и в ее словах. Однако Данилов чувствовал, что тайны в Клавдии долго не удержатся. А потому и ни о чем ее не спрашивал.[2]
― Наташа, ― чётко произнёс он, останавливаясь и беря её за руку, Наташа, я прошу тебя стать моей любовницей.
Чего угодно мог ожидать Лаптев в ответ на свое предложение: сдержанной стыдливости, притворной обиды ― мол, «я вам не такая», ― деловитого согласия и даже смущенного отказа ― мало ли какие могут у девушки быть обстоятельства, ― но того, что произошло, он уж никак не предвидел и даже в первую минуту решил, что Наташа, скорее всего, сошла с ума. Секунду она широко открытыми глазами смотрела на него, потом взялась за грудь, тихо сказала: «Ой, не могу», зашаталась, потом затряслась, согнувшись, и слёзы потекли по щекам, смывая синюю тушь.
― Ну, ты даёшь! ― повторяла она.[3]
… человек должен уметь забывать прошлое, если хочет и дальше идти по жизни, где надо улыбаться наглой женщине из отдела кадров, надевать медали на экзамен и приносить домой несколько веток сирени, напоминающей не то о довоенных чернилах, не то о вечном салюте всем живым, если они, конечно, ещё есть в этом городе, лучше приспособленном для грузовиков, чем для людей, особенно крошечных, которые дико орут всю ночь, лежа в своих кроватках и глядя то на ползущие по потолку квадраты света, то на лицо матери, разрисованное помадой и тушью, купленной у каких-то сволочей перед вокзалом...
Под фразу Соловьева «благодарю за внимание» она выбежала из-за колонны и обняла докладчика. Это горячее научное объятие, соединившее в себе и всхлипывания, и потекшую тушь, и покалывание усов, ― не было ли оно торжеством истинных ценностей, свидетельством нерушимости великого интернационала исследователей? Стоя за трибуной с потекшей по лицу тушью, А. Дюпон вспомнила всех, кто в разное время посвятил себя исследованию послереволюционного периода.[5]
Ему ничего не стоило увидеть, какими были попадавшиеся навстречу коштыры в детстве и какими они станут в старости: они ведь почти не менялись, храня слепую верность тем скуластым, узкоглазым подросткам, о которых сами давно забыли. Олег сел за столик уличного кафе, подошедшей официантке было под пятьдесят, но она записала его заказ с усердием школьницы. Тушь и помада были нанесены на её темное помятое лицо с неумелой щедростью восьмиклассницы, дорвавшейся до маминой косметики.[6]
Жил я когда-то на той стороне, возле Фонтанки. Падал, вставал, повисал на ремне автоболтанки.
А спохватился ― чужая мигрень,
Тушь на подушке.
Что я запомнил в последний свой день
В той комнатушке?
— Евгений Рейн, «Рынок Андреевский, сквер и собор...», 1969
И женщина бледный помадит рот
и в тушь окунает глаз,
и череп отбрасывает апперкот
отвесно, что ватерпас.
Дымится Авачи лубочный ад,
в цистернах клокочет нефть.
К сожалению, умной и верной,
Быть невозможно. Нельзя! Спермой,
Ты измазана вся.
Я могу без тебя жить!
Я плевал в твои, чёрной тушью,
Размазанные ресницы!
— А как же социальное обеспечение?
Посмотри на пламя и молча его сличи
с языком змеиным, с любовью по гроб, с любой
вертихвосткой юной, довольной самой собой,
на ресницах тушь, аметисты горят в ушах ―
а в подполье мышь, а в прихожей кошачий шаг,
и настольной лампы спиральный скользит накал
по сырому снегу, по окнам, по облакам…
.svg){kind=logo}
