Ха́чин (устар. Хочин) — самый большой остров на озере Селигер в Тверской области, неподалёку от города Осташков. Площадь острова более 30 км². С севера на юг его протяжённость около 9 километров. С запада на восток — 6 километров. На острове находится четыре деревни и тринадцать озёр, причём большая часть из них расположена «цепочкой» с севера на юг.
— Дмитрий Анучин, «Из поездки к истокам Днепра, Западной Двины и Волги», 1891
...запрятанный в лесах о́строва Хачин потаённый канальчик Ко́панка и открывшийся за ним неохватный простор плёсов! Глаза становятся до ненасытного жадными в этом привольном краю...[2]
На самом большом острове Хачин разместилось целых одиннадцать таких внутренних мини-водоёмов, и клёв на них гарантирован, даже если на само́м Селигере штормит...[3]
Прочувствовать всю необычайность и словно вневременную затерянность селигерского островного мира, этого зачарованного Берендеева царства, можно только путешествуя на лодке по соединённым бесчисленными внутренними протоками внутренним озёрам, особенно на Хачине.[4]
Внутрихачинские озера не похожи друг на друга. Глохнущее, заболоченное Гнилецкое озеро лежит в топких берегах, к которым нет подхода. Наоборот, в Белом озере вода светлая и прозрачная.[4]
Если пройти на лодке по каналу Копанка, прорытого монахами в конце XVII века в южной, самой узкой оконечности Хачина, то при выходе в озеро откроется вид на остров Столбный с монастырём Нилова пустынь.[4]
Хачин в публицистике и документальной прозе[править]
За Хачиным озеро <Селигер> начинает суживаться и, наконец, принимает характер реки, известной под именем Полоновки. Местами эта река заросла камышом, в котором водятся утки; тянется она версты четыре, потом снова расширяется в плёс.[1]
— Дмитрий Анучин, «Из поездки к истокам Днепра, Западной Двины и Волги», 1891
Кроме плёсов и озёр (их насчитывают до 24-х), Селигер образует ещё многие заливы, по-местному ― луки, напр. Орлова, Глебова, Дударня, Овинская, Черная, Хотинья, Темецкая и др. Главных рек три: Полоновка (к востоку от о. Хачина), Княжа (ведущая в ряд восточных плёсов ― озера Хресное, Серемо и др.) и Непри (к западу от о. Хачина); в «реках» этих заметно явственное течение.[1]
— Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
Площадь озера <Селигер> сужена еще во многих местах островами, из коих самый значительный Хачин (или Хочин) занимает пространство в 31 кв. км, южная часть его, выступающая неправильным полуостровом и причлененная к главной части острова лишь узким перешейком (к тому же прорезанным искусственною канавой), известна под именем о. Конева. Другой остров, значительно меньший, но также довольно большой и покрытый прекрасным сосновым лесом (принадлежащим Ниловой пустыни), лежит к югу от Хачина и называется Городовня (или Городомля), наконец, ещё южнее имеется о. Кличен (или Кличин), навстречу которому выступает с юга полуостров (с примыкающим к нему о. Житенным или Житиным), на котором расположен г. Осташков. Кроме того, имеются еще многие более мелкие острова, общее число коих определяют в 169 (заслуживает особенно внимания о. Столобенский с монастырем св. Нила).[1]
— Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
Почти посредине острова Хачин с севера на юг тянется древняя ложбина, образованная потоками подледниковых вод. К наиболее глубоким частям этой ложбины и приурочены озёрные котловины. Последние соединяются между собой протоками, лежащими в глубоких долинах. Эта древняя ложбина на всем протяжении окаймляется с двух сторон (западной и восточной) озовыми грядами, сложенными сортированными слоистыми песками, галечниками и гравием.[6]
— «Учёные записки», 1967
Хачин в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Озеро Селигер и остров Хачин
За о. Столбенским следует самый большой о. Хачин, занимающий пространство в 31 1/2 кв. вёрст и имеющий десять рыбных озерок и семь деревень. На острове водится много зайцев; осенью ловят их до тысячи штук; есть также куропатки и другая птица. Иван припомнил, что он возил охотиться И. С. Тургенева: «Высокий такой, сивый барин». У него была своя палатка и кухня; с ним был мужчина лет пятидесяти и другой ― молодой. Они много ходили с ружьём и собакою и застрелили несколько зайцев и десятка два куропаток.[1]
— Дмитрий Анучин, «Из поездки к истокам Днепра, Западной Двины и Волги», 1891
А деревянная вязь на домах Заплавья! А тропы от кургановкривичей и пути к могиле советского генерала Шевчука! Или запрятанный в лесах острова Хачин потаенный канальчик Копанка и открывшийся за ним неохватный простор плёсов! Глаза становятся до ненасытного жадными в этом привольном краю, где даже тину в озерах следует внушительно называть «сапропель», ибо она тоже наделена какими-то целительными свойствами.[2]
Не менее красивы и разнообразны многочисленные острова Селигера. Одни из них привлекают лесистыми берегами, другие — песчаными пляжами, третьи — непотревоженными никем до вас ягодными полянами или богатыми рыбой внутренними озёрами. На самом большом острове Хачин разместилось целых одиннадцать таких внутренних мини-водоёмов, и клёв на них гарантирован, даже если на самом Селигере штормит, и рыба уходит.[3]
Прочувствовать всю необычайность и словно вневременную затерянность селигерского островного мира, этого зачарованного Берендеева царства, можно только путешествуя на лодке по соединённым бесчисленными внутренними протоками внутренним озёрам, особенно на Хачине. Всё время притходится маневрировать: змеистые протоки столь узки, что вёсла иногда касаются обоих берегов. Скользишь как по зелёному туннелю, чей свод образуют вершины склонившихся сосен, на янтарных стволах которых играют мсолнечные блики. И вот наконец впереди просвет. Лодка медленно вплывает в озеро, запрятанное в самой глуши леса.[4]
Внутрихачинские озера не похожи друг на друга. Глохнущее, заболоченное Гнилецкое озеро лежит в топких берегах, к которым нет подхода. Наоборот, в Белом озере вода светлая и прозрачная. Веселое и радостное, оно считалось чудодейственным: окунувшись в его воды, старик выходил помолодевшим, а уродливый человек превращался в красавца.
Если пройти на лодке по каналу Копанка, прорытого монахами в конце XVII века в южной, самой узкой оконечности Хачина, то при выходе в озеро откроется вид на остров Столбный с монастырём Нилова пустынь.[4]
Хачин в беллетристике и художественной прозе[править]
Тёмно-зелёным клином вставал поперёк плёса остров Городомля, нам придётся долго его оплывать с южной стороны. Здесь прекрасные жёлтые пляжи, но этот остров не принадлежит туристам.
— Почему? — спросил сын.
Мы с женой переглянулись. Не принадлежит, и всё. Бывает в жизни и такое. И вот здесь как раз тот случай. Зато весь остальной Селигер наш. Куда мы поплывём? На Хачин, да? Давайте на Хачин. Там и лес хороший, и ягод там много, и грибов. Да, там всё есть. А может, сперва посмотреть по карте? К чему уж тут карта, если мы всё знали наизусть. И остров Хачин мы тоже знали. Но хотелось прочувствовать то редкое для души состояние, когда есть простор и можно выбирать. Медленно водить пальцем по зелёно-голубой километровке и предполагать свою судьбу. То ли Хачин, то ли не Хачин, хотя Хачин лучше всего. На этом огромном острове, обтекаемом со всех сторон плёсами, хороший сухой лес да высокие берега. Мы, конечно, знали, что пойдём на Хачин, но всё равно обсуждали, будто решали сейчас, на ходу. И действительно, мы могли бы вдруг переиграть и пойти на Полоновку, а то и на Полоновские плёсы или на Берёзовский, поближе к Залучью, где живёт наш старый друг Николай Фёдорович Виноградов.[7]
И снова кружили по незнакомому лесу, шли через болота. Валя сказала:
— Откуда здесь столько болот? С ума можно сойти!
И я бормотал, что ничто не без недостатков, и такой остров как Хачин может себе позволить роскошь иметь несколько болот...
Вскоре мы выбрались на просёлочную дорогу. Сын сел на её краю, на моховую кочку, и заявил, что дальше он не пойдёт.
Ну, оставайся, — сказали мы. Мы пошли, не оглядываясь, втайне сознавая, что поступаем с ним жестоко, но другого выхода у нас нет.[7]
От Ниловой Пустыни мы обогнули Хачин, самый большой остров на Селигере. Тут несколько деревень, прозрачные сосновые леса, этакий настоящий урман с ягелем и оленьим мохом. Тут много любой ягоды, особенно брусники, а на корню лучшие по этим местам моховики и белые.
Мы пересекли холодный и голубой Кравотынский плёс под холодными белыми облаками и встали под вечер на высоком хачинском мысу. Молодой, очень весёлый соснячок окружал нашу палатку.[7]
— Анатолий Приставкин, «Первый день — последний день творенья» (маленькие рассказы), 1981
Ах, каков, друзья, закат на Селигере!
Как спокойна там вечерняя волна!
Не приехал бы — рассказам не поверил
Что так может тишью быть земля полна. Как уснувший исполин там остров Хачин Из воды торчит косматою спиной, А мохнатый лес, как в сказке тих и мрачен, Родниковый вековой хранит покой. <...>
Ах, как спится поутру на Селигере...
Как нехочется глаз утром открывать...
Не приехал бы — пожалуй б, не поверил,
Что понять — там просто нужно побывать.[5]
