Осташков

Осташков, вид с озера

Оста́шков — город (с 1925 года) на северо-западе России, административный центр, расположенный на западе Тверской области, на берегу южной части озера Селигер, в 190 километрах от Твери.

Город известен с XIV века. В грамоте литовского князя Ольгерда к константинопольскому патриарху Филофею, датированной 1371 годом, упоминался Кличень, а именно как пограничный литовский городок, захваченный Великим княжеством Московским. Город располагался на одноимённом острове на Селигере. В 1393 году Кличен был захвачен и сожжён новгородцами. Согласно другой версии в летописных источниках отражён набег на другое поселение с названием Кличен. По местной легенде, после разгрома городка уцелел единственный житель Кличена, рыбак Евстафий (Осташко), который перебрался на соседний полуостров южнее Кличена — по имени рыбака город и получил своё название.

Осташков в коротких цитатах

	...уже приехавши и Осташков, я узнал, что он не таков, каким я себе воображал его. Я воображал, что найду глушь, а вместо того нашел едва ли не самый образованный уездный город в России, в котором всякий кузнец и всякая пряничница читает «Тысячу и одну ночь»...
	— Иван Киреевский, из письма Н. М. Языкову, 1833

	Собрав в Новгороде свой сборный корпус и прибыв с ним в Осташков, Князь Волконский разослал во все стороны партии, но они единогласно показали, что неприятеля нигде нет.
	— Александр Михайловский-Данилевский, «Описание Отечественной войны в 1812 году», 1839

	...безгранично протянулось синее озеро со своими островами, вдали колокольни и дома почти утонувшего в воде Осташкова...
	— Александр Островский, Дневник, 16 мая 1856

	Ни об одном из уездных великорусских городов не было писано в последнее время столько, как об Осташкове. <...> Всякий, посетивший это русское Эльдорадо, по мере сил и крайнего разумения отдавал должную справедливость заботливости городских властей и хвалил жителей за примерное благонравие...
	— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1863

	Почему вышневолоцкий сапожник сошьёт сапоги из гнилого товара и ещё на чаёк за это попросит; а осташковский сошьет хорошие сапоги и вместо чайку попросит почитать книжечку?
	— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1863

	Осташков, с его загородными гуляньями, танцами и беседками, можно рассматривать, как одну из тех драгоценных картин-игрушек, на которую потрачено много труда и денег...
	— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1863

	...он знает еще, что где-то там за Селижаровкой есть город Питер и что ежели в Осташкове что-нибудь нездорово, то Фёдор Кондратьич съездит в Питер и отстоит своих осташей.
	— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1862

	Так как г. Осташков расположен невысоко над уровнем Селигера, то было принято, что помощью плотины нельзя возвышать горизонт воды Среднего (Городового) плёса выше 0,5 сажени (3% фута) над низкими водами (иначе будут затоплены участки города)...
	— Дмитрий Анучин, «Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898

	Город Осташков ― сущая деревня, в воеводском доме только сороки да вороны, ни площади, ни лавок я не нашёл.
	— Вячеслав Шишков, «Емельян Пугачев» (книга первая), 1939

	Общественная жизнь била в Осташкове ключом. Осташков ставили в пример и вологодской Устюжне, и тверскому Весьегонску, и даже далекому костромскому Кологриву.
	— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

Осташков в публицистике и документальной прозе

	Менее других веря гетману, или Сигизмунду, они <Филарет и Голицын> еще с дороги известили Думу, что вопреки условиям ляхи грабят в уездах Осташкова, Ржева и Зубцова; что Сигизмунд велит дворянам российским присягать ему и Владиславу вместе, обещая им за то жалованье и земли.
	— Николай Карамзин, «История государства Российского», 1826

К Витебску подходил в то время из Осташкова отряд Генерал-Адъютанта Князя Волконского, сформированный по следующему случаю. В половине Октября посланный Графом Витгенштейном в северную часть Витебской губернии, партизан Дибич перешел оттуда к Белому и донес прямо Государю, что три неприятельских отряда идут от Смоленска к Белому, Торопцу и Сычевке. Для охранения сего края не было там никаких войск, и Император велел Князю Волконскому ехать в Новгород, взять часть ополчения, несколько линейных войск и артиллерии, остановить на дороге шедшие к Графу Витгенштейну 3 Башкирских полка и, составив отряд, расположиться между Торопцом и Белым. Собрав в Новгороде свой сборный корпус и прибыв с ним в Осташков, Князь Волконский разослал во все стороны партии, но они единогласно показали, что неприятеля нигде нет. В то же время известил и Дибич, что донесение его к Государю было основано на известиях, оказавшихся впоследствии несправедливыми. Таким образом, наскоро пришедший в Осташков отряд сделался там бесполезен, и Государь велел Князю Волконскому отправить его на усиление Графа Витгенштейна.

— Александр Михайловский-Данилевский, «Описание Отечественной войны в 1812 году», 1839

Тверской губернии в городе Осташкове, назад тому десять лет, городское общество устроило пожарную команду совершенно по своему. По его поручению было приобретено несколько заливных труб в Петербурге из пожарного депо, а другие снаряды и принадлежности заготовлены городскою думою на месте. Для действования всеми этими снарядами назначены были от общества сто человек молодых и способных граждан, под руководством двух опытных брандмейстеров, также из граждан (прикомандировало было высшее начальство туда человек десять пожарных из военных чинов; но большая часть их, по старости и неспособности, только мешала, говорят, на пожарах, а потому впоследствии исходатайствовано разрешение удалить их из Осташкова). Сто граждан служат без срока и безвозмездно; живут на своих квартирах и занимаются каждый своим делом, а на пожары являются исправно и скоро; вообще служат так добросовестно и усердно, что ни разу до сих пор не доводилось налагать на них штрафы.

— Александр Порецкий, Обзор современных вопросов, 1861

	Представляется вопрос: городу Осташкову, который первый начал «сам устроивать свои собственные дела», не суждено ли пойдти впереди других городов и не в одном деле устройства пожарных команд? Этот вопрос представился нам по поводу недавно напечатанной статьи из Осташкова, подписанной купцом Коробановым.
	— Александр Порецкий, Обзор современных вопросов, 1861

Ни об одном из уездных великорусских городов не было писано в последнее время столько, как об Осташкове. Всякий, кому случалось бывать в этом городе, считал непременною обязанностию печатно или изустно довести до всеобщего сведения о тех диковинах, которые ему пришлось в нем увидать: о пожарной команде, библиотеке, театре и проч. , то есть о таких предметах роскоши, о которых другие уездные города пока еще не смеют и подумать. Всякий, посетивший это русское Эльдорадо, по мере сил и крайнего разумения отдавал должную справедливость заботливости городских властей и хвалил жителей за примерное благонравие, затем благородный посетитель не упускал случая поставить Осташковскую мостовую и пожарную команду в пику всем прочим уездным городам русского царства и намекнуть в конце, в виде нравоучения, что почему бы, дескать, и другим городам не взять примера с Осташкова и не завести у себя и то, и другое, и пятое, и десятое; желательно было бы её и проч., как это обыкновенно говорится в подобных случаях. Такого рода похвалы и советы, без всякого сомнения, делали честь благородному посетителю, обличая в нем желание наставлять нерадивые города на путь истины, но вместе с тем они отчасти и повредили Осташкову во мнении прочих городов. Благородный посетитель как будто нарочно всегда старался изобразить Осташков каким-то благонравным мальчиком, у которого и волосики гладко причесаны, и курточка не изорвана, и тетрадочки не закапаны салом, за что начальники его всегда хвалят и ставят в пример другим, нерадивым мальчикам, и за что товарищи его терпеть не могут. Но если бы благородный посетитель потрудился дать себе отчет в том, что он видел, и пожелал бы узнать причины ― почему, например, один город сидит себе по уши в грязи, и грамоте даже учиться не хочет (как Камышин), а другой ― без театра и библиотеки немыслим? Почему осташковская мещанка, кончив дневную работу (большею частию тачание сапог), надевает кринолин и идет к своей соседке, такой же сапожнице, и там ангажируется каким-нибудь галантным кузнецом на тур вальса, или идет в публичный сад слушать музыку; а какая-нибудь ржевская или бежецкая мещанка, выспавшись вплотную на своей полосатой перине и выпив три ковша квасу, идет за ворота грызть орехи и ругаться с соседками?

— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1862

Осташков, как вам известно, стоит на берегу озера Селигера, или, лучше сказать, Осташков стоит на полуострове и с трех сторон окружен озером, а так как город выстроен совершенно правильно и разделён на кварталы прямолинейными улицами, то вода видна почти отовсюду, и притом озеро кажется как будто выше города, чему причиной служит низменность почвы. Город весь в воде, и даже с четвертой стороны у него огромнейшее болото. Над озером стоит туман, и дальние берега чуть-чуть мелькают: с одной стороны виднеются какие-то деревни да несколько ощипанных кустов; в другую сторону, к югу, лежат острова: Кличин, еще какой-то с обвалившейся красильней; житный монастырь тоже на острове. За этими островами тёмной полосою синеет опять остров ― Городомля с сосновым лесом, а за этим лесом уже не видно Ниловой пустыни. Население расположилось в разных частях города по промыслам и ремеслам; так что весь город можно разделить на три части. Если смотреть на Осташков с севера, то есть с материка, так, как он является каждому, въезжающему в город, то увидим, что правую и левую сторону его берегов заняли рыбаки; южная оконечность полуострова, вдавшаяся в озеро, застроена кожевенными заводами; в центре находится торговая площадь, присутственные места и кузницы; сапожники же разбросаны по всем остальным улицам и переулкам, идущим во все направления. Такая сортировка по занятиям вполне соответствует и потребностям каждого ремесла или промысла, взятого отдельно.

— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1862

Осташков действительно один из замечательнейших русских городов, даже единственный в своем роде; но замечателен он во все не тем, на что обыкновенно туристы и хроникёры стараются обратить внимание публики. Осташков выходит из ряда обыкновенных уездных городов; но не тем, что в нем есть театр, мостовая и доморощенные музыканты-кузнецы, чем любит похвастаться Осташковский житель; не тем, потому что все это крайне плохо и не могло бы удовлетворить действительным потребностям города, ― если бы таковые существовали и если бы все эти учреждения были вызваны именно потребностями развитого общества. Благосостояние Осташкова представляет чрезвычайно любопытное и поучительное явление в русской городской жизни. Осташков, с его загородными гуляньями, танцами и беседками, можно рассматривать, как одну из тех драгоценных картин-игрушек, на которую потрачено много труда и денег и на которой удивительно искусно изображены: рыбак с удочкой, крепость, мальчики, идущие в школу, и барышня в беседке, с цветком в руке. Все это чрезвычайно мило, и если завести ключом скрытый позади картины механизм, то рыбак начнет ловить рыбку, мальчики пойдут в школу, а барышня и крепость останутся на месте, и при этом можно будет слышать марш. Но как бы это ни было мило, тем не менее, картина все-таки останется игрушкой и будет только делать честь и ― главное ― удовольствие ее изобретателю; что же касается людей, изображенных на картине, то им, надо полагать, ничего больше и не остается делать, как ловить рыбу, ходить в школу и сидеть в беседке.

— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1863

Взгляд на Осташков, метафорически высказанный выше, сложился не вдруг, а выработался медленно, после многих и самых курьёзных заблуждений, хотя у автора этих писем было в руках много средств доискаться истины и разрушать разного рода мистификации. Но все-таки хлопот и недоразумений было много, потому что механики не любят открывать секретов, доставивших им известность, и принимают строжайшие меры против непрошеного любопытства; в чём читатель также будет иметь случай убедиться ниже.

— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1863

― А вот поживёте, узнаете, какие мы тут успехи оказываем, как мы эти разные современные польки вытанцовываем. Я вот вам как скажу: осташ кровно убеждён в том, что лучше его города быть не может, что Осташков так далеко ушёл вперёд, что уж ему учиться нечем», а что Россия должна только удивляться, на него глядя. Кроме своей пожарной команды и Федора Кондратьича осташ знать ничего не хочет; он не шутя уверен, что там, дальше, за Селигером, пошла уже дичь, степь киргизская, из которой время от времени наезжают к нам какие-то неизвестные люди: одни за тем, чтобы хапнуть, а другие, чтобы подивиться на осташковские диковины и позавидовать им. Потом он знает еще, что где-то там за Селижаровкой есть город Питер и что ежели в Осташкове что-нибудь нездорово, то Федор Кондратьич съездит в Питер и отстоит своих осташей.

— Василий Слепцов, «Письма об Осташкове», 1862

Потому еще «не для себя» жив`т он, что где-то в Осташкове существует сын Иван и жена Авдотья; и отписала эта жена Авдотья «письмо», где значится, что «в чистую избу никак им перейти невозможно, потому что подрядчик Иван Семенов не пущает до тех пор, говорит, пока двадцать целковых за стройку не отдадите». Да ещё пишет Авдотья эта, что «нельзя ли картузик сынку, да ей платок, да два целковых за башмаки еще не отдавали, но что Федор кум и сестрица кланяются и что Гаврило Прокофич недавно погорел. Затем прощайте…» Все это огромной массой забот лежит на плечах столичного дворника; об этом Осташкове, об этой Авдотье и о чистой избе думает он с болью в сердце, потому что за хлопотами приходится думать только украдкой, только в промежутки дум о вашем покое, о чистоте улицы, за укладкой дров, за тасканьем воды.

— Глеб Успенский, «Мелочи», 1868

Другой остров, значительно меньший, но также довольно большой и покрытый прекрасным сосновым лесом (принадлежащим Ниловой пустыни), лежит к югу от Хачина и называется Городовня (или Городомля), наконец, еще южнее имеется о. Кличен (или Кличин), навстречу которому выступает с юга полуостров (с примыкающим к нему о. Житенным или Житиным), на котором расположен г. Осташков. Кроме того, имеются еще многие более мелкие острова, общее число коих определяют в 169 (заслуживает особенно внимания о. Столобенский с монастырем св. Нила).

— Дмитрий Анучин, «Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898

...само собою разумеется, что знакомство русских с Селигером началось за много веков раньше, тем: более что озеро славилось своим богатством рыбою и, находясь притом на водном пути между Новгородом и Владимиром, а позже и Москвою, вызвало рано основание поселений на его берегах. На одном из его островов основался монастырь Нила Столбенского, привлекавший издалека богомольцев, а на месте нынешнего города Осташкова возникла слобода, состоявшая в ведении московских патриархов и получившая привилегию на ловлю рыбы в озере.

— Дмитрий Анучин, «Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898

Уровень Селигера (лежащий, как сказано, в среднем на 96 сажен выше уровня моря; к северному концу он несколько выше, около 97 сажен) испытывает некоторые колебания, в зависимости от количества атмосферных осадков. На кожевенном заводе Савина (в Осташкове) уровень озера отмечается ежедневно в течение полувека, что дало возможность г. инженеру Ф. Г. Зброжеку определить более точно изменения уровня по временам года, в зависимости от паводков, и по годам. Повышения уровня, вызываемые весенним половодьем, колебались по годам (за 1847-95 гг.) в пределах между +0,16 и +0,87 сажени.

— Дмитрий Анучин, «Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898

Недостаточность верхневолжского бейшлота для поддержания в течение всего лета судоходного горизонта между Тверью и Рыбинском и заставила обратить внимание на Селигер, как на бассейн, способный быть также превращенным, помощью плотины, в запасное водохранилище, для попусков из него, по мере надобности, воды в Волгу. Еще в 60-х годах были произведены в этих видах изыскания, причем намечено было и место для плотины в переузине южного, Селижаровского, плёса за дер. Рудинами, где имеются сравнительно высокие берега. Так как г. Осташков расположен невысоко над уровнем Селигера, то было принято, что помощью плотины нельзя возвышать горизонт воды Среднего (Городового) плёса выше 0,5 сажени (3% фута) над низкими водами (иначе будут затоплены участки города)...

— Дмитрий Анучин, «Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898

Конец восемнадцатого и девятнадцатый век ― время расцвета Осташкова. В расцветающем Осташкове проездом побывал Александр Первый. Царь въехал в иллюминированный город в два часа ночи под звон всех осташковских колоколов. Жаль только, что всего на день. Одарил городского голову Кондратия Савина и его старшего сына Ивана бриллиантовыми перстнями, дал по пятьсот рублей гребцам на судне, что возило его по Селигеру от Осташкова до Нило-Столобенского монастыря, и укатил в Торжок под неумолкающие крики «Ура!» так быстро, что народ, по словам летописца, «бежал за экипажем Императора до самой заставы и тут, припав на колена, неоднократно восклицал: «Прости, батюшка Государь! не насмотрелись мы на тебя!»

— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

У Осташкова к тому времени появился даже свой гимн, который написал известный писатель Иван Иванович Лажечников. Со слезами на глазах пели осташковцы: «От конца в конец России ты отмечен уж молвой: Из уездных городов России ты слывешь передовой. Славься, город наш Осташков, славься, город наш родной!» В нём появляются духовное и городское училища, музей, богадельня, воспитательный дом, больница, аптека, публичная библиотека, благотворительное общество, общественный банк, общественная добровольная пожарная команда, о которой писали не где-нибудь, а в «Московских ведомостях», общество любителей сценического искусства и даже оркестр при городском театре.

— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

Общественная жизнь била в Осташкове ключом. Осташков ставили в пример и вологодской Устюжне, и тверскому Весьегонску, и даже далекому костромскому Кологриву. Вся Тверская губерния, в которую тогда входил город, завидовала черной завистью осташковскому благоустройству. Да что губерния! Из самого Петербурга приезжал известный журналист и писатель Слепцов, чтобы описать удивительный феномен Осташкова. Описал Василий Алексеевич богоугодные заведения, театр, актёров, ухоженный бульвар, перед входом на который был устроен хитроумный лабиринт для того, чтобы не проникали коровы, общественный банк Савина и многое другое. Так описал, что майскую книжку журнала «Современник» за 1862 год с письмами Слепцова из Осташкова городская публичная библиотека и брать не захотела, хотя подписка на журнал у нее имелась. Журнал был в городе запрещён. Мало того, в городе было проведено расследование с целью выявить тайных информаторов Слепцова и наказать их за слишком длинные языки. Особенно негодовал городской голова Федор Кондратьевич Савин, по совместительству купец первой гильдии, миллионер, владелец кожевенного завода, главный акционер общественного банка и вообще осташковский маркиз Карабас, поскольку ему принадлежало в городе… да, кроме Селигера и облаков в небе над Осташковым, почитай, всё и принадлежало.

— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

Осташков в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Рассматривая карту России, думал я, что всего лучше выбрать для этого какой-нибудь маленький городок в стороне, богатой событиями историческими и вдалеке от всякой большой дороги, а потому и от моды, и, основавши в этом городке свою главную квартиру, делать вылазки по окрестностям. Для этого, сообразуясь только с одной ландкартой, выбрал Осташков. Но уже приехавши и Осташков, я узнал, что он не таков, каким я себе воображал его. Я воображал, что найду глушь, а вместо того нашел едва ли не самый образованный уездный город в России, в котором всякий кузнец и всякая пряничница читает «Тысячу и одну ночь» и уже стыдится бородатых песен, а поет: «Кто мог любить так страстно» и даже «Мчится тройка удалая»; нашел там даже довольно порядочную библиотеку для чтения, заведенную мещанами, у которой из добровольных приношений уже составилось около тысячи рублей ежегодного дохода и об которой буду писать к тебе подробнее в другой раз. Все это не могло меня не порадовать, однако не было благоприятно для песен. Я надеялся еще на окрестности и прожил там с лишком два месяца, разъезжая по деревенским ярмаркам.

— Иван Киреевский, из письма Н. М. Языкову, 1833

...в тамошнем уезде можно было бы собрать много любопытного, но только ― не в таких обстоятельствах, в каких я там был. Чтоб иметь успех, надобно было: 1) иметь какой-нибудь посторонний предлог для житья в Осташкове и 2) знакомство с помещиками, а у меня ни того, ни другого не было, а потому меня там не только в простонародье, но даже и в тамошнем beau-monde боялись, как чумы, воображая во мне сначала шпиона, а потом карбонара. Поэтому было со мной множество уморительных, самых донкишотских приключений (о которых после), но в песнях совершенная неудача. Я бросил наконец Осташков и явился сюда, в Великий Новгород.

— Иван Киреевский, из письма Н. М. Языкову, 1833

Ранним утром, да еще в дождик, приехала за мной подвода на плохих обывательских лошадях, чтобы везти меня к Осташкову. Между Торжком и Осташковым почта не ходит, а есть так называемый торговый тракт, по которому проезд бывает почти только зимой. <...> Два остальные переезда, от Жилина до Крапивны и от Крапивны до Осташкова, не представляют ничего замечательного; болото, лес и только. Не доезжая озера, ямщик мой свернул на вышневолоцкую дорогу для удобнейшей переправы через Рудинское плёсо Селигера... <...> Наконец, после утомительного суточного странствования, я приехал на берег Селигера. Новые невиданные картины открылись предо мной. На берегу вся увешанная сетями деревня, через пролив Рудинского плеса тянется непрерывная цепь мереж, безгранично протянулось синее озеро со своими островами, вдали колокольни и дома почти утонувшего в воде Осташкова, покрытый дремучим лесом остров Городомля и почти на горизонте окруженные водой белые стены обители Нила преподобного…

— Александр Островский, Дневник, 16 мая 1856

	Поутру поехали в дождик по скверной дороге, на скверных лошадях, в Осташков. <...> К Осташкову местность большею частию болотистая, покрытая мелким лесом. Вчера в 8-м часу утра приехали в Осташков. Почти весь день спали, вечером бродили по городу. Мы остановились в гостинице Кошелева.
	— Александр Островский, Дневник, 30 мая 1856

	Если быть более точным, озеро <Селигер> всё-таки мелеет. Прежде всего начали мелеть маленькие речки — Сиговка, Сабринка, Крапивенка, Полоновка. Потом стало мелеть вокруг города. По этой причине из Осташкова перестали ходить теплоходы на Кличен...:129
	— из свидетельства местных жителей, середина 1970-х

Осташков в художественной прозе

Осташков. Тихвинский храм (1900)

	― Вон у нас есть город Осташков и назван он так за осташковские сапоги, так там больше половины сапожников. Кимра тоже при своем сапожном товаре вся сапожниками засажена. Городу по шерсти и кличку дают. Чем же, по-твоему, Португалия-то занимается?
	— Николай Лейкин, «Китай и Португалия», 1881

	Внизу, с очками на кончике носа, философствовал гражданин Малафеев: ― Я ― человек тиxий, натурливый, мне затруднительно в этакой злобе жить. Дай, думаю, в Осташков к себе съезжу. Приезжаю ― международное положение ― ну прямо невозможное: все друг на дружку ― чисто волки. А я так не могу: я человек тиxий… В рукаx у тиxого человека ― револьвер, с шестью спрессованными в патронаx смертями.
	— Евгений Замятин, «Мамай», 1920

― В судах повсеместно взяточничество, неимоверная волокита. В Новгороде из трехсот просьб решаются в год по два, по три дела. Каменный дом провинциальной канцелярии во Пскове развалился, воеводского двора вовсе нет, и воевода живет в таком ветхом доме, что мне стыдно и не без страха было в него войти. Город Осташков ― сущая деревня, в воеводском доме только сороки да вороны, ни площади, ни лавок я не нашел. В Холме больше тысячи душ, и только один человек умеет писать… ― Да неужели?! ― воскликнула императрица.

— Вячеслав Шишков, «Емельян Пугачев» (книга первая), 1939

См. также

• Хачин
• Городомля
• Весьегонск
• Гаврилов-Ям
• Любим
• Мышкин
• Кашин
• Верхневолжский бейшлот
• Верхневолжские озёра
• Калязин
• Корчева
• Мухосранск
• Бежецк