Английская литература
Английская литература — совокупность письменных произведений на английском языке жителей Британских островов с VII века, реже вообще литература на этом языке.
Цитаты
[править]Плохие и ничтожные мыслители, англичане обладают такою художественною литературою, которую скорее можно поставить выше <…> всякой другой европейской литературы. Читая Шекспира и Вальтера Скотта, видишь, что такие поэты могли явиться только в стране, которая развилась под влиянием страшных политических бурь, и ещё более внутренних, чем внешних; в стране общественной и практической, чуждой всякого фантастического и созерцательного направления, диаметрально противоположной восторженно-идеальной Германии и в то же время родственной ей по глубине своего духа. <…> Страна всеобщего тартюфства, Англия имела историка Гиббона. Сколько противоречий! Но из этих-то противоречий и вышел тот мрачный титанический юмор, который составляет характеристическую черту английской литературы, резко, отличающую её от всех других литератур[1]. Англия — отечество юмора, который теперь более или менее привился ко всем европейским литературам и который составляет могущественнейшее орудие духа отрицания, разрушающего старое и приготовляющего новое. Английский юмор есть искупление национальной английской ограниченности в настоящем и залог её будущего выхода из ограниченности. | |
— Виссарион Белинский, <Общее значение слова литература>, 1842—44 [1862] |
XX век
[править]Английский рассказ | |
— Аркадий Аверченко, «По влечению сердца (Образцы иностранной литературы)», 1911 |
Если он французский литератор, например, то напишет книгу о психологии какого-либо современного писателя, в то время как англосакс произведёт на свет ещё одно исследование о Шекспире. <…> | |
If he is a French 'lettré,' for instance, he will be producing a book on the psychology of some living writer, while the Anglo-Saxon will be writing another on Shakespeare. <…> | |
— Рэндолф Борн, «Культура и наш провинциализм», 1914 |
Английские писатели
[править]… писателей, украшавших начало прошлого века, затмили писатели нашего времени и у первых нет никаких шансов когда-либо вернуть себе превосходство; <…> они, как поэты, не имели силы или величия фантазии, не знали пафоса, энтузиазма; как философы, не имели глубины мысли, оригинальности взгляда, обымчивости ума. Они, без сомнения, проницательны, щеголеваты, ясны и благоразумны; но по большей части холодны, робки и поверхностны. Они никогда не вмешиваются в великие сцены природы или великие страсти человека, но довольствуются справедливыми и саркастическими изображениями городской жизни, а также ничтожных страстей и более низких пороков, которые воспитываются в этой низшей стихии. Их главная забота состоит в том, чтобы не быть смешными в глазах остроумных и, прежде всего, избегать насмешек над чрезмерной чувствительностью или энтузиазмом — быть самим по себе изящно остроумными и рациональными и не придавать своему лицу никакой мудрости и никакой морали, которые не соответствуют стандартам, существующим в хорошей компании. | |
… the writers who adorned the beginning of the last century have been eclipsed by those of our own time; and that they have no chance of ever regaining the supremacy; <…> as poets, they had no force or greatness of fancy — no pathos, and no enthusiasm; — and, as philosophers, no comprehensiveness, depth or orginality. They are sagacious, no doubt, neat, clear and reasonable; but for the most part cold, timid, and superficial. They never meddle with the great scenes of nature, or the great passions of man; but content themselves with just and sarcastic representations of city life, and of the paltry passions and meaner vices that are bred in that lower element. Their chief care is to avoid being ridiculous in the eyes of the witty, and above all to eschew the ridicule of excessive sensibility or enthusiasm — to be witty and rational themselves with a good grace, and to give their countenance to no wisdom, and no morality, which passes the standards that are current in good company. | |
— Фрэнсис Джеффри, рецензия на собрание сочинений Джонатана Свифта, сентябрь 1816 |
Великим писателям золотого века нашей литературы мы обязаны пламенным пробуждением общественного мнения, низвергнувшим наиболее старые и наиболее притеснительные формы ортодоксальных предрассудков христианства. | |
We owe the great writers of the golden age of our literature to that fervid awakening of the public mind which shook to dust the oldest and most oppressive form of the Christian religion. | |
— Перси Шелли, «Освобождённый Прометей» (предисловие), 1820 |
Англичанам передалась железная сила римлян, но не их откровенность и величественность. Англичане похожи на произрастающие в их стране овощи — чтобы в них появились тонкий вкус и богатый аромат, необходимо летнее солнце. Это не относится к Шекспиру <…>. О других английских поэтах можно сказать, что им в большей или меньшей степени доступна величественность, что они могут высоко воспарять в поисках безоблачного неба, но если взять английскую литературу, как и английский характер в целом, в ней обнаружатся косвенные следы ограничений и конечных пределов, устремление к допустимому и общепринятому, которое не может привлечь душу, воспитанную на преклонении перед духом древних. Лишь в самое последнее время мы учимся поощрять небанальное величие, которое в тысячу раз более ценно и которое позволило английскому гению преодолеть его замкнутость в пределах Британских островов и покорить столь обширные области как в сфере материальной, так и духовной. | |
— Маргарет Фуллер, «Американская литература. Её состояние в настоящее время и перспективы на будущее», 1845 |
… какая несовершенная композиция! Все английские писатели таковы. У всех у них, кроме Вальтера Скотта, нет никакого плана. | |
… quelle composition défectueuse ! Tous les écrivains anglais en sont là. Walter Scott excepté, ils manquent de plan. | |
— Гюстав Флобер, письмо Жорж Санд 12 июля 1872 |
Английские литераторы редко поминают о традиции, они лишь время от времени сожалеют об её отсутствии. <…> в лучшем случае мы прибегаем к этому слову, чтобы сказать: поэт имярек «традиционен». В высказывании, не несущем осудительного смысла, слово это, кажется, встретишь не часто. Впрочем, и в таких высказываниях положительный оттенок расплывчат, и понимать их следует так, что данное произведение хорошо, поскольку оно является добротной археологической реконструкцией. | |
In English writing we seldom speak of tradition, though we occasionally apply its name in deploring its absence. <…> at most, we employ the adjective in saying that the poetry of So-and-so is “traditional” or even “too traditional.” Seldom, perhaps, does the word appear except in a phrase of censure. If otherwise, it is vaguely approbative, with the implication, as to the work approved, of some pleasing archaeological reconstruction. | |
— Томас Элиот, «Традиция и творческая индивидуальность», 1919 |
… английские романы, завоевавшие такой успех: <…> ничего вычурного, никакого желания блеснуть остроумием и злосчастным образом показать себя там, где надобно показывать только действующих лиц, ничего, постороннего сюжету, никаких прописных истин, призванных восполнить отсутствие действия… | |
… romans anglais qui ont fait tant de fortune ; <…> rien de recherché, nulle envie d’avoir de l’esprit, et de montrer misérablement l’auteur quand on ne doit montrer que les personnages ; rien d’étranger au sujet ; point de tirade d’écolier, de ces maximes triviales qui remplissent le vide de l’action… | |
— Вольтер, предисловие к «Шотландке», 1760 |
… внешнее положение романистов сообщает особенный характер романам известного народа. Английский писатель путешествует, как лорд или как апостол; уже обогащённый гонораром или ещё бедный, — всё равно, он путешествует, молчаливый и замкнутый, он наблюдает нравы, страсти, поступки людские, и в романах его отражаются действительный мир и действительная жизнь… | |
… die äußere Stellung der Schriftsteller den Romanen einer Nation einen eignen Charakter verleiht. Der englische Schriftsteller reiset, mit einer Lords— oder Apostelequipage, schon durch Honorar bereichert oder noch arm, gleichviel er reiset, stumm und verschlossen beobachtet er die Sitten, die Leidenschaften, das Treiben der Menschen, und in seinen Romanen spiegelt sich ab die wirkliche Welt und das wirkliche Leben… | |
— Генрих Гейне, «Письма из Берлина», 7 июня 1822 |
Способ нравоописания, который мы назвали английским, в честь Ричардсона и Филдинга <…>. Произведения Ричардсона и Филдинга с их бесчисленными подражаниями имеют вид биографии сердца. Но им недостаёт того, что составляет важнейшую черту настоящего романа, действия и жизни. Сии нравоописательные повествования составлены из более или менее занимательных ситуаций, в коих представляются с большею или меньшею полнотой и верностью различные положения сердца, различные фазы общественных нравов, но без органической связи, без электрического движения, которое есть основа жизни. Отсюда их сухость, принужденность и холодность, которой никак не может согреть частная, местная, так сказать, теплота различных сцен. Ричардсон и Филдинг отличались друг от друга точками, с коих видели и представляли жизнь. Первый с серьёзностью, простиравшеюся до педантизма, смотрел только на степенную, нравственную сторону жизни; последний любил глядеть на неё под комическим углом зрения. Впоследствии обе сии точки нередко соединялись; и это благоприятствовало полноте сих нравоописательных картин, не возводя, однако, их до действенной, органической жизни романа. | |
— Николай Надеждин, «Летописи отечественной литературы. Русский Жилблаз. Семейство Холмских», 1832 |
Единственная вещь худшая, чем плохой американский роман — плохой британский. | |
The only thing worse than a bad American novel is a bad British one. | |
— Деймон Найт, «В поисках удивительного», 1956 |
Англосаксонский роман можно сравнить с просёлочной дорогой: её пересекают плетни, её окаймляют цветущие изгороди, она теряется в лугах, кружит, змеится, ведя к пока ещё неведомой цели, которую читатель обнаруживает, только дойдя до неё, а порою не обнаруживает вовсе. | |
— Андре Моруа, «Франсуа Мориак» (сб. «От Пруста до Камю», 1963) |