Ку́зька (полностью: кузька хлебный или кузька посевный), также хлебный жук (лат.Anisoplia austriaca) — небольшой жук (жучок) семейства пластинчатоусых, опасный вредитель хлебных злаков, вызывающий массовые повреждения посевов. Длина жука — около полутора сантиметров. Жук имеет двухлетний цикл развития. Личинки питаются корнями растений и перегноем. После двух перезимовок личинки в конце мая окукливаются, а в конце июня из почвы выходят взрослые жуки, которые питаются зерновыми культурами (ржи, пшеницы, ячменя), поедая еще незрелые, незатвердевшие зёрна.
Жуки предпочитают светлое время суток, наиболее активны в солнечную погоду. Появляясь на растениях утром, к ночи уползают в укрытие — под ком земли или трещину в почве. Кузька заселяет сначала озимые, а затем яровые хлеба. До изобретения инсектицидов массового применения хлебный жук был одним из самых злостных вредителей хлебов в южной России. Наихудшие опустошения кузька произвёл в 1880-е годы.
Знаком он не только что с «кузькой»,
Он знает и «кузькину мать».[1]
— Пётр Шумахер, «Поверьте, крестьянин наш русский...», 1880-е
За неотложною борьбой съ кузькою, съ гессенскою мухою, съ голодомъ и повальными болѣзнями, нельзя забывать, что наше величайшее горе заключается въ нашемъневѣжествѣ...[2]
...возьмет «молодец» в руки счёты, начнет прикладывать да высчитывать, и окажется, что ничего дешевого у нас в будущем, кроме кузьки да гессенской мухи, не предвидится.[3]
Хлебный жук, кузька <...> в семидесятых годах в течение целого ряда лет, размножаясь в неимоверном количестве, причинял огромные опустошения хлебов; затем мало-помалу количество его опять вошло в прежние пределы.[7]
С весной 1880 года опять пошли известия с юга об отрождении там кузьки и саранчи, а с наступлением лета страшные вести эти приняли прямо уже грозный характер: извещалось о таких массах хлебного жучка, что борьба с ним стала окончательно невозможной. Нужда и безденежье почувствовались повсюду...
Кузька встречается в некоторых местностях Европы и Азии. Наиболее многочислен он в южной России; <...> на Востоке границей его распространения служит Волга, за которую он почти не заходит.[8]
...хлебный жук предпринимает отдельные перелеты; так, <...> в конце 1870-х и начале 1880 годов такие странствования кузьки были вызваны в южной России недостатком корма, который был обусловлен сильными размножением и повреждением хлебов хлебным пилильщиком...[8]
...когда во второй половине прошлого столетия началась особенно усиленная распашка степей при весьма несовершенной обработке почвы <...>, то условия для размножения кузьки стали особенно благоприятными. Плохая обработка полей благоприятна для размножения кузьки в том отношении, что нисколько не мешает развитию его личинок в земле.[8]
Рожь стояла, чуть-чуть сгибаясь, тонкая и желтая, а колосья ее странно двигались и были коричнево-черны от обсевшего их сплошь жука кузьки. Вид был такой, как будто этих жуков именно и желали видеть, и являлся игривый вопрос: не сеяли ли жуков вместо ржи?[9]
...Надежда Ивановна рассказывала про жучка, который хлеб ест. Он хлеб ест, когда хлеб растёт, и его зовут, этого жучка, «кузька». Он очень маленький, а их может так много развестись, что они прямо весь хлеб поедят.[11]
Полумёртвые дубы, съеденные «кузькой» <...>. Удивительное дело: до сей минуты даже в шутку не думал о сравнении этих вещей в природе с тем, что делается в литературе «сурковствующими».[12]
Только пытливая мысль и крѣпкая воля повернутъ Россію на столбовую дорогу, которая ведетъ къ равномѣрному распространенію благосостоянія. За неотложною борьбой съ кузькою, съ гессенскою мухою, съ голодомъ и повальными болѣзнями, нельзя забывать, что наше величайшее горе заключается въ нашемъ, невѣжествѣ, что наше спасеніе заключается въ осмысленномъ трудѣ.[2]
...на это заскудѣлое населеніе налетѣли, въ несмѣтномъ количествѣ выроившіеся въ послѣдніе годы, всевозможные кузьки и жучки въ образѣ скупщиковъ, факторовъ, коммиссіонеровъ, міроѣдовъ… Облѣпили они крестьянство вплотную и ѣдятъ такъ, что пожалуй скоро и имъ ѣсть нечего будетъ.
Тревожныхъ извѣстій было меньше, чѣмъ въ 1880 году. Даже почтенная коллекція всевозможныхъ жучковъ, невозбранно царствовавшихъ въ прошлое лѣто на русскомъ югѣ, какъ будто рѣшилась дать отдохнуть измученному населенію. Тамъ, гдѣ нашлось зерно для посѣва полей, какъ-то меньше прежняго говорятъ о нарожденіяхъ кузьки, гессенской мухи и другихъ зловредныхъ насѣкомыхъ, не разъ уже до тла съѣдавшихъ и русскій хлѣбъ, и русское богатство… Но успокоиваться на этомъ еще очень рано. На смѣну кузькамъ и гессенскимъ мухамъ являются столь же опасные скупщики хлѣба: маклаки въ среднихъ, евреи въ южныхъ и западныхъ губерніяхъ. Они не разъ доводили народъ до такого состоянія, что онъ больше всякой бѣды боялся слишкомъ обильнаго урожая. При среднемъ цѣны были еще сносны, при высокомъ кузьки-капиталисты и мухи-маклаки низводили заработки земледѣльца до такого минимума, что просто становилось страшно.
...вся современная жизнь деревни зависит именно от этих случайностей — и стихийных и всяких других, неизвестно почему скопившихся над деревней как нарочно в такое время, когда она не в силах противопоставить ни «кузьке», ни «мгле», ни «красному петуху» ничего, кроме отчаянного вопля и бесцельного бегства «на сторону».[14]
Проворуется ли кто — это оттуда идет; произойдет ли грандиозное убийство — это оттуда идет; поразит ли целую губернию неурожай — это оттуда идет; случится ли на железной дороге крушенье поезда — это оттуда идет. Гессенская муха, кузька, новые суды, суслики, расхищение власти, свобода книгопечатания, ослабление религиозного чувства — всё оттуда. Она не злорадствовала, не ехидствовала, а только любила прорицать: „Не то еще будет! вот погодите!“ Казалось, у нее был наготове целый каталог бедствий, и она цитировала то одно, то другое, автоматически приговаривая: „Это еще цветочки, а вот ужо́ ягодки будут!“[6]
Хлебный жук, кузька (Anisoplia austriaca), издавна жил в степях Южной России, лишь изредка причиняя вред земледелию; в некоторых местностях он был даже редким насекомым; но в семидесятых годах он в течение целого ряда лет, размножаясь в неимоверном количестве, причинял огромные опустошения хлебов; затем мало-помалу количество его опять вошло в прежние пределы.[7]
An. austriaca, хлебный жук, кузька, кузка, куська, краська, красун, или хрущик, — один из самых крупных видов этого рода, длиной 15 — 20 мм, темно-зеленого цвета с металлическим блеском. Надкрылья желтовато-красные, часто к наружным краям буро-красные. У большей части экземпляров (у самок почти всегда, у самцов реже) на надкрыльях около щитика находится большое 4-угольное черное пятно, у самцов боковой край надкрыльев простой, а у самок на боковых краях в передней части их находится довольно большое утолщение, имеющее вид валика. Голени задних ног значительно утолщены. Спинная сторона брюшка покрыта редкими, серыми волосками, а вся нижняя поверхность тела покрыта густо беловато-серыми волосками, прилегающими к хитиновому покрову.[8]
Кузька встречается в некоторых местностях Европы и Азии. Наиболее многочислен он в южной России; в Западной Европе он распространен в Венгрии, Моравии, в Северной Италии и на Балканском п-ове; в Азии живет в Малой Азии, Персии и Сирии. В России хлебный жук встречается в Бессарабской, Подольской, южной части Волынской, Киевской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерниях, в Области Войска Донского, на Кавказе в Ставропольской губ., Терской области, в большей части Закавказья. За последние 20 лет он стал распространяться на северо-востоке, и в настоящее время встречается в Орловской, южной части Калужской, в Тульской, Рязанской, юго-восточной части Владимирской, Тамбовской, Пензенской, Саратовской, Симбирской, Казанской, Нижегородской губерниях; на Востоке границей его распространения служит Волга, за которую он почти не заходит.[8]
Хлебный жук не совершает самостоятельно странствований или перелетов на значительные расстояния. Если жука сгоняют с полей канатом, то он перелетает на другие поля; в этих случаях сильный ветер может унести его очень далеко. Некоторые наблюдатели утверждают, что хлебный жук предпринимает отдельные перелеты; так, по мнению Порчинского, в конце 1870-х и начале 1880 годов такие странствования кузьки были вызваны в южной России недостатком корма, который был обусловлен сильными размножением и повреждением хлебов хлебным пилильщиком (Cophus pygmaeus). Перелетами жука объясняется, по мнению многих авторов, появление жука в таких местностях, где он был раньше замечаем лишь в незначительных количествах.[8]
На самих жуков нападают: сиворакша (Coracias garulla), щур (Merops apiaster), сорокопут (Lanius minor), воробей, удод, аист, скворцы и др. Домашние птицы (куры, утки, гуси) также охотно поедают кузьку. Из насекомых хищные мухи, из рода Asilus (As. rusticus и др.) нападают на жуков и высасывают их. <...> Кроме того, некоторые хищные насекомые преследуют личинок кузьки: жужелицы Carabas scarbiusculus и Harpalus calceatus и даже личинки жуков-щелкунов (Elateridae), питающиеся, обыкновенно, корнями растений. Наконец, мелкие черви Leptodera dentata (из класса Nematodes) проникают внутрь тела личинок и обуславливают их гибель.[8]
...когда во второй половине прошлого столетия началась особенно усиленная распашка степей при весьма несовершенной обработке почвы (общераспространенная буккерная вспашка), то условия для размножения кузьки стали особенно благоприятными. Плохая обработка полей благоприятна для размножения кузьки в том отношении, что нисколько не мешает развитию его личинок в земле. Значительное увеличение запашек повлекло за собой и растяжение сроков посева и уборки хлебов, что также весьма благоприятно для увеличения периода жизни и питания жука. Как известно, на юге России стали сеять преимущественно яровую пшеницу, а поля, на которых из года в год сеется этот злак, представляют самые благоприятные условия для жизни жука. Отдельные указания о вреде кузьки в России относятся к концу XVIII в. С 1840-х годов хлебный жук начал усиленно размножаться и вредить хлебам.[8]
В 1899 г. кузька появился на юге России (главным образом, в Херсонской губ.) в довольно значительном количестве, а в 1900 г. его было чрезвычайно много; в особенности пострадали в эти годы южные уезды Херсонской губ.[8]
Наиболее существенным приемом борьбы с теми стадиями развития кузьки, которые живут в земле, является соответствующая механическая обработка хлебных полей. <...> Следует заметить, что при настоящих условиях вспашка полей производится, обыкновенно, как раз не в эти три вышеупомянутых срока, а в другое время года (поздней осенью и ранней весной), когда она менее всего губительна для кузьки.[8]
Изъ другихъ вредныхъ животныхъ въ большомъ обиліи распространены только волки.
О саранчѣ сибиряки ничего не знаютъ. «Кузьки», — знаменитаго кузьки, также нѣтъ, хотя, напр, Курганскій округъ находится на одной широтѣ съ нѣкоторыми изъ тѣхъ мѣстностей Россіи, гдѣ кузька производитъ опустошенія. Другихъ породъ вредныхъ насѣкомыхъ также нѣтъ.[5]
Павел неистово и всячески изводил чеканщика, точно поставил целью своей не давать Гоголеву ни минуты покоя. Я тоже посильно помогал ему в этом, мастерская забавлялась нашими выходками, почти всегда безжалостно грубыми, но предупреждала нас:
— Попадет вам, ребята! Вышибет вас Кузька-жучок!
Кузька-жучок — это прозвище приказчика, данное ему мастерской.[10]
Тогда проф. Линдеман возился с вредным «жучком», которого крестьяне прозвали «кузькой». Шумахер посвятил эту шуточную эпиграмму: Поверьте, крестьянин наш русский, Без вас может всё понимать. Знаком он не только что с «кузькой», Он знает и «кузькину мать».
Линдеман-сын, как и отец, увлекался зоологией, образованием видов, эволюцией всего живого, гипотезой «естественного отбора» и «происхождения человека». На помощь его доказательствам шла и только что развивавшаяся палеонтология. Это мне казалось столь увлекательным, что я стал доставать и прочитывать популярные книжки на эту тему.[1]
Полумёртвые дубы, съеденные «кузькой», яблони, цветшие слабо, а какие и хорошо, так ничего не будет ― медяница, черви, скрученные листья, обвалившиеся соцветия. Удивительное дело: до сей минуты даже в шутку не думал о сравнении этих вещей в природе с тем, что делается в литературе «сурковствующими». Настроение, действительно, сходное: средства радикального не видишь, а так всё противно, тошнотно, уныло.[12]
Вычитаетъ онъ извѣстіе, что въ такой губерніи жукъ-кузька съѣлъ двѣсти тысячъ десятинъ, и поводитъ глазами отъ Анны Семеновны къ Петѣ. Вотъ тебѣ и разъ! Двѣсти тысячъ… Ловко!! Это жукъ-то, кузка-то? Дальше Семенъ Ивановичъ размышлялъ о мѣрахъ къ скорѣйшему истребленію кузки и разсказывалъ о нихъ Аннѣ Семеновнѣ, которая дремала за своей работой и на всѣ размышленія Семена Ивановича кивала утвердительно головой… Какъ же не придумать мѣры? Русскій мужичекъ придумаетъ, ему только указать слѣдуетъ, въ какомъ направленіи… Можно, напримѣръ, придумать машинку такую, или сѣть что-ли какую… чтобы ловить этого подлеца!
Когда Семенъ Ивановичъ находилъ возможнымъ придумать мѣру противъ жука-кузки, онъ читалъ дальше.
На седьмой день мы все слова перезабыли. Сидим друг против друга и вздыхаем. Сверх того, я лично чувствую, что у меня во всем теле зуд. Господи! да уж не кузька ли на меня напал?[3]
Незаметно для него прошла и осень. Во всей деревне между тем происходило движение. Явился «недостаток в продовольствии». Причина та, что рожь сожрал червь. Это был не «кузька» — кузька царил в других местах, а в этой деревне жил «савка» — червь, исключительно поедающий рожь. Но это все равно. Многие хозяйства от нашествия савки лопнули.[4]
Затем, на юге появились на хлебах массы гессенской мухи и жучка „кузьки“. Урожай вообще оказался ниже среднего, а при вывозе хлеба за границу дошло до того, что уже в январе 1880 года во многих губерниях обнаружился крайний недостаток продовольствия, вызвавший необходимость не только израсходования местных зерновых запасов, которых, кстати, у большинства уездных земств вовсе и не было, кроме как на бумаге, но пришлось обращаться к правительству с ходатайствами о ссудах из государственного продовольственного капитала. С весной 1880 года опять пошли известия с юга об отрождении там кузьки и саранчи, а с наступлением лета страшные вести эти приняли прямо уже грозный характер: извещалось о таких массах хлебного жучка, что борьба с ним стала окончательно невозможной. Нужда и безденежье почувствовались повсюду: и на Поволжье, и в Приазовье, и в Новороссийском крае, о двух последних краях последнее крестьянское имущество и овцы сбывались за бесценок то грекам, то евреям, а у кого ничего уже не было, те отправлялись нищенствовать или запродавались в батраки.
В стороне бросилось в глаза большое дворовое место, засеянное рожью. Рожь стояла, чуть-чуть сгибаясь, тонкая и желтая, а колосья ее странно двигались и были коричнево-черны от обсевшего их сплошь жука кузьки. Вид был такой, как будто этих жуков именно и желали видеть, и являлся игривый вопрос: не сеяли ли жуков вместо ржи?
Старик с бабой, ухватившись за длинную веревку, шли вдоль поля и хлопали по колосьям, и там, где они шли, выпрямлялись, жалобно качаясь, помятые изжеванные былинки, а позади их с земли снова подымались жуки и, недовольно жужжа, занимали прежние места.
Шевардин вспомнил, что дня три назад о. Мефодий за двадцать пять рублей служил молебен для избавления от гнуса.
Целый день ходили по полям, пели и кропили их святой водою.
Вечером пили водку, плясали и дрались. Жук остался.[9]
Потом Надежда Ивановна рассказывала про жучка, который хлеб ест. Он хлеб ест, когда хлеб растёт, и его зовут, этого жучка, «кузька». Он очень маленький, а их может так много развестись, что они прямо весь хлеб поедят.
Надежда Ивановна достала коробочку, и все пошли смотреть, что у неё в коробочке. А Надежда Ивановна сказала, чтоб все на место садились. И достала из коробочки булавочку, тоненькую-тоненькую. А на булавочке был наколот жучок, только неживой. Надежда Ивановна сказала, что это и есть кузька. Что это он хлеб ест. И всем давала смотреть, какой он.
Она сказала, что он яички кладёт маленькие-маленькие, и показала на бумажке эти яички. Они — совсем как песочек. А из яичек выходят червячки. И показала бумажку, где эти червячки приклеены, тоже неживые.
Надежда Ивановна сказала, что потом червячки эти делаются как шарики. И там, в этих шариках, из червячков делаются жучки. И выползают оттуда. И что это самые вредные жуки. Она говорила: «поганые». А я сказал, что никогда не видал, как из червячка делается жук.[11]
— В прошлом году та же песня была: зерно, подсолнушек продадим... А чего увидали?
— Сушь... — коротко оправдывался хозяин. — Да еще черепашка напала да жук-кузька.
— Этих кузек да черепашек, им — счету нет. Кузька... — желчно процедила супруга. — Как уборка зайдет, эти кузьки да черепашки со всего белого света летят. Машина на машине... Лишь отъезжать успевают. Кузьки... Всё подберут. Нам лишь азадки оставят. Дуракам. Вот и живи карасиками.[13]
↑ 12Н. Е. Каронин (Н. Е. Петропавловский) в сборнике: Крестьянское горе. Рассказы и повести писателей-народников 70—80-х годов XIX века. — М., «Детская литература», 1980 г.
↑ 12Н. Е. Каронин (Н. Е. Петропавловский) Собраніе сочиненій Каронина (Н. Е. Петропавловскаго). Съ портретомъ, факсимиле и біографическимъ очеркомъ. Редакція А. А. Попова. Изданіе К. Т. Солдатенкова. Том I. — Москва. Типо-литографія В. Рихтеръ, Тверская, Мамоновскій пер., с. д. 1899 г.
↑ 123Салтыков-Щедрин М. Е. Полное собрание сочинений, 1837—1937: В 16 томах — М.; Л.: Издательство АН СССР, 1974 г. — Том 16. Сказки, 1869—1886. Пёстрые письма, 1884—1886 гг.
↑ 12Фаусек В. А. Из статьи Борьба за существование. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890-1907. — том IV (1891): Битбург — Босха, с. 458—460.
↑ 123456789101112Римский-Корсаков М. Н. Из статьи Хлебный жук. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890-1907. — том XXXVII (1903): Хаким — Ходоров, с. 428-433.