Пётр Васильевич Шумахер

Материал из Викицитатника
Пётр Шумахер
Пётр Шумахер, Москва, 1880-е
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Пётр Васи́льевич Шума́хер (1817—1891) — русский поэт-сатирик, пародист и юморист из круга народников журнала «Искра» и «Современник». Наиболее прочную славу Шумахер приобрёл благодаря анонимному сборнику нецензурной поэзии «Между друзьями», впервые изданному в Лейпциге и Веймаре (1883 год).

Цитаты[править]

из сатирических стихотворений[править]

  •  

… Я ж, верноподданный певец,
Свищу, как твой ручной скворец,
Народный гимн в цензурной клетке.[1]

  — «Какой я, Машенька поэт?..», 1880-е
  •  

О родине раздумаюсь подчас:
У нас есть всё, мы всем, кажись, богаты;
Но отчего не многие из нас
На общий труд выходят вон из хаты?..
«Халат-халаты!»[комм. 1]

  — «Крики разносчиков»
  •  

Прославил Пушкин русских нянек,
Но от убогого ума
Тупых Арин и грязных Танек
Прилипло много к нам дерьма.

  — «И как и что у нас вообще?»
  •  

Подлец Катков да кметь Аксаков,[комм. 2]
Журнальной прессы два шута...
А для Вольтеров и Жан-Жаков
Есть отдалённые места.

  — «И как и что у нас вообще?»
  •  

Тогда и солнышко заглянет
В страну свободы и труда!
Когда же это всё настанет? —
Да почитай что никогда!

  — «Когда?»
  •  

Моя ославленная лира [комм. 3]
Не для лакеев и шутов...
Где трон, корона и порфира —
Там нет поэзии цветов.

  — «Я не певец в придворном хоре!»
  •  

Чёрт возьми, совсем не спится,
От клопов покоя нет;
Чуть заснёшь — исправник снится,
Депутаты, комитет!

  — «Последний из могикан» (‎подражание Беранже)
  •  

Гнилому Западу в угоду,
Его умом хотим мы жить
И сдуру приняли методу
Всё иностранное хвалить.

  — «Российский турист»
  •  

Стоишь подобно остолопу
Средь этих мраморных Венер...
И чёрт занёс меня в Европу! —
В России лучше не в пример.

  — «Российский турист»
  •  

До иностранцев далеко
Нам, неучам-ребятам:
Там жизнь сложилась широко!»
— «А водка какова там?»

  — «Малоярославецкие политики»
  •  

Всё так же рассевают смуты
И держат знамя кабалы
Богопомазанные плу́ты
И венценосные ослы.
Всё так же душат клич свободы
Остроги, пушки и штыки,
Всё так же бедствуют народы
Да благоденствуют — полки;
Гребут всё так же денег горы
И гладят сальные пупы.
Уполномоченные воры
Купчишки, власти и попы...

  — «Прогресс»
  •  

Мой сын, стой дальше от дворцов,
Не жми ты руку у придворных
Холодных, вкрадчивых, притворных
И гоф- и камер-подлецов.

  — «Завещание моего отца»
  •  

Когда в тебе горит огонь в крови
И хочешь ты, чтоб страсть твоя погасла,
Чтоб лютый жар остыл в твоей крови, —
Прими, мой друг, касторового масла. [2]:151

  — «Рецепт»
  •  

Нет, нет, поэт! Ты напоказ
Не выставляй своей богини,
Её ты прячь от светских глаз:
И для паркетной героини,
И для героя-шаркуна
Она покажется смешна, —
Не оскорбляй её святыни!

  — «Поэт и стихотворец»
  •  

И что ж? О радость! О приятство!
Я свой заветный идеал
Свободы, равенства и братства
В торговых банях увидал!

  — «Свобода, равенство и братство»
  •  

Бывало, шайка молодежи
Привалит с заднего крыльца, —
Какие искренние рожи,
Какие честные сердца!..

  — «Бывало»
  •  

В таинственной дали сливаются предметы;
Как будто всадника я вижу на коне...
Ах, это Клим везёт из города газеты:
В помещичьем быту годятся и оне...

  — «Российская идиллия» (Подражание А. Майкову)
  •  

«Ты ль это, муза? Что с тобою?
Ты вся в слезах? Ты где была?»
— «Увы! гонимая судьбою,
Я ночь в участке провела!
Меня к допросу притянули,
Корили дерзостью идей,
Свободой слова попрекнули
И чуть не высекли, ей-ей!

  — «Российская муза» ‎(Памяти М.Лонгинова)
  •  

Какой я, Машенька, поэт?
Я нечто вроде певчей птицы.
Поэта мир — весь божий свет;
А русской музе тракту нет,
Везде заставы да границы. [3]:173

  — «Какой я, Машенька, поэт?»
  •  

Всё пронеслось, как сон прекрасный!
Но грустно мне, как вспомню я,
Какою смертию ужасной
Погибли все мои друзья.

  — «Борьба за существование» (памяти Дарвина)
  •  

— «Я не пришла к тебе с обычным утешеньем;
В наборе праздных слов целебной силы нет;
Я смущена твоим душевным оскуденьем:
Тебя гнетёт тоска... Мне жаль тебя, поэт!

  — «Ночная гостья»
  •  

На склоне дней, больной, гонимый злой судьбою,
Забытый близкими, не знал я, что начать, —
И, обессиленный неравною борьбою,
В тупом отчаяньи стал музу призывать.

  — «Муза»
  •  

В былое незлобное время
Там, где-то у дальних морей
Жило простодушное племя
Счастливых гольцов-дикарей.

  — «В былое незлобное время»


из обсценных стихотворений[править]

  •  

В жопу дует, и нужно терпенье,
Чтоб Россию тогда не проклясть;
Уж такое у нас заведенье:
Ну́жник — скверна, мученье, напасть.[2]:172

  — «Четыре времени года»
  •  

Крик привлёк тот пташечку,
Просит она мальца:
– Подними рубашечку,
Покажи-ка яйца!..[2]:176

  — «Разносчик»
  •  

...Чтоб треснула жопа
В честь летних красот.
Пусть знает Европа, –
Как любит народ
Россию родную всей силой души!
– А ты этот подвиг, поэт, запиши! [2]:178

  — «Патриот»
  •  

Казалось, тут была ебня,
Как не перепихнуться?
Но немец думает: «Родня;
И близко – не ебутся». [2]:182

  — «Родня»
  •  

Там тени не было злодейства,
Там всяк душой как ангел чист.
Как вижу вдруг: у казначейства
Какой-то срал канцелярист. [2]:233

  — «Прогулка»
  •  

Но как же бредить тут любовью,
‎Когда вокруг одно говно! [2]:233

  — «Прогулка»
  •  

В минуту жизни трудную,
Когда стеснится грудь,
Храни ухватку чудную
И постарайся бзднуть: [2]:246

  — «Совет»
  •  

Пускай в чаду от вдохновенья
Поэты рифмами звучат,

Пускай про тишь уединенья
И про любовь они кричат,
Пускай что знают воспевают,

Пускай героев прославляют;
Мне надоело их враньё:
Другим я вдохновлён предметом,
Хочу я новым быть поэтом [комм. 4]
И в оде воспою сраньё. [2]:251

  — «Сраньё»
  •  

Так пердите ж, друзья!
‎Буду вторить вам я,
А затем что-нибудь напишу. [2]:258

  — «Пердёж»
  •  

Ночевала кучка под забором...[2]:292

  — «Кучка говна»

  •  

Уж кутить так кутить!
Сяду срать, так и быть,
Сяду срать под плетнём,
Позабыв обо всём.[2]:293

  — «Песня серуна»

  •  

Всем назло богачам
Буду срать по ночам,
Утром, вечером, днём
И, забыв обо всём,
В день, в который умру,
Под себя — насеру. [2]:293

  — «Песня серуна»
  •  

Хвала, говно! Хвала без лести!
Воняй, дружище, чорт возьми!
Презри позор — добьёшься чести,
Превознесёшься ты вельми! [2]:295

  — «Говно» (ода)

  •  

Какой земной был прочен житель?
Сегодня — хлеб ты, я — смотритель,
А завтра? — Оба мы говно!..[2]:295

  — «Говно» (ода)

  •  

Жопа чванится не в меру,
Приближаясь к кавалеру,
Нужно жопу почитать
И не сметь руками брать[2]:306

  — «Жопа»

  •  

Обратились мы в ничто б,
Если б вдруг не стало жоп.[2]:306

  — «Жопа»

  •  

Что и в церковь зайдёшь,
Хоть и ладан там жгут,
Пробираясь в толпе,
Вонь услышишь и тут.[2]:328

  — «Песня»
  •  

В науках удовлетворенье
Я жажде знаний нахожу,
Изящное произведенье
В душе с отрадой обсужу;
Но эти наслажденья духа
Имеют цену лишь тогда,
Когда моё довольно брюхо,
Удобно срать могу когда.[2]:347

  — «Вместо эпилога»

из писем и надписей[править]

  •  

 Единственный уцелевший экземпляр дарю уважаемому Н. М. Соколовскому.
                                П. Шумахер. Май 1872. Спб.

  Дарственная надпись на единственном, случайно уцелевшем после приговора цензуры экземпляре книги стихов Шумахера «Для всякого употребления»

  •  

 О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил...

  — из письма другу
  •  

 Посылаю вам мою оскоплённую книжонку. Вот всё, что цензура дозволила, и то в искалеченном виде.[3]:16

  — из письма Е.А.Краевскому от 18 апреля 1879 г. по поводу издания в России единственной прижизненной книги стихов Шумахера «Шутки последних лет»
  •  

...Бросаю перо и устремляюсь на бульвар. Не удаётся больше рассказать Ивану Яковлевичу Пикулину (конечно, это между нами), каких я там встречаю девиц и какие свожу с ними интриги, водя по две или три мамзели в номер гостиницы! Сюблим! [2]:148

  — из письма П.И.Щукину, (1884)
  •  

...Дали мне пародию на «Горе от ума», какого-то актёра Дольского. Говорят даже, что Минаева. Скелет стихосложения не Минаева, потому что женские и мужские рифмы неправильно и не фонически распределены, чего умелый стихотворных дел мастер не допустит. Будьте добры, передайте или перешлите Павлу Лукичу <Пикулину>.[2]:149

  — из письма П.И.Щукину, (1884)
  •  

О половых органах нынче не читал. Эта книга из разряда гауптвахты (для меня). В мои-то цветущие лета я только под хмельком иду в гости к Эроту; а Гаммон говорит, что вино для любви вредно? Не глупее его были древние. Конечно, они не пили водки.[2]:148

  — из письма П.И.Щукину, (1885)
  •  

Братья Жемчужниковы нечестно поступили, умолчав об Александре Аммосове, который более Алексея Толстого участвовал в их кружке: «Запятки» <т.е. «Незабудки и запятки»> и «Пастух и молоко» — не их, а Аммосова. Это знают многие, а будь жив граф Алексей, он, как человек честный, правдивый не допустил бы этой передержки.[4]

  — П.В. Шумахер об авторстве некоторых произведений Козьмы Пруткова
  •  

…Признаться, меня очень позабавило обращение в письме Вашем: «Cher poёte». Ну какой же я поэт? Я – певчий скворец. Без лирики нет поэзии. А у меня..., какая у меня лирика, дальше шутки в стихах ничего нет! [2]:148

  — из письма П.Ф.Перфильевой
  •  

...Всякий цинизм или, говоря по-русски, похабщина тогда хороша, когда набросана или написана если не высоким, то хорошим художником. [2]:148

  — из письма П.И.Щукину, 1885 г.

цитаты о Шумахере[править]

Пётр Шумахер

‎‎

  •  

Жизненное поведение и самый облик Шумахера были чрезвычайно колоритны. Высокий и тучный, с густой шевелюрой, не поседевшей до старости, он вёл жизнь шумную и весёлую, зная толк в удовольствиях, еде и питье.[2]:145

  — А.Ранчин, Н.Сапов: Сборник «Между друзьями» и П.В.Шумахер
  •  

...Водку он пил не иначе, как большими чайными стаканами. Со своими друзьями, фотографом Брюэн-де-Сент-Ипполитом и доктором Персиным, за один присест обыкновенно выпивали четверть ведра. Несмотря на невероятное количество выпиваемых им спиртных напитков, я пьяным его не видела никогда. Это была сильная и закалённая натура. Выходя на улицу, он никогда не надевал ни шубы, ни пальто и в самые сильные морозы щеголял в одном сюртуке. Домашний костюм его был – длинная женская рубашка, и больше ничего.[2]:145

  — из мемуаров дамы, знавшей Шумахера в 1860-х годах (Иркутск)
  •  

...несмотря на то, что он воспитывался у ксёндзов, он был полнейший атеист. Литературу и иностранные языки он знал великолепно. Для общества это был незаменимый человек. Он очень любил рассказывать. Когда он начинал говорить, пересыпая речь остротами и шутками, все тут же умолкали. <…>
К сожалению, он был большой циник и, не стесняясь присутствием женщин, говорил непозволительные вещи. Утверждая, что необходимо серьёзное мешать с весёлым, он постоянно выкидывал разные дурачества. <…> Вообще он всегда говорил так, что трудно было уловить, правду ли он говорит или врёт.
А врать он любил вообще. [2]:145-146

  — из мемуаров дамы, знавшей Шумахера в 1860-х годах (Иркутск)
  •  

Шумахер всё тот же, выпил в Сокольниках два штофа водки и читал нам свои кислобздёшные оды.[2]:152

  — из письма актёра Н.С.Стромилова (1865)

‎‎

  •  

Шумахерские декламации имели на концертах неизменный успех, особенно у студентов, где под гром аплодисментов он читал собственные злободневные куплеты, всегда свежие и остроумные.[2]:146

  — П.П.Суворов «Записки о прошлом»
  •  

...Стихи Ваши заставляли смеяться всех, кому я читал их, — юмор Ваш не стареет, а напротив, кажется добрее и сильнее прежнего. А если «друг печальный мой» уже стал совсем не тот..., что уж тут прикажете делать! — Это обычный удел наших преклонных лет, но ведь и этому всегда можно помочь – стоит только разбудить воображение чтением литературы, посвящённой Эросу.[2]:150

  — из письма Д.В.Каншина, Петербург, 21 апреля 1884 года

  •  

...Раз в неделю он <Шумахер> совершал шумные поездки в баню. Как Вакх, он возлежал в глубине колесницы; кругом помещались нимфы и обмахивали его вместо лавровых ветвей берёзовыми вениками. Песни неслись с экипажа...[2]:146

  — П.П.Суворов «Записки о прошлом»

  •  

Шумахер был по преимуществу сатирик – и только именно в этом роде творчества нельзя не признать его поэтом самостоятельным. Во многих вещах этого жанра он (как по направлению, так и по лёгкости слога и тонкой игривости) напоминает знаменитого Беранже [2]:146

  — из некролога в еженедельнике «Артист» (май 1891)

  •  

...Стихотворения его, всегда оригинальные по форме, иногда исполнены глубокого юмора, а многие из них имеют в высшей степени серьёзное общественное значение как резкие и правдивые сатиры».[5]

  — из рецензии В.С.Курочкина, 1875
  •  

Пока ещё я помню чудное мгновенье,
Пока не всю я память растерял...,
Дружище мой, Шумахер, пошто же ты пропал?
Неужто ты насрал на всё с высокой колокольни?
А я здесь на земле, поклонник твой невольный,
Всё жду, когда ты снизойдёшь как – дождь,
Как ангел, гений, запах вдохновенья,
А может быть, как – мимолётное виденье.[комм. 5]

  Михаил Савояров, «Плащ по Шумахеру», 1912
  •  

В саду же стоит памятник Крылову, и вокруг него всегда резвятся дети. На них, однако, довольно пессимистически глядел поэт Шумахер, посвятивший памятнику следующие стихи:
«Лукавый дедушка с гранитной высоты глядит,
Как ре́звятся вокруг него ребята,
И думает себе: «О, милые зверята,
Какие, выросши, вы будете скоты!»[6]

  Анатолий Кони, «Воспоминания старожила» (Мемуары), 1921
  •  

...Шумахер был также крупным мастером фривольной макаронической поэзии, избирая порой сюжеты весьма пикантного свойства. В это смысле он – прямой продолжатель традиции Баркова и др.[7]:222

  — Н.Ф.Бельчиков «Народничество в литературе и критике», 1934

  •  

Потому совершенно понятна склонность Шумахера в последние годы к макаронической поэзии как к средству противопоставить ненавистной светской лжи изображение грубых, но искренних страстей. Эротика Шумахера нам представляется своеобразной самозащитой его от «ужасов» российской реальности. Стихотворения этого рода («Отречение» 1880, «Идиллия с элегией» 1882, «Современный этюд» 1882 и др.) не только эротичны. Сквозь эротику автор высмеивает глупость и тупость тогдашнего офицерства, или клеймит прогнившего насквозь бюрократа, или преследует атеистическую цель. К сожалению, среди этих стихотворений есть грубо-циничные. Шумахер в угоду друзьям спускался подчас до уровня самой плоской эротики.[3]:17-18

  — Н.Ф.Бельчиков, «П.В.Шумахер»
  •  

На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание бывшего булочника Филиппова, который его перестроил в конце столетия из длинного двухэтажного дома, принадлежавшего его отцу, популярному в Москве благодаря своим калачам и сайкам. Филиппов был настолько популярен, что известный московский поэт Шумахер отметил его смерть четверостишием, которое знала вся Москва:
Вчера угас ещё один из типов,
Москве весьма известных и знакомых,
Тьмутараканский князь Иван Филиппов,
И в трауре оставил насекомых.[8]

  Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи» (глава Булочники и парикмахеры), 1934
  •  

Только два поэта посвятили несколько строк русским баням ― и каждый отразил в них свою эпоху. И тот и другой вдохновлялись московскими банями. Один был всеобъемлющий Пушкин. Другой ― московский поэт Шумахер. <...> Пушкин, поэт молодой, сильный, крепкий, «выпарившись на полке ветвями молодых берёз», бросался в ванну со льдом, а потом опять на поло́к, где снова «прозрачный пар над ним клубится», а там «в одежде неги» отдыхает в богатой «раздевалке», отделанной строителем екатерининских дворцов, где «брызжут хладные фонтаны» и «разостлан роскоши ковёр»...
Прошло полвека. Родились новые идеалы, новые стремления. Либеральный поэт шестидесятых годов П.В.Шумахер со своей квартиры на Мещанской идет на Яузу в Волконские «простонародные» бани. Он был очень толст, страдал подагрой.[комм. 6] И.С.Тургенев ему говорил: «Мы коллеги по литературе и подагре». Лечился П.В.Шумахер от подагры и вообще от всех болезней баней. Парили его два банщика, поминутно поддавая на «каменку». Особенно он любил Сандуновские, где, выпарившись, отдыхал и даже спал часа два и всегда с собой уносил веник. Дома, отдыхая на диване, он клал веник под голову. Последние годы жизни он провёл в странноприимном доме <графа> Шереметева, на Сухаревской площади, где у него была комната. В ней он жил по зимам, а летом ― в Кускове, где Шереметев отдал в его распоряжение «Голландский домик». Стихи Шумахера печатались в журналах и издавались отдельно. Любя баню, он воспевал, единственный поэт, её прелести вкусно и смачно. Вот отрывки из его стихов о бане:
Мякнут косточки, все жилочки гудят,
С тела волглого окатышки бегут,
А с настреку вся спина горит,
Мне хозяйка смутны речи говорит.
Не ворошь ты меня, Та́нюшка,
Растомила меня ба́нюшка,
Размягчила туги хрящики,
Разморила все суставчики.
В бане веник больше всех бояр,
Положи его, сухмяного, в запар,
Чтоб он был душистый и взбучистый,
Лопашистый и уручистый…
И залез я на высокий на полок,
В мягкий, вольный, во малиновый парок.
Начал веничком я париться,
Шелковистым, хвостистым жариться.
А вот ещё его стихи о том же:
Лишенный сладостных мечтаний,
В бессильной злобе и тоске
Пошёл я в Волковские бани
Распарить кости на полке́.
И что ж? О радость! О приятство!
Я свой заветный идеал ―
Свободу, равенство и братство ―
В Торговых банях отыскал.
Стихотворение это, как иначе в те времена и быть не могло, напечатать не разрешили. Оно ходило по рукам и читалось с успехом на нелегальных вечеринках. Я его вспомнил в Суконных банях, на Болоте, где было двадцатикопеечное «дворянское» отделение, излюбленное местным купечеством.[8]

  Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи» (глава Булочники и парикмахеры), 1934
  •  

Учили нас и немецкому, но немецких учителей мы не любили и плохо учились. Не могу не припомнить по этому поводу, как курьёз, что однажды, но недолго, нашим немецким учителем побывал и гостивший у нас П.В.Шумахер. В нашем кругу он был исключительным человеком, и вообще в современном обществе недостаточно оценённым. Если бы я заговорил подробнее о нём, я никогда бы не кончил. После него осталась всё же книжка «стихов» и большое количество анекдотов. <...>
Тогда проф. Линдеман возился с вредным «жучком», которого крестьяне прозвали «кузькой». Шумахер посвятил эту шуточную эпиграмму:
Поверьте, крестьянин наш русский,
Без вас может всё понимать.
Знаком он не только что с «кузькой»,
Он знает и «кузькину мать».[9]

  Василий Маклаков, «Из воспоминаний», 1954
  •  

Поэт, который всю жизнь поёт про говно... Человеческое говно...
          Романтик, несомненно.
Судя по всему, это последний поэт на свете, который ещё готов говорить людям правду...

  Юрий Ханон, «Посвящение Шумахеру»
  •  

Почти все стихотворения Шумахера принадлежат к двум жанрам – это обличительные сатиры и памфлеты; или подчёркнуто домашнее, кружковое стихотворство. Отличительная черта и того, и другого рода – избегание «высокого», скептический и подчёркнуто прозаический взгляд на жизнь, часто строящийся на контрасте кажущегося и действительного, на разрушении мечты и иллюзии. Как крушение былых надежд и упований осмысляет Шумахер в стихах итоги и уроки пройденного им самим жизненного пути.[2]:146

  — А.Ранчин, Н.Сапов: Сборник «Между друзьями» и П.В.Шумахер, 1994
  •  

Действительно, темы «телесного низа», сублимация физиологических затруднений, внимание к «опрощённым» сторонам быта были характерны для поэзии Шумахера вообще, и являлись важной составляющей её «печатной» части.[2]:151

  — А.Ранчин, Н.Сапов; сборник «Между друзьями» и П.В.Шумахер, 1994

Комментарии[править]

  1. «Халат-халаты!.. Живые раки!..» — интересный поэтический приём. В конце каждой строфы следует резкая перебивка настроения вторгающимися со двора криками торговцев (отчасти, неуместными и даже абсурдными). Немного позже к подобному приёму в своих куплетах (например, в таких как «Осади на тротуар!», «Шурум-бурум» или «Возжа попала») не раз прибегал шансонье и поэт Михаил Савояров.
  2. «Подлец Катков да кметь Аксаков» — в крайне резких неподцензурных выражениях Шумахер упоминает двух махровых реакционеров своего времени (в этой связи очень важно посмотреть на дату написания стихотворения «И как и что у нас вообще?») «Подлец Катков» — махровый и фанатичный шовинист, великодержавный монархист, «святее Папы Римского», многолетний издатель-редактор журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости». А «кметь Аксаков» — и того пуще: славянофил, публицист националистического толка и якобы поэт, ныне почти забытый, а тогда в течение пяти лет — издатель газеты «Русь» (назначен как раз в 1881 году). «Кметь» — древнеславянское слово, означающее: крестьянин-ратник, ополченец. Для Шумахера оба этих человека, пригретых властью, были символами лизоблюдства и подлости, а также лишним напоминанием о своей опале.
  3. «Моя ославленная лира» — здесь Шумахер имеет в виду судебное дело по поводу его поэзии, в ходе которого он вынужден был бежать за границу.
  4. «Хочу я новым быть поэтом...» — открыто издеваясь над самим собой и читателем, в этой строфе Шумахер наконец-то «признаётся», каковы на самом деле его настоящие намерения при написании «кислобздёшных од» про сраньё, говно и пердёж. И в самом деле, при том подавляющем презрении, которое Шумахер испытывал к «благополучным лирикам» было весьма тяжело добиться истинной новизны в поэзии, кроме как обратившись к новому, ещё не воспетому элементу человеческого бытия: акту испражнения. Кроме того, Шумахер намекает ещё на одного неудачника в ыехе литераторов: под псевдонимом «Новый поэт» выступал Иван Иванович Панаев.
  5. Монолог-мелодекламация «Плач (плащ) по Шумахеру» был сочинён на случай 25-летия со смерти поэта, уже совсем забытого к тому времени. Выступая с поэтическими концертами, Пётр Шумахер был фактическим предшественником Михаила Савоярова.
  6. Здесь Владимир Гиляровский несколько ошибается. Шумахер не был «очень толст» в обычном понимании этого слова. Скорее, он был «большим человеком», габаритным, и не без живота, однако ни ожирением, ни малоподвижностью не страдал, даже в последние «странноприимные» годы своей жизни.

Источники[править]

  1. «Для всякого употребления» // Н. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах. Изд. 5-е пятое. — М.: «Книга», 1983.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 «Стихи не для дам», русская нецензурная поэзия второй половины XIX века (под ред. А.Ранчина и Н.Сапова). Москва, Ладомир, 1994 г.
  3. 1 2 3 П. Шумахер, «Стихотворения и сатиры», (со вступительной статьёй и примечаниями Н.Ф.Бельчикова), «Библиотека поэта», Ленинград, 1937 год
  4. Журнал «Исторический Вестник», № 2 за 1910 г., стр.525-526
  5. «Биржевые ведомости». 1875, № 59, В.С.Курочкин «Пётр Шумахер и его стихи».
  6. А.Ф. Кони, «Воспоминания старожила» (Мемуары). — Петроград, 1921 год Мемуары А.Ф.Кони
  7. Н.Бельчиков, «Народничество в литературе и критике», Москва, 1934 г.
  8. 1 2 Гиляровский В.А. Собрание сочинений в 4 томах, Том 4. — Москва, 1999 г.
  9. В.А. Маклаков. «Из воспоминаний». — Нью-Йорк, Издательство имени Чехова. 1954 г.