Дремота

Материал из Викицитатника
Перейти к навигации Перейти к поиску
Начало сна

Дремо́та или дрёма — лёгкий полусон; промежуточное, межеумочное состояние между бодрствованием и сном.

Иногда дремота может принимать тяжёлый, полубредовый характер, особенно — вследствие болезненных состояний организма или психики.

Дремота в афоризмах и кратких цитатах[править]

  •  

Зной отуманил даль… У топких берегов
Дремотная струя в истоме колыхает
Широкие листы зелёных плаунов.[1]

  Семён Надсон, «Облако», 1884
  •  

А нам не уйти от дремоты ―
Так больно в нас солнце впилось.[2]

  Иван Коневской, «Засуха», 1898
  •  

Ходит дрёма и несмело
Замыкает сонный круг.[3]

  Сергей Городецкий, «Ты устала? Я ласкаю...» (из цикла «Теремок»), 1904
  •  

Калина шел впереди, а в лысине его, нагоняя дрему, мерцал звездный свет.[4]

  Леонид Леонов, «Русский лес», 1953
  •  

И медленно, пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, ― бормотал я сквозь дрёму, раздумывая над тайной этого несущегося сквозь века молчания, в котором отразилось столько непохожих сердец...[5]

  Виктор Пелевин, «Ника», 1996
  •  

Я задремываю прямо на ходу. Тогда я отодвигаю весло и укладываюсь прямо на продуктовый мешок. Никто не возражает. Дрёма заволакивает глаза.[6]

  Алексей Иванов, «Географ глобус пропил», 2002

Дремота в публицистике, мемуарах и научно-популярной литературе[править]

  •  

Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! ― говорят, ― ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.[7]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Одни говорили, что нужно учить солдата беречь свои патроны, как зеницу ока, а не пускать пули на ветер; что солдат, как охотник, должен стрелять только тогда, когда имеет большую вероятность попасть; что, конечно, и выстрелив зря, можно попасть, но что на этом основывать успех стрельбы в бою странно, а нужно рассчитывать на свойства и особенно человека, который им орудует.
Другие восторгались страшною действительностью массового огня и доказывали серьезную необходимость сжигать возможно больше патронов. Все эти споры повергли меня в большое смущение и целый день не выходили из головы. Кто прав, кто виноват? Этот целый день вертелся в голове и мешал думать о чем-либо другом. Лег я спать, а вопрос стоит передо мною да и только. Утомившись, я, наконец, задремал. И видится мне тяжелый, удручающий сон. Стою будто я середь глухой степи один одинешенек и гнетет меня предчувствие беды неминучей. По счастью, в руках отличная магазинка, а в воздухе толкутся патроны, стремясь попасть в патронник. Едва я успевал выпускать один патрон, как другой сам собою лез на его место. Это меня подбодрило; нечего бояться, думаю: только подступись кто, уложу.
Не успел я этого подумать, как гляжу — вдали бродит медведь, и будто чего то ищет. Прицелился я в него и бац. А медведь точно этого только и ждал: повернул и прямо пошел на меня. Я стреляю, без конца, а он все идет. Что за чудо! Заколдован он, что ли, или как глупая скотина, прёт себе, не сознавая опасности? и все ближе и ближе. Я подумываю наконец бежать, да ноги не слушаются. Я стреляю с остервенением, руки начинают деревенеть, а он все катится: дрожь пронимает меня; но из последних сил продолжаю стрелять. Наконец, руки повисли как плети, винтовка замолкла, а громадный медведь поднялся уже на дыбы и идет на меня. Смертный холод объял меня; ни руки не ходят, ни с места сдвинуться не могу. И вот — мы лицом к лицу; слышу его тяжелое противное дыхание на моем лице. Вдруг, о ужас! Он раскрыл свою страшную пасть, и голосом презрительно насмешливым, человеческим голосом, заговорил: «Ну, а дальше что? Дурак ты, дурак! В бабки бы тебе играть, а не из ружья стрелять! не говорили разве тебе смолоду, что глупому сыну не в помощь богатство! На то и вышло».
Я проснулся, облитый холодным потом; и, пока не пришел в себя, все еще видел мало по малу исчезавший призрак медведя, а кругом меня патроны, летая и сталкиваясь, так и хлопотали попасть в винтовку.[8]

  Михаил Драгомиров, «Медведь», 1894

Дремота в художественной прозе и беллетристике[править]

  •  

А дремота опять набегает, дремота сильная, неодолимая дремота, которую не нарушает ни солнце, достающее теперь лучами до его головы, ни пристяжная лошадь, которая, наскучив покоем, все решительней и решительней скапывала с себя узду и наконец скапнула ее, сбросила и, отряхнувшись, отошла и стала валяться. Все это будто так должно: лошадь идет дальше и дальше; вот она щипнула густой муравы на опушке; вот скусила верхушку дубочка, вот наконец ступила на засеянный клевером рубеж и пошла по нем дальше и дальше: Савелий все смотрит. Это не сон и не бденье. Он видит и слышит. Вон высоко над его головою в безоблачном небе плавает ворон. Ворон ли то или коршун?[9]

  Николай Лесков, «Божедомы», 1868
  •  

Вон налево, еще дальше, за Воргольскими лугами ― бедные степные деревушки: Каменка, Сухие Броды, Рябинки… Небо загромождали огромные, но легкие и причудливые, лилово-дымчатые облака. Они собирались по горизонтам в синеватые тучки, и туманно-голубыми полосами опускался на них дождь. А невидимые мельницы все махали и махали крыльями даже и в этих полосах… Разве лечь, подремать?[10]

  Иван Бунин, «Весёлый двор», 1911
  •  

― Слава те, и сам я не пень лесной!.. Ладно, подымайтеся, а то всю воду выпьете у меня… ― И двинулся напрямки, без тропки.
Калина шел впереди, а в лысине его, нагоняя дрему, мерцал звездный свет. Пленники тащились следом, еле волоча ноги, цеплявшиеся за коренья и плауны. Недавний страх без остатка растворился в непреодолимом желании сна[4]

  Леонид Леонов, «Русский лес», 1953
  •  

Крылов провёл языком по сухому небу и повернулся к стене. Дремота смешала в памяти Крылова севастопольские и одесские бои, крик штурмующей румынской пехоты, мощённые камнем, поросшие плющом одесские дворы и матросскую красоту Севастополя. Ему померещилось, что он вновь на командном пункте в Севастополе, и в сонном тумане поблескивали стёкла пенсне генерала Петрова; сверкнувшее стекло заблестело тысячами осколков, и уже колыхалось море, и серая пыль от расколотого немецкими снарядами скального камня поплыла над головами моряков и солдат, встала над Сапун-горой. Послышался бездушный плеск волны о борт катера и грубый голос моряка-подводника: «Прыгай!»[11]

  Василий Гроссман, «Жизнь и судьба» (часть 1), 1960
  •  

Он сел и закрыл глаза. Начинался утренний дождь, и это значило, что на весь день. Пошел даже снег. Мокрый и тяжелый, он падал быстро и темнел, едва успев коснуться мокрых крыш и тротуаров.
На пристани Агееву стало совсем плохо. Он задремал, изнемогая от тоски, не понимая, куда и зачем ему нужно ехать, слыша сквозь дрёму, как свистит, погукивает ветер, шлепает о причал вода, как возникают на высокой ноте, долго трещат и затихают потом моторки.[12]

  Юрий Казаков, из рассказа «Адам и Ева», 1962
  •  

Для полной точности надо сказать, что иногда, когда я, делая вид, что дремлю, лежал на парте, я и в самом деле погружался в дремоту, хотя голос учителя продолжал слышать. Гораздо позже я узнал, что таким, или почти таким, методом изучают языки. Я думаю, не будет выглядеть слишком нескромным, если я сейчас скажу, что открытие его принадлежит мне. О случаях полного засыпания я не говорю, потому что они были редки.[13]

  Фазиль Искандер, «Начало», 1969
  •  

Что-то хлестко шлепает по спине, Савоня поднимает голову и догадывается, что задремал. Редкие крупные капли дождя косо вонзаются вокруг Савони, в пыль разбиваются о мохнатые головки тимофеевки. Савоня поспешно встает, озирается по сторонам. Художника уже нет на прежнем месте, после него осталась лишь истоптанная луговина.[14]

  Евгений Носов, «И уплывают пароходы, и остаются берега», 1970
  •  

Можно было, конечно, остаться еще и на вечернюю зорьку, подождать того часа, когда земля подернется густеющей дрёмой, а небо еще полно прежнего озарения. В эту пору утка, прокоротав светлое время на хлебных верхах, откуда заведомо зрим и слышим любой конный и пеший, всякий пёс и лис, покидает дневную кормежку и тянет к воде.[15]

  Евгений Носов, «Тёмная вода», 1993
  •  

...даже от блестящего Владимира Набокова, успевшего в последний момент заслониться лирическим героем, остались только два печальных глаза да фаллос длиной в фут (последнее я объяснял тем, что свой знаменитый роман он создавал вдали от Родины). «И медленно, пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, ― бормотал я сквозь дрёму, раздумывая над тайной этого несущегося сквозь века молчания, в котором отразилось столько непохожих сердец, ― был греческий диван мохнатый да в вольной росписи стена…» Я заснул над книгой, а проснувшись, увидел, что Ники в комнате нет. Я уже давно замечал, что по ночам она куда-то ненадолго уходит.[5]

  Виктор Пелевин, «Ника», 1996
  •  

Тяжкая забота донимала его — как лучше поступить? Чтобы не сделать ошибки и не кусать потом локти. Когда будет поздно. Но эта проклятая задачка вообще, кажется, не имела решения. Сколько над нею ни бейся. Были два варианта, и оба никуда не годные. Значит… Значит, тщетное занятие ломать голову, думать. Тем не менее думал и ломал голову ― искал, перебирал в дремотном сознании возможные и невозможные, по существу, фантастические варианты. И вполне очевидные последствия. Последствия все были безрадостно горькими и чудовищными. Ярко освещенные страницы на столе делались все более фантасмагорическими, наполнялись ужасным смыслом, и он уже боялся к ним прикоснуться, чтобы не накликать новой беды. Они обретали все большую власть над ним, он очутился в полной от них зависимости.[16]

  Василь Быков, «Бедные люди», 1998
  •  

И снова река, и снова тайга, синие хребты на горизонте, белые скалы над темной водой, плеск весел, поскрипывание каркаса. Я задремываю прямо на ходу. Тогда я отодвигаю весло и укладываюсь прямо на продуктовый мешок. Никто не возражает. Дрёма заволакивает глаза. Сквозь ее радужное сияние я молча и безвозмездно наслаждаюсь Машей, сидящей рядом, ― линиями ее рук, плеч, склоненной головы. Катамаран покачивается, словно гамак. Я засыпаю с дивным ощущением дороги, которая вечно будет бежать подо мною.[6]

  Алексей Иванов, «Географ глобус пропил», 2002

Дремота в поэзии[править]

  •  

День ясен… Свод небес и дышит и сияет.
Зной отуманил даль… У топких берегов
Дремотная струя в истоме колыхает
Широкие листы зелёных плаунов.
Гудя, промчался шмель, ― как искра, потухая,
Блеснул и потонул… В затоне, где, к волне
Склонясь поник жасмин, свой цвет в нее роняя,
Плеснулся сонный лещ и скрылся в глубине.
Затишье и покой… Беспомощно и пышно
Природа спит вокруг, с улыбкой на устах;
Такой немой покой, что издалёка слышно
Жужжание косы в синеющих лугах!..[1]

  Семён Надсон, «Облако», 1884
  •  

Нет удержу ветру из степи,
Из края сыпучих песков.
Вблизи всё так пусто, как в склепе:
Лишь даль, лишь гряды облаков.
Последние Ру́си оплоты…
Чу, близится вражий обоз!
А нам не уйти от дремоты ―
Так больно в нас солнце впилось.[2].

  Иван Коневской, «Засуха», 1898
  •  

Воет вьюга. Потемнело.
Лето, лето! Светлый юг…
Ходит дрёма и несмело
Замыкает сонный круг.[3]

  Сергей Городецкий, «Ты устала? Я ласкаю...» (из цикла «Теремок»), 1904
  •  

И запомнилось мне,
Что в избе этой низкой
Веял сладкий дурман,
Оттого, что болотная дрёма
За плечами моими текла,
Оттого, что пронизан был воздух
Зацветаньем Фиалки Ночной,
Оттого, что на праздник вечерний
Я не в брачной одежде пришел.[17]

  Александр Блок, «Ночная фиалка», 1906
  •  

Море дремлет… Солнце стрелы
С высоты свергает в воду,
И корабль в дрожащих искрах
Гонит хвост зеленых борозд.
У руля на брюхе боцман
Спит и всхрапывает тихо.
Весь в смоле, у мачты юнга,
Скорчась, чинит старый парус.
Сквозь запачканные щёки
Краска вспыхнула, гримаса
Рот свела, и полон скорби
Взгляд очей ― больших и нежных.[18]

  Саша Чёрный, «Штиль» (из Гейне), 1911
  •  

А ночью мирна грузная дремота,
Спокойна жвачка без жары и мух,
Пока не брезжит в небе позолота,
Не дребезжит волынкою пастух.[19]

  Михаил Зенкевич, «Пригон стада», 1913
  •  

Я пастух, мои палаты ―
Межи зыбистых полей.
По горам зеленым ― скаты
С гарком гулких дупелей.
Вяжут кружево над лесом
В желтой пене облака.
В тихой дрёме под навесом
Слышу шепот сосняка.[20]

  Сергей Есенин, «Я пастух, мои палаты...», 1914
  •  

Смолянка-сон дремучая,
Болотная дрема́.
Мечта в уме тягучая,
В руках, в ногах, тома́.
Дрема кошачья сонная,
Курение болот,
Вся цепкая, вся звонная,
‎Вся в душу зелье льёт.[21]

  Константин Бальмонт, «Дрёма», 1914
  •  

В его глазах фиалкового цвета
Дремал в земном небесно-зоркий дух.
И так его был чуток острый слух,
Что слышал он передвиженья света.[22]

  Константин Бальмонт, «Эдгар По», 1917
  •  

Есть лица, где проходят облака
Над сонною холмистою равниной,
Есть лица ― как вечерняя река,
Где дремлет город с крепостью старинной,
В одни посмотришь ― голубым дождем
Сверкает сад, сбегающий отлого,
В другие ― тускло светит старый дом
И тянется осенняя дорога.[23]

  Всеволод Рождественский, «Когда слова случайны и просты...», 11 сентября 1943

Дремота в пословицах и поговорках[править]

  •  

Бог не дремлет, всё слышит.
Пахать, так не дремать.
Дома рука и нога спит, в дороге и головушка не дремли.
Спать я не сплю, и дремать не дремлю, а думаю я думу. (из сказки).
В дремоте чудится, во снах видится.

  Русские пословицы

Источники[править]

  1. 1 2 С. Я. Надсон. Полное собрание стихотворений. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2001 г.
  2. 1 2 И. Коневской, Стихотворения. Новая библиотека поэта. — С-Петербург: Прогресс-плеяда, 2008 г.
  3. 1 2 С. Городецкий. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1974 г.
  4. 1 2 Леонов Л.М., «Русский лес». — М.: Советский писатель, 1970 г.
  5. 1 2 Виктор Пелевин. Собрание сочинений в трёх томах. Том 1. — М.: Вагриус, 2001 г.
  6. 1 2 Иванов А.В. «Географ глобус пропил». Москва, Вагриус, 2003 г.
  7. И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада». — Л.: «Наука», 1986 г.
  8. «Разведчик», журнал военный и литературный, № 219, 6 декабря 1894 года, стр. 1057
  9. Лесков Н. С. Энциклопедическое собрание сочинений. М.: «ИДДК», IDDK-0561
  10. И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г.
  11. Гроссман В.С. Жизнь и судьба. Москва, «Книжная палата», 1992 г.
  12. Казаков Ю.П. Избранное: Рассказы. Северный дневник. — Москва, «Художественная литература», 1985 г.
  13. Искандер Ф.А. «Стоянка человека». — Москва, 1995 г.
  14. Евгений Носов, Избранные произведения в 2-х т. — Том второй. М.: Советская Россия, 1983 г.
  15. Евгений Носов, «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.
  16. Василь Быков. «Бедные люди». — Москва, «Вагриус», 2002 г.
  17. А. Блок. Собрание сочинений в восьми томах. — М.: ГИХЛ, 1960-1963 гг.
  18. Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. — Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
  19. Зенкевич М.А., «Сказочная эра». Москва, «Школа-пресс», 1994 г.
  20. Есенин С. А. Полное собрание сочинений в 7 томах. — М.: Наука; Голос, 1996 г.
  21. К. Д. Бальмонт. «Белый зодчий». — СПб: Издательство «Сирин», 1914 г.
  22. К. Бальмонт. Избранное. — М.: Художественная литература, 1983 г.
  23. Рождественский Вс.А. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград, «Советский писатель», 1985 г.

См. также[править]