|
― Это еще князь завел: велел Евтихию Лукичу обучать дворовых: при нем игрывали и комедии, и французские пиэсы, а теперь одни шарады изображают: я не люблю театра.
Занавес, между тем подымаясь, открыл новую картину: пастушка и пастушок во французских шитых кафтанах и в пудреных париках, с розовыми посохами, сидели у куста, обнявшись. За кулисою Евтихий Лукич читал на семинарский распев громким и приятным голосом стихи Михайлы Попова: ― Под тению древесной, Меж роз, растущих вкруг, С пастушкою прелестной Сидел младой пастух: Не солнца укрываясь, Он с ней туда зашел: Любовью утомляясь, Открыть ей то хотел. При этих словах пастух склонился к розовому уху пастушки, но тотчас приподнялся, как бы следя взорами порхавших невидимо мотыльков. ― Меж тем, где ни взялися, Две бабочки, сцепясь, Вкруг роз и их вилися, Друг за другом гонясь; Потом одна взлетела К пастушке на висок, Ища подругу, села Другая на кусток.
Незримая рука из-за кулисы посадила на пудреный волнистый завиток белокурой пастушки большую пёструю бабочку; вторая, подобная, уцепилась за куст.
― Пастух, на них взирая, К их счастью ревновал И, оным подражая, Пастушку щекотал, Все ставя то в игрушки, За шею и бока, Как будто бы с пастушки Сгонял он мотылька. Тут, нежно обласкав пастушку грациозным прикосновением, пастух легко вскочил и, держа в объятиях подругу, казалось, готовился лететь.
― Ах, станем подражати, Сказал он, свет мой, им, И ревность съединяти С гулянием своим; И, бегая лесочком, Чете подобно сей, Я буду мотылечком, Ты бабочкой моей. Голос Евтихия Лукича пел все нежнее и тише; при последних словах зазвучала издали музыка; пастух и пастушка понеслись в лёгком танце. Оба они страстно извивались и порхали, подражая полету бабочек, и то сближались в объятиях, то отделялись друг от друга, а стихи под переливы арф и скрипок журчали все так же сладко: ― Пастушка улыбалась, Пастух ее лобзал; Он млел, она смущалась, В обоих жар пылал; Потом, вскоча, помчались, Как легки ветерки, Сцеплялися, свивались, И стали мотыльки. Занавес опустился и скрыл счастливых любовников, превращенных волею бога Пана в эфирных мотыльков.[3]
|