Бре́мен (нем.Bremen), — город на северо-западе Германии, десятый по численности населения в Германии. Расположен на двух берегах реки Везер в 60 ккилометрах от Северного моря. В старом городе река расширяется, образуя бременскую гавань.
Бремен — старейший город-государство на территории Германии. Поселения на месте нынешнего Бремена существовали по крайней мере уже в VIII веке. Город Бремен был основан в 787 году Карлом Великим в качестве епископской резиденции. В Средние века Бремен входил в Ганзейский союз. По условиям Вестфальского мира 1648 года был включен в состав Швеции. После образования Германской империи Бремен вошел в её состав в качестве самостоятельного вольного города с республиканской системой самоуправления.
У хозяина был осёл, который целый век таскал мешки на мельницу, а к старости силы его ослабевали, так что он с каждым днём становился негоднее к работе. Пришла, видно, его пора, и стал хозяин подумывать, как бы отделаться от осла, чтобы не кормить его даровым хлебом.
Осёл себе на уме, сейчас смекнул откуда ветер дует. Он собрался с духом и убежал от неблагодарного хозяина по дороге в Бремен.
«Там, — думает он, — можно взяться за ремесло городского музыканта».[1]
Из Гамбурга я поехал на Бремен. Это город очень старинный. Если бы вы увидели здешнюю церкву! Такой старины вы еще никогда не видели. Слушайте, еще что я видел в Бремене: я видел погреб, который имеет такое странное свойство, что все тела, которые похоронены там, не тлеют. Мне показывали и раскрывали все гробы. На мертвецах кожа только немного высохла, но я знаю, что вам бы страшно было взглянуть на них. Вы обе трусихи. Что еще сказать вам? Тут такой странный обычай, что когда вы едете, маленькие девчонки бегут за вашею каретою и бросают к вам на всем лету в окна цветы; за это вы должны им бросить какую-нибудь мелкую монету; если же вы выбросите им назад букет, то они опять будут бросать к вам в карету до тех пор, покамест вы не бросите им маленькую монету. Много городов я проехал и, наконец, приехал в Ахен, откуда теперь пишу вам.[2]
Итак, я решился <ехать> сухим путем чрез Бремен, Оснабрюк и Дюссельдорф. Места мало чем лучше наших. Примечательного мало. В Бремене заглянул в погреба, где покоится знаменитый рейнвейн несколько сот лет, который не продается за деньги, но отпускается только опасным больным и знаменитым путешественникам. Так как я не принадлежу ни к тем ни к другим, то и не беспокоил моими просьбами граждан города Бремена, которые решают дела такого рода в собрании сената. Видел там же старинный катедраль (соборную церковь) и подвал, имеющий силу сохранять тела нетленными. Тел около 15; все они лежат в гробах; под ними даже простыни не истлели. Немцы обращаются с ними без всякого уважения, подымают их и бросают на места их.[2]
Между тем, в ноябре того же 1714 г., Карл XII, убежавший из турецких владений, явился в Штральзунде, в Померании. Явление Карла подогрело упавший в его отсутствие дух шведского войска, но вместе с тем не содействовало ходу дел к примирению. Карл не хотел утверждать договора об отдаче Штетина прусскому королю в секвестр, не хотел воздерживаться от враждебных действий против датчан и саксонцев внутри немецкой империи, не хотел признавать уступки Бремена ганноверскому курфюрсту...[3]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
И уже в течение этого периода началась работа артистического украшения городов произведениями архитектуры, которым мы удивляемся поныне, и которые громко свидетельствуют об интеллектуальном движении, совершившемся в ту пору. «Почти по всему миру были тогда возобновлены храмы», — писал в своей хронике Рауль Глабер, и некоторые из самых чудных памятников средневековой архитектуры относятся к этому периоду: удивительная древняя церковь Бремена была построена в девятом веке; собор святого Марка в Венеции был закончен постройкой в 1071 году, а прекрасный собор в Пизе — в 1063 году.[4]
Германия уже давно имела свой собственный, правда ограниченный, опыт патронажной системы. К востоку от Бремена, по железнодорожной линии Бремен ― Гамбург, в красивой местности Обернейланд, вокруг частной лечебницы врача Энгелькена, совершенно так же, как вокруг церкви св. Димфны и по аналогичным причинам, вошло в обычай среди поселян принимать на содержание душевнобольных: Энгелькен привез из Индии способ лечения психических расстройств опием, держал этот метод втайне и привлекал в лечебницу множество больных, которых не мог разместить. Так положено было впервые, начиная с семидесятых годов XVIII века, основание чему-то вроде патронажа в Германии. В начале XIX века бременские власти взяли это дело под некоторый контроль, поручив его городскому попечительству о бедных, а начиная с 1877 г., надзор за больными был вверен врачу ― потомку первого Энгелькена, уже после того, как секрет опийного лечения давно был доложен одним из членов семейства Энгелькен съезду естествоиспытателей в Бремене (1844) и потом в Геттингене (1854).[5]
«Ничего подобного я не переживал. Небо багровое ― это пылают пожары. Санитарные машины катят мимо. Я спрашиваю себя: неужели все это нам нужно? <...> «Дуйсбург больше не существует…» «Весь квартал старого Бремена сгорел…» «Половины Карлсруэ больше не существует…» «Кёльн ― ужасен! Его просто не узнать…» «Две трети Майнца разрушены»...[7]
У жителей вольного города Бремен есть одна очень странная примета. Перед тем как надолго покинуть родные края, надо обязательно выйти на мост через Везер и плюнуть в реку. Это чтобы вернуться. И дело тут не в скупости ост-фризского народа. Пусть другие бросают монетку ― безликий металл, прошедший через тысячи рук. Именно так, плюнув, ты отдаешь частицу себя. Плевок растворяется в мутных водах Везера, который уже в начале ХХ века загадили настолько, что впору было проявлять в нем фотопленку.[8]
— Александр Новиков, Дмитрий Гронский. «Воля ветра», 2002
На Рыночной площади Бремена уже пять веков стоит монумент, олицетворяющий собой и Голиафа, и Давида одновременно. Огромный, как первый, и решительный, как второй, Роланд олицетворяет силу и независимость древнего ганзейского города. Бремен присоединился к Ганзе ― торговому союзу вольных городов ― еще в XIII веке, и местные жители издавна не устают повторять: Buten und binnen, wagen und winnen ― «снаружи и внутри, рисковать и выигрывать».[8]
— Александр Новиков, Дмитрий Гронский. «Воля ветра», 2002
Мы с ним долго толковали
И так оба приустали,
Что заснули до утра.
Но вот Бремен ― и пора
Выходить нам. Город старый,
С Любеком он может парой
В памяти моей стоять:
Постараюсь описать.[9]
— Иван Мятлев, «Дилижанс» — Часть первая (Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже, 4), 1840
Бремен, славясь стариною,
Был, как говорят, Ганзою
Признан пур ла капиталь.
Тут видна еще ла саль,
Где ганзейцы собирались,
Погреба, где упивались
Их могущества вином
И в раздолии хмельном
Все дела распоряжали
И торговлей управляли.[9]
— Иван Мятлев, «Бремен» — Часть первая (Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже, 5), 1840
Счастлив, кто мирно в пристань вступил
И за собою оставил Море и бури,
И тепло и спокойно
В уютном сидит погребке
В городе Бремене.[10]
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях
.svg){kind=logo}
