Фаи́на Гео́ргиевна (Григо́рьевна) Ране́вская (урождённая Фаи́на Ги́ршевна Фе́льдман; 27 августа 1895, Таганрог — 19 июля 1984, Москва) — советская актриса театра и кино, народная артистка СССР (1961), трижды лауреат Сталинской премии (1949, 1951, 1951).
В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи.
В Москве можно выйти на улицу одетой как Бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение — это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная «скупость» — ибо в бедность никто не верит. — 1949 г.
В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернётесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает. — В ответ проходящему молодому человеку, который на улице толкнул Раневскую и обругал.
В старости главное — чувство достоинства, а его меня лишили.
В театр хожу, как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие, ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!
Главное — живой жизнью жить, а не по закоулкам памяти шарить.
Главное в том, чтоб себя сдерживать — или я, или кто-то другой так решил, но это истина. С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю враньё, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.
Говорят, что герой не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один. Я выстояла, даже оставаясь среди зверей, чтобы доиграть до конца. Зритель ни в чем не виновен. Меня боятся… — Театр им. Моссовета, 1955 г.
— Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей? — Ну, это еще мягко сказано, — заметила Раневская. — Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления. — И что? — Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
Дамы, не худейте. Оно вам надо? Уж лучше к старости быть румяной пышкой, чем засушенной мартышкой![1]
Даже за самым красивым павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная жопа. Так что, меньше пафоса, господа.
Деньги съедены, а позор остался. — О своих работах в кино.
Для актрисы не существует никаких неудобств, если это нужно для роли. — На съёмках фильма «Золушка».
Для меня всегда было загадкой — как великие актёры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придёт, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
(Вариант). Как бы растолковать бездарю: никто к вам не придёт, потому что от вас нечего взять. Понятна вам мысль моя неглубокая?
Для меня каждый спектакль мой — очередная репетиция. Может быть поэтому я не умею играть одинаково. Иногда репетирую хуже, иногда лучше, но хорошо — никогда.
Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?
Еврей ест курицу, когда он болен или когда курица больна.
Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала одну фразу: «Какая смертная тоска», и всё. Я бы ещё записала, что театр стал моей богадельней, а я ещё могла бы что-то сделать.
Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга — «Судьба — шлюха».
Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает всё, а я о ней ничего.
Если женщина идёт с опущенной головой — у неё есть любовник! Если женщина идёт с гордо поднятой головой — у неё есть любовник! Если женщина держит голову прямо — у неё есть любовник! И вообще — если у женщины есть голова, то у неё есть любовник![8]
Есть люди, в которых живёт Бог; есть люди, в которых живёт Дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты[8].
Есть люди, хорошо знающие, «что к чему». В искусстве эти люди сейчас мне представляются бандитами, подбирающими ключи.
Есть можно что угодно и когда угодно, но только голой и стоя перед зеркалом.
Если ты ждёшь, что кто-то примет тебя «таким, как ты есть», то ты просто ленивое мудло. Потому что, как правило, «такой, как есть» — зрелище печальное. Меняйся, скотина. Работай над собой. Или сдохни в одиночестве.
Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая актриса. — Всё будет настоящим, — успокаивает её Раневская. — Всё: и жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.
Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много — в Книгу о вкусной и здоровой пище.
Жизнь бьёт ключом… по голове!
Жизнь моя… Прожила около, всё не удавалось. Как рыжий у ковра.
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
Жизнь — это затяжной прыжок из утробы матери в могилу.
Вариант: Жизнь — это затяжной прыжок из пизды в могилу.
Жизнь — это небольшая прогулка перед вечным сном.
Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
Женщины — это не слабый пол, слабый пол — это гнилые доски.
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на диеты, жадных мужчин и плохое настроение[8].
И что только не делает с человеком природа! И это всё без наркоза![8]
Или я старею и глупею, или нынешняя молодёжь ни на что не похожа! Раньше я просто не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь даже не понимаю, о чём они спрашивают.
Каждый волен распоряжаться своей жопой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уёбываю. — На партсобрании в театре Моссовета, на котором обсуждалось немарксистское поведение одного именитого актёра, обвинённого в гомосексуализме.
— Как ваша жизнь, Фаина Георгиевна? — Я вам ещё в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
Как ошибочно мнение о том, что нет незаменимых актёров.
Как я завидую безмозглым!
Какой печальный город. Невыносимо красивый и такой печальный с тяжело-болезнетворным климатом. — Ленинград, 1960 г.
Кино — заведение босяцкое.
Книгу писала 3 года, прочитав, порвала. Книги должны писать писатели, мыслители или же сплетники.
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
Когда мне снится кошмар — это значит, я во сне снимаюсь в кино[8].
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
Когда я начинаю писать мемуары, дальше фразы: «Я родилась в семье бедного нефтепромышленника…», — у меня ничего не получается.
Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
Красивые люди тоже срут.
Критикессы — амазонки в климаксе.
Кто бы знал моё одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…
Когда Фаину Георгиевну спросили, какие, по её мнению, женщины склонны к большей верности — брюнетки или блондинки, она не задумываясь ответила: «Седые!»
Как бы разъяснить… Мата я не стесняюсь, свободно им пользуясь при всех. В лексиконе моём любимое слово — «жопа». А не «отлично». — В ответ на вежливый приветственный вопрос журналистки: «Как дела?»)
— Милочка, я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе! — К/ф «Весна», в роли Маргариты Львовны, домработницы.
Мне всегда было непонятно: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.
Мне иногда кажется, что я ещё живу только потому, что очень хочу жить. За 53 года выработалась привычка жить на свете. Сердце работает вяло и всё время делает попытки перестать мне служить, но я ему приказываю: «Бейся, окаянное, и не смей останавливаться».
Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне всё-таки дадут интересную роль?
Многие получают награды не по способности, а по потребности[8].
Моё богатство, очевидно, в том, что мне оно не нужно[8].
Моя любимая болезнь — чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная — геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.
«Мои похоронные причиндалы» — говорила Фаина Георгиевна о своих наградах.
Мысли тянутся к началу жизни — значит, жизнь подходит к концу.
На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый — не может.
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!
Настоящий мужчина — это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет — это её муж.
Не имей сто рублей, а имей двух грудей!
Ненавижу, когда блядь строит из себя невинность!
Нет болезни мучительнее тоски.
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
Ничто так не даёт понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать сон.
Ночью болит всё, а больше всего совесть.
…Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление!
Орфографические ошибки в письме — как клоп на манишке.
Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний клозет.
Одиночество как состояние не поддается лечению.
Одиночество - это когда дома есть телефон, а звонит только будильник[8].
Одиночество — это состояние, о котором некому рассказать.
Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула.
— Ох, вы знаете, у Завадского такое горе! — Какое горе? — Он умер.[1]
Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.
— Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, — похвастался Раневской Виктор Розов. — Люди у касс устроили форменное побоище! — И как? Удалось им получить деньги обратно?
Паспорт человека — это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.
«Перпетум кобеле». — О режиссёре З.
— Пионеры, идите в жопу! — Когда её окружила толпа детей с радостными возгласами: «Муля! Муля!»
— ПиОнЭры, возьмитесь за руки и идите в жопу! — Когда пионеры-тимуровцы пришли к ней домой, помогать как престарелой.
Пипи в трамвае — всё, что он сделал в искусстве!
Питаться в одиночку так же противоестественно, как срать вдвоём!
Погода ваша меня огорчила, у нашей планеты явный климакс, поскольку планета — дама! — Из письма А. Щеглову в Кабул, 1983.
Под самым красивым хвостом павлина скрывается самая обычная куриная жопа. Так что меньше пафоса, господа.
Получаю письма: «Помогите стать актёром». Отвечаю: «Бог поможет!»
Поняла, в чём моё несчастье: скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая» дура — не лажу с бытом! Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.
После спектакля, в котором я играю, я не могу ночью уснуть от волнения. Но если я долго не играю, то совсем перестаю спать.
После спектакля Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами, открытками и записками, полными восхищения — подношения поклонников её игры — и печально замечала: — Как много любви, а в аптеку сходить некому.
Посредственность всегда так говорит о себе: «Сегодня я играл изумительно, как никогда! Вы знаете, какой я скромный? Вся Европа знает, какой я скромный!»[1]
Похороны — спектакль для любопытствующих обывателей.
— Почему вы кочевали из театра в театр? — Искала святое искусство. — Нашли? — Да! В Третьяковской галерее.[1]
— Почему женщины так много времени и средств уделяют своему внешнему виду, а не развитию интеллекта? — Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.
Почему все дуры такие женщины?
Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили её добрые собачьи врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья![1]
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Всё как у людей.
Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.
Самое страшное, это когда человек уже принадлежит не себе, а своему распаду.
Сегодняшний театр — торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире.
Сегодняшняя молодёжь ужасная. Но еще ужаснее то, что мы не принадлежим к ней.
Сейчас актеры не умеют молчать, а кстати, и говорить!
Сейчас все считают, что могут быть артистами только потому, что у них есть голосовые связки[8].
Сейчас долго смотрела фото — глаза собаки человечны удивительно. Люблю их, умны они и добры, но люди делают их злыми.
Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.
Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья.
Сказка — это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль — это когда наоборот[8].
Сняться в плохом фильме — всё равно что плюнуть в вечность[8].
Союз глупого мужчины и глупой женщины порождает мать-героиню. Союз глупой женщины и умного мужчины порождает мать-одиночку. Союз умной женщины и глупого мужчины порождает обычную семью. Союз умного мужчины и умной женщины порождает лёгкий флирт.
Стараюсь припомнить, встречала ли в кино за 26 лет человекообразных?
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идёт на анализы.
Старость — это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
Старость — это просто свинство. Я считаю, что это невежество бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я всё живу. Бирман — и та умерла, а уж от неё я этого никак не ожидала.
Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и склочницы, и негодяйки, а к старости надо добреть с утра до вечера!
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить! — Конец 1970-х.
У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.
Угнетает гадость в людях, в себе самой — люди бегают, носятся, скупают, закупают, магазины пусты — слух о денежной реформе — замучалась долгами, нищетой, хожу как оборванка «Народная артистка». К счастью, мне очень мало надо.
Узнав, что её знакомые идут сегодня в театр посмотреть её на сцене, Раневская пыталась их отговорить: — Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая… Но раз уж всё равно идёте, я вам советую уходить после второго акта. — Почему после второго? — После первого очень уж большая давка в гардеробе.
Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
Уясните раз и навсегда, что характер вашей женщины — это отражение вашего к ней отношения. Для непонятливых: это не она стерва, это ты мудачьё.[1]
Эпикур говорил — хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался.
Эта дама уже столько веков восхищает человечество, что может уже сама выбирать, на кого ей производить впечатление. (На высказанное мнение «На меня Сикстинская Мадонна впечатления не производит».)
Эти новаторы погубили русский театр. С приходом режиссуры кончились великие актеры, поэтому режиссуру я ненавижу (кроме Таирова). Они показывают себя.
Этим ограничивается моя слава — «улицей» — а начальство не признаёт. Всё, как полагается в таких случаях.
Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.
— Я была вчера в театре, — рассказывала Раневская. — Актёры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил её, то публика очень долго аплодировала.
Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
Я вас ненавижу. Куда бы я ни пришла, все оглядываются и говорят: «Смотри, это «Муля, не нервируй меня» идёт» — Из разговора с Агнией Барто.
Я верю в Бога, который есть в каждом человеке. Когда я совершаю хороший поступок, я думаю, это дело рук Божьих.
— Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа… — Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!
Я — выкидыш Станиславского.
Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия[8].
Я заметила, что если не кушать хлеб, сахар, жирное мясо, не пить пиво с рыбкой – морда становится меньше, но грустнее.[1]
Я как старая пальма на вокзале — никому не нужна, а выбросить жалко.
Я, как яйца, участвую, но не вхожу.
Я не верю в духов, но боюсь их.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно[8].
— Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу — потому что у меня его никогда не было. — Так что же, значит, у вас совсем нет никаких недостатков? — В общем, нет. Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю…
— Я обожаю природу. — И это после того, что она с тобой сделала?
Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести. У них у всех друзья такие же, как они сами, — контактны, дружат на почве покупок, почти живут в комиссионных лавках, ходят друг к другу в гости. Как я завидую им — безмозглым!
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..
Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо… И в театре тоже. Кладбище несыгранных ролей. Все мои лучшие роли сыграли мужчины.
Я сегодня играла очень плохо. Огорчилась перед спектаклем и не могла играть: мне сказали, что вымыли сцену для меня. Думали порадовать, а я расстроена, потому что сцена должна быть чистой на каждом спектакле.
Я теперь понимаю почему презервативы белого цвета! Говорят, белое полнит…
Я часто думаю о том, что люди ищущие и стремящиеся к славе не понимают, что в так называемой «славе» гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит оттого, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, а в действительности всё наоборот. Любовь зрителя несёт в себе какую-то жестокость… Однажды после спектакля, когда меня заставили играть «по требованию публики» очень больную, я раз и навсегда возненавидела «свою славу».
Я убила в себе червя тщеславия в одно мгновение, когда подумала, что у меня не будет ни славы Чаплина, ни славы Шаляпина, раз у меня нет их гения, и тут же успокоилась. Но когда ругнут ― чуть ли не плачу, а похвалят ― рада, но не больше, чем вкусному пирожному, не больше.[9]
↑Фаина Раневская. Почему все дуры такие женщины. издательство Litres, 2017. ISBN 5457725138.
↑ Фаина Раневская. Арлекин и скорбный Экклезиаст. Издательство Litres, 2017. ISBN 5040485328.
↑Владимир Гуга. Фаина Раневская. Великая и непредсказуемая. Издательство Litres, 2017. ISBN 5040228880.
↑Александр Марченко. Странник: путь в боги. Книга первая: элемент 1 – фундамент (издание 2, переработанное). Издательство Litres, 2018. ISBN 5040369549.
↑«Судьба-шлюха», или Прогулка по жизни (сборник). Авторы Фаина Раневская, Алексей Щегловюю. Издательство Litres, 2017. ISBN 5040801599.
↑Мудрость всех эпох. Составлено По Светлана Кузина. Издательство Litres, 2017. ISBN 5040597789.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе