«Двери лица его, пламенники пасти его» и другие истории

«Двери лица его, пламенники пасти его» и другие истории (англ. War) — второй авторский сборник малой прозы Роджера Желязны. Опубликован в 1971 году. Заглавная повесть и «Роза для Екклесиаста» вышли ранее в его первом сборнике, а «Проклятая дорога» в 1969 переработана в роман.

Цитаты

	… жизнь (а возможно, и любовь) сильнее, чем то, что она создаёт, но никогда не сильнее того, что создаёт её.
	… life (and perhaps love also) is stronger than that which it contains, but never that which contains it.
	— «Человек, который любил Файоли» (The Man Who Loved the Faioli), 1967

Великие медленные короли

The Great Slow Kings, 1963; перевод: В. И. Баканов, 1991

Дракс и Дран сидели в большом Тронном Зале Глана и беседовали. Монархи по силе интеллекта и физическим данным — а также потому, что никого больше из расы гланианцев в живых не осталось, — они безраздельно властвовали над всей планетой и над единственным подданным, дворцовым роботом Зиндромом. Последние четыре столетия (спешка не входила в привычки рептилий) Дракс размышлял о возможности существования жизни на других планетах. — Дран, — обратился он к соправителю, — вот я подумал: на других планетах может существовать жизнь. Их мир едва сделал несколько оборотов вокруг солнца, а Дран уже ответил: — Верно. Может. — Это следует выяснить, — выпалил Дракс через несколько месяцев. — Зачем? — так же быстро отозвался Дран, дав повод для подозрений, что его занимали те же мысли. — Наше королевство, пожалуй, недонаселено, — заметил Дракс, тщательно подбирая слова. — Хорошо было бы снова иметь много подданных.

Drax and Dran sat in the great Throne Hall of Glan, discussing life. Monarchs by virtue of superior intellect and physique—and the fact that they were the last two survivors of the race of Glan—theirs was a divided rule over the planet and their one subject, Zindrome, the palace robot. Drax had been musing for the past four centuries (theirs was a sluggish sort) over the possibility of life on other planets in the galaxy. Accordingly, "Dran," said he, addressing the other (who was becoming mildly curious as to his thoughts), "Dran, I`ve been thinking. There may be life on other planets in the galaxy." Dran considered his response to this, as the world wheeled several times about its sun. "True," he finally agreed, "there may." After several months Drax shot back, "If there is, we ought to find out." "Why?" asked Dran with equal promptness, which caused the other to suspect that he, too, had been thinking along these lines. So he measured his next statement out cautiously, first testing each word within the plated retort of his reptilian skull. "Our kingdom is rather underpopulated at present," he observed. "It would be good to have many subjects once more."

	— Изобилие роботов уже приводило к развитию фракционистских тенденций. Кое-кто возомнил о себе… — Голос Дракса затухал в течение ряда лет, что придало особую выразительность речи.
	"A superfluity of robots tended to stimulate factionalism last time—and certain people grew ambitious…" He let his voice trail off over the years, for emphasis.

	Дракс решил блеснуть жемчужиной мысли, тысячелетиями приберегаемой для подобного случая: — Относительно органической жизни можно быть определённо уверенным лишь в том, что она неопределённа.
	Drax, unearthing a gem he had preserved for millennia against this occasion. "Concerning organic life the only statement which can be made with certainty is that life is uncertain."

	— Недавно они научились добывать и обрабатывать металлы. По приземлении я наблюдал множество хитроумных режущих устройств. К сожалению, они использовали их, чтобы резать друг друга.
	"Recently they have discovered how to forge and temper metals. Upon landing, I observed that they had developed many ingenious instruments of a cutting variety. Unfortunately they were using them to cut one another."

Ключи к декабрю

The Keys to December, 1966; перевод: В. И. Баканов, 1985

	Рождённый от мужчины и женщины в соответствии со спецификацией Y7 на криопланетных кототипов (модификация Элионол), 3,2 g, опцион ГГК… — начало
	Born of man and woman, in accordance with Catform Y7 requirements, Coldworld Class (modified per Alyonal), 3-2-E, G.M.I, option…

— Попытайся понять хотя бы это: я их бог. Моё подобие можно найти на каждой их стоянке. Я — Убийца Медведей из Пустыни Смерти. Они пересказывали предание обо мне два с половиной века, и это преобразило меня. Я всемогущий, мудрый и добрый — в той степени, в какой они способны это понять. А раз так, я обязан о них позаботиться. Если я не помогу им, кто будет прославлять моё имя среди этих снегов, и рассказывать у костра историю моей жизни, и вырезать для меня лучшие части мохнатых гусениц? Никто, Тэрл. И только ради этого мне сейчас стоит жить.

"Try this one, though: I am their god. My form is to be found in their every camp. I am the Slayer of Bears from the Desert of the Dead. They have told my story for two and a half centuries, and I have been changed by it. I am powerful and wise and good, so far as they are concerned. In this capacity, I owe them some consideration. If I do not give them their lives, who will there be to honor me in snow and chant my story around the fires and cut for me the best portions of the woolly caterpillar? None, Turl. And these things are all that my life is worth now."

Музейный экспонат

A Museum Piece, 1963; перевод: И. Г. Гурова, 1995

Волей-неволей признав, что пустоголовый мир не замечает его творчества, Джей Смит решил выбраться из этого мира. Он потратил четыре доллара девяносто восемь центов, заказав по почте курс, озаглавленный «Йога — Путь к Свободе», но сумма эта не способствовала его освобождению, а, напротив, усугубила его человеческую природу в том смысле, что снизила его способность снабжать себя пищей на четыре доллара девяносто восемь центов. Приняв позу падмасана, Смит в процессе созерцания сосредотачивался на факте, что его пуп с каждым днём приближался и приближался к позвоночнику. Нирвана, бесспорно, достаточно эстетическое понятие, чего не скажешь о самоубийстве, особенно если у вас к нему душа не лежит. А потому он отвёл этот фатальный исход вполне логично.

Forced to admit that his art was going unnoticed in a frivolous world, Jay Smith decided to get out of that world. The four dollars and ninety-eight cents he spent for a mail order course entitled Yoga—the Path to Freedom did not, however, help to free him. Rather, it served to accentuate his humanity, in that it reduced his ability to purchase food by four dollars and ninety-eight cents. Seated in a padmasana, Smith contemplated little but the fact that his navel drew slightly closer to his backbone with each day that passed. While nirvana is a reasonably esthetic concept, suicide assuredly is not, particularly if you haven`t the stomach for it. So he dismissed the fatalistic notion quite reasonably.

	Непризнанный художник! Рождённый вчера, отвергнутый сегодня, он удаляется, как слон на своё кладбище, в полном одиночестве.
	The fallen artist! Born yesterday and scorned today he goes, like the elephant to his graveyard, alone and secret!

«При круговом обзоре, — заметил ехидный критик, — произведения мистера Смита представляют собой не то фрески без стен, не то вертикальные чёрточки. Этруски создали шедевры в первом жанре, так как знали, где его законное место; во втором жанре детские сады прививают мастерство каждому пятилетнему ребёнку». <…> Тошнит от этих зоилов, которые разыгрывают из себя законодателей вкуса за чужим обеденным столом!

"Viewed in the round," one crabbed critic had noted, "Mister Smith`s offerings are either frescoes without walls or vertical lines. The Etruscans excelled in the former form because they knew where it belonged; kindergartens inculcate a mastery of the latter in all five-year-olds." <…> He was sick of those Johnsons who laid down the law at someone else`s dinner table!

	Дирекция, видимо, не сочла нужным обезопасить свой холодильник и кладовую от налётов экспонатов, и он очень одобрил такое отсутствие воображения с её стороны.
	The directors had never seen fit to secure the refrigerator or pantry from depredations by the exhibits, and he applauded their lack of imagination.

— … в музеях никто не смотрит на то, что стоит вокруг. <…> Детей притаскивают сюда силой против их воли, молодёжь приходит пофлиртовать, а когда человек обретает способность смотреть на что-то, <…> то он либо близорук, либо подвержен галлюцинациям. <…> — Но тогда зачем музеи? <…> — Как бы то ни было, музеи отражают прошлое, которое мертво, настоящее, ничего не замечающее, а также передают культурное наследие человечества ещё не народившемуся будущему. В этом смысле они близки к храмам. В религиозном смысле.

"… no one ever looks at anything standing around museums. <…> Children come here against their wills, young people come to flirt with one another, and when one develops sufficient sensibility to look at anything <…> he is either myopic or subject to hallucinations. <…> "Then what good are museums?" <…> "But museums mirror the past, which is dead, the present, which never notices, and transmit the race`s cultural heritage to the future, which is not yet born. In this, they are near to being temples of religion."

	… мерзкие критики, <…> которые рыщут по воскресным газетам и ненавидят жизнь.
	… the nasty reviewers <…> who lurked in Sunday editions and hated life.

	Дряхлые критики источали запах пыли, пожелтевшей газетной бумаги, желчи и ушедшего времени. — вариант трюизма
	Smelling of dust and yellow newsprint and bile and time, the old reviewers hovered.

	— Мы из Греческого периода! — По-гречески жить, по-римски выть, — ухмыльнулся Кассий. — в оригинале — парафраз английской пословицы «When at Rome, do as the Romans do» (Когда ты в Риме, действуй как римляне), в пер. Гуровой — парафраз аналогичной по смыслу латинской — «С волками жить, по-волчьи выть»
	"We are from the Greek Period!" "When in Greece, do as the Romans do," chuckled Cassius.

Одержимость коллекционера

Collector's Fever, 1964; перевод: И. Г. Гурова, 1995 («Страсть к коллекционированию»); перевод названия: Нора Галь, 1996.

	— Что ты тут делаешь, человек? — Это долгая история. — Вот и хорошо. Люблю долгие истории. Садись и рассказывай. Нет… не на меня! — Извини. Ну, всему причиной мой дядя, сказочно богатый… — Погоди! Что значит «богатый»? — Ну, очень состоятельный. — А «состоятельный»? — Э-э. Много денег. — Что такое «деньги»? — Ты хочешь выслушать эту историю или нет? — Хочу, но ещё хочу её понять.
	"What are you doing there, human?" "It's a long story." "Good, I like long stories. Sit down and talk. No—not on me!" "Sorry. Well, it's all because of my uncle, the fabulously wealthy…" "Stop. What does 'wealthy' mean?" "Well, like rich." "And 'rich'?" "Hm. Lots of money." "What's money?" "You want to hear this story or don't you?" "Yes, but I'd like to understand it too."

	— Решил, что гуманитарное образование будет получше. И отправил меня в свою альма-матер — старую деву — специализироваться в области нечеловеческих человечеств.
	"He decided a liberal education was a better thing. So he sent me to his old spinster alma mater to major in nonhuman humanities."

	— Значит, эти деньги — что-то важное! — Настолько важное, что я пролетел десять тысяч световых лет до планеты без названия, которую, кстати я только что окрестил Навозной кучей. — Низко летающий затт ест много, оттого он и летает низко… — Да, я заметил.
	"This money must be pretty important stuff." "Important enough to send me across ten thousand light-years to an unnamed world, which, incidentally, I've just named Dunghill." "The low-flying zatt is a heavy eater, which accounts for its low flying…" "So I've noted."

	Тогда я унаследую его денежки и смогу самыми дорогостоящими способами утешаться, что так и не попал в Космическую академию. Сначала стану алкоголиком, потом займусь развратом… Хотя, пожалуй, разумнее будет проделать всё это в обратном порядке…
	"Then I can inherit his money and console myself in all manner of expensive ways for never having gone to the Space Academy. First I'll become an alcoholic, then I'll take up wenching—or maybe I'd better do it the other way around…"

— Но неужели у тебя нет ни капли сострадания? Я лежал здесь века с той поры, как был маленьким камешком, подобно моим отцам до меня. Я с таким тщанием пополнял мою коллекцию атомов, создавая самую изящную молекулярную структуру в окрестностях. И теперь — быть изъятым отсюда перед самым диблированием. Это… это просто бескаменно с твоей стороны! — Ну, зачем так мрачно? Обещаю, что ты пополнишь свою коллекцию наилучшими земными атомами. Ты побываешь в таких местах, о каких ни одному камню не грезилось! — Слабое утешение. Я хочу, чтобы все мои друзья это видели. — Боюсь, ничего не получится. — Ты очень жестокий человек. Надеюсь, ты будешь рядом, когда я диблирую. — Когда подойдёт время, я намерен отправиться куда-нибудь подальше и хорошенько повеселиться.

"But have you no compassion? I've rested here for centuries, ever since I was a small pebble, as did my fathers before me. I've added so carefully to my atom collection, building up the finest molecular structure in the neighborhood. And now, to be snatched away right before deebling time, it's—it's quite unrock of you." "It's not that bad. I promise you'll collect the finest Earth atoms available. You'll go places no other Stone has ever been before." "Small consolation. I want my friends to see." "I'm afraid that's out of the question." "You are a very cruel human. I hope you're around when I deeble." "I intend to be far away and on the eve of prodigious debaucheries when that occurs."

Эта смертная гора

This Mortal Mountain, 1967; перевод: В. А. Гольдич, И. А. Оганесова, 1995 («Вершина»)

	— Гора высотой в сорок миль — уже не гора. <…> Это целый мир, который какое-то глупое божество забыло забросить на орбиту.
	"A forty-mile-high mountain <…> is not a mountain. It is a world all by itself, which some dumb deity forgot to throw into orbit."

	… пару столетий назад была предпринята попытка колонизировать Дисел <…>. Однако неизвестный тогдашней науке вирус колонизировал самых первых колонистов, и они все погибли.
	… there had been an attempt to colonize Diesel <…>. A brand-new disease had colonized the first colonists, however, wiping them out to a man.

	… я <…> снял свои тёмные очки, чтобы пронзить Генри взглядом василиска и обратить в камень. Но в тот момент в нём содержался слишком высокий процент алкоголя, так что у меня ничего не вышло. <…> Я снова надел очки и сгорбился над бокалом, спрятав туда, как в ножны, смертельный клинок своего взгляда…
	… I <…> removed my black lenses so that I could nail Henry with my basilisk gaze and turn him to stone. As it would happen, he had too much alcohol in him, and it didn't work. <…> I replaced my glasses and hunched over my drink, looking far gone…

О сборнике

	Все [произведения, короче заглавного], — лишь закуски, хотя у них привкус Желязны, который ни с чем не спутаешь.
	Hors d'oeuvres, really—all of [shorter stories]—though they have the unmistakable Zelazny flavor.
	— Питер Скайлер Миллер