Бори́с Бори́сович Гребенщико́в (псевдоним — БГ; род. 27 ноября 1953, Ленинград, СССР) — российский поэт и музыкант, композитор, певец и гитарист рок-группы «Аквариум», один из «отцов-основателей» русской рок-музыки.
Внезапно я понял, что всё то же самое можно петь по-русски. Это было так неожиданно и ясно, что я упал.[1] — слова около 1972
А. Старцев: В чём причины исчезновения со сцены лиц, с которыми в течение 10 лет ассоциировался «Аквариум»?
— Сейчас новая фаза и мне не хочется, чтобы люди просто стояли на сцене. Понимаешь, существует нечто вроде договорённости, не произносившейся вслух, о том, что когда это необходимо, [они] дают мне определённую свободу творчества. Но когда нужно, мы играем вместе.[2]
Мне кажется, что на сцене он больше Цой, чем в жизни. <…> Когда я видел «Кино» — я видел героев, я видел живую легенду…
— там же
По тонкости я ничего равного песням Цоя не знаю.[3] — 1980-е
Каждый из нас видит мир в соответствии со степенью своего совершенства.
Когда перестанешь исправлять других людей и начнешь исправлять себя, ты поймешь, что нет никаких проблем. У каждого только те проблемы, которые ему поставляет его собственное сознание.
Лишь в клетках поют соловьи неизвестной учёным природы.
— «Рождественская песня»
Мне нож по сердцу там, где хорошо. Я дома там, где херово.
— «Последний поворот»
Мы идём вслепую в странных местах, и всё, что есть у нас — это радость и страх: страх, что мы хуже, чем можем, и радость того, что всё в Надёжных Руках.
— «Сидя на красивом холме»
Наверно, только птицы в небе и рыбы в море знают, кто прав; но мы знаем, что о главном не пишут в газетах, и о главном молчит телеграф.
— «Капитан Воронин»
На каждого, кто пляшет русалочьи пляски, есть тот, кто идёт по воде.
Гребенщиков был абсолютно неагрессивен, он не бился в стену и не ломился в закрытую дверь, ни с кем не воевал, а спокойно отходил в сторонку, открывал другую, не видимую для сторожей дверь и выходил в неё. При этом в его неагрессивности и простоте чувствовалось гораздо больше силы, чем в диких криках и грохоте первобытных рокеров. Они хотели свободы, отчаянно сражались за неё, а Б. Г. уже был свободен, он не воевал, он просто решил и стал свободным.
Естественно, что на ленинградской рок-сцене «Аквариум» стоял несколько особняком. Хард-рокеры терпеть его не могли, называли «соплями», «эстрадой» (!) и так далее, говорили, что Б. Г. — педераст и мудак, ворует чужие стихи, чужую музыку и вообще чуть ли не стукач. Никто, пожалуй, из их коллег-музыкантов ни за какой проступок — ни за кражу денег, ни за нечистоплотность в любовных делах, ни за какие мелкие гадости — не вызывал у хард-рокеров такой неприязни, как Гребенщиков, просто за факт своего существования, просто за то, что был здоровым человеком среди калек. Борис приглашал всех желающих отправиться на поиски мозгов, которые были довольно успешно вышиблены из молодёжных голов средней школой, но многим казалось, что оставшегося вполне достаточно и от добра добра не ищут.
Гребенщиков с самого начала писал песни, что называется, в каноне. <…> Песни БГ легко вплетаются в яркий и пёстрый, совершенно эклектичный, вобравший в себя все краски и звуки мира, невероятное количество музыкальных приёмов, звуков и инструментов период «свингующего Лондона». <…>
На мой взгляд, цельность, стиль Борис Гребенщиков обрёл на «Русском альбоме».
