Двери лица его, пламенники пасти его

«Двери лица его, пламенники пасти его» (англ. The Doors of His Face, the Lamps of His Mouth) — фантастическая повесть Роджера Желязны 1965 года. Вошла в первый и второй авторские сборники: «Четвёрка на завтра» и одноимённый.

Цитаты

	Я — наживляльщик, а если разобраться, так и попросту — наживка. Прирождённых наживляльщиков не бывает — кроме как в одном французском романе, где все герои такие. (Если память мне не изменяет, этот роман называется «Все мы — наживка». Тьфу.) — начало повести
	I'm a baitman. No one is born a baitman, except in a French novel where everyone is. (In fact, I think that's the title, We are All Bait. Pfft! )

Венера ночью — сплошь густо-чёрная вода. Стоя на берегу, никогда не различить, где кончается море и где начинается небо. Рассвет похож на молоко, вливаемое в чернильницу. Вначале появляются отдельные сгустки белого, потом — целые полосы. Разбавьте содержимое бутылки до получения ровного серого цвета, а затем наблюдайте, как оно белеет. Через некоторое время вы получите день. Теперь начните все это нагревать.

Venus at night is a field of sable waters. On the coasts, you can never tell where the sea ends and the sky begins. Dawn is like dumping milk into an inkwell. First, there are erratic curdles of white, then streamers. Shade the bottle for a gray colloid, then watch it whiten a little more. All of a sudden you've got day. Then start heating the mixture.

Наживив своего механического угря на крючок, я вытащил затычки и стал смотреть, как он раздувается. За время этой полутораминутной процедуры меня затащило ещё глубже, и я оказался близко — слишком уж близко — от того места, где никогда не хотел быть. Раньше мне было страшно включать фонарь, но теперь я не мог его выключить. Я боялся остаться в темноте; охваченный паникой, я намертво вцепился в трос, а дергунчик тем временем вспыхнул неярким розовым светом и начал извиваться. Он был в два раза больше и в двадцать раз привлекательнее меня — во всяком случае, в глазах пожирателя розовых дергунчиков. Я повторял себе это, пока, наконец, не поверил, потом выключил свет и поплыл вверх. Моё сердце имело четкую инструкцию: если я уткнусь во что-нибудь огромное со стальной шкурой немедленно остановиться и отпустить мою душу, чтобы та потом вечно моталась по Ахерону, оглашая его бессвязными бормотаниями.

My mechanical eel hooked up, I pulled its section plugs and watched it grow. I had been dragged deeper during this operation, which took about a minute and a half. I was near—too near—to where I never wanted to be. Loathe as I had been to turn on my light, I was suddenly afraid to turn it off. Panic gripped me and I seized the cable with both hands. The squiggler began to glow, pinkly. It started to twist. It was twice as big as I am and doubtless twice as attractive to pink squiggler-eaters. I told myself this until I believed it, then I switched off my light and started up. If I bumped into something enormous and steel-hided my heart had orders to stop beating immediately and release me—to dart fitfully forever along Acheron, and gibbering.

	— Я наслышан о вас обоих. Значит, ты — разгильдяй и подонок, а она — стерва. В наши дни это называют психологической совместимостью.
	"I've heard the stories about you both. So you're a heel and a goofoff and she's a bitch. That's called compatibility these days."

Перевод

А. Пчелинцев, М. А. Пчелинцев, 1995

О повести

	... пожалуй, самый высокопарный и клишированный на всех из пересказов «Моби Дика», <…> слащавый...
	... "The Doors of His Face, the Lamps of His Mouth," perhaps the most turgid and cliché-ridden of all the retellings of Moby Dick, <…> mawkish...
	— Ричард Маллен, 1975