У этого термина существуют и другие значения, см. Елена (значения).
Еле́на — женское русское имя греческого происхождения; восходит к др.-греч.Ἑλένη — имени Елены Прекрасной. Этимология имени неясна. По одной версии, имя Ἑλένη соотносится с понятиями «солнечный луч» или «солнечный свет» (ср. с Ἥλιος — Гелиос, бог Солнца в древнегреческой мифологии) или же, напротив, с Селеной, богиней Луны. Другая версия связывает имя Ἑλένη со словом Ἕλληνες (эллины, самоназвание греков). Также имя Елена выводилось из апеллятива ἑλένη (ἑλάνη) — «тростниковый факел».
Народные формы русского имени Елена — Олена, Олёна, Алёна, Еления, Илена, Ялена; распространённая краткая форма — Лена. Также в русском языке известны варианты имени, заимствованные из западнославянских языков — Гелена (Хелена) — и других европейских — Элен, Элина, Илона. Некоторые из перечисленных форм имени используются как самостоятельные личные имена. Наиболее известной («первой») Еленой в древнегреческой мифологии считается Елена Спартанская, или Троянская — прекраснейшая из женщин, чьей красоте завидовали даже богини; согласно одной из версий мифа, она была дочерью Зевса и Леды.
Имя Елена долгое время занимало лидирующие позиции по популярности среди женских русских личных имён.
...на чистой поверхности песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и земли.[3]
Елена, Луна в наибольшей пышности своего магического света, подчиняющая себе всю природу и растворяющая своим фосфоресцирующим туманом все очертания и все формы.[4]
Имя Елена знаменует женскую природу, но не в телесном моменте брака и рождения, как и не в духовном моменте вечной женственности: Елена ― вечная женскость.[4]
Елена, как имя народа древнего, заставляет думать о достигнутой умудренности, хотя и сочетается с образом полноты и расцвета телесных сил. Напротив, в Лене есть какая-то недозрелость, скорее подросток, чем взрослая...[4]
Елене не свойственна теоретическая деятельность ума, как не свойственно и незаинтересованное размышление. Но она способна достигать поставленные цели и проявить тут большую умственную изворотливость и настойчивость. Это качество Елены, при духовной невоспитанности, легко переходит в хитрость.[4]
У христиан имя Елена стало популярным оттого, что так звали мать императора Константина, сделавшего христианство государственной религией. Может быть, она попала в императрицы из вольноотпущенниц?[6]
Одна из этимологий имени Елена приводит его к исходному слову селена, т. е. луна. Сейчас не важно углубляться в лингвистическую проверку этого объяснения, впрочем наиболее вероятного. Каков бы ни был корень имени Елена, несомненно участие, первичное или вторичное, в этом имени слова селена, как несомненен и лунный характер родоначальницы всех Елен ― дочери Леды. Историческое ли лицо, или мифический образ, но Елена Троянская представляется «повитой ладаном лунным»: она ― аспект луны, но не темной ее стороны, обиталища Манов и владычествуемой Гекатой, а светлого полушария. Оно тоже наводит чары, но более вкрадчивые и не направленные непосредственно ко злу.[4]
Такова та Елена, Луна в наибольшей пышности своего магического света, подчиняющая себе всю природу и растворяющая своим фосфоресцирующим туманом все очертания и все формы. Это недоброе обаяние, завлекающее не зная отпора себе и размывающее внутреннюю четкость, после того как очарованные утратили волю и самоопределение. Елены идут по пути той, первообразной, но конечно с соответственным понижением и плана и силы.[4]
Отзывчивость Лены имеет в себе женскую способность рождать, хотя в данном случае это и не есть рождение телесное. Но тем не менее ее доброта не имеет ничего общего с моральностью, а относится именно к области рождения, потому что чрез нее входят в мир и воплощаются стремления и движения, которые погибли бы бесследно, часто даже несознанные теми, в ком они происходят. Имя богини, Селена, не сопоставляется с возрастом и ― вне вопроса о той или другой психологии возраста; оно блещет вечной неувядающей красотой, в которой сочетаются все возрасты; в духовной организации Селены мыслятся собранными лучшие свойства от младенца до престарелой старости.
Елена, как имя народа древнего, заставляет думать о достигнутой умудренности, хотя и сочетается с образом полноты и расцвета телесных сил. Напротив, в Лене есть какая-то недозрелость, скорее подросток, чем взрослая, в некотором роде ― неизменно подросток, до самой кончины. Может быть тут много значит и возникновение имени Лена в народе молодом и недозрелом. Но во всяком случае в Лене есть много нерастраченных сил, потому ― свежесть и весна, хотя и не ранняя.[4]
Имя Елена знаменует женскую природу, но не в телесном моменте брака и рождения, как и не в духовном моменте вечной женственности: Елена ― вечная женскость. Ее наиболее определяет душевный момент женской организации, душевные свойства женщины, те самые, что в обычном понимании составляют суть женского характера. Отсутствие в поведении и мыслях твердого начала норм, преобладание эмоций, не протекающих в строго определенном русле, разрозненность и прихотливость душевной жизни ― вот эти черты. Это не значит, что Елена не обладает умом, как нельзя того же сказать и вообще о душевном складе типической женщины. Но ум несет тут явно подчиненную службу и всякий раз получает особые приказы от неожиданно выплывшего душевного побуждения. Поэтому Елене не свойственна теоретическая деятельность ума, как не свойственно и незаинтересованное размышление. Но она способна достигать поставленные цели и проявить тут большую умственную изворотливость и настойчивость. Это качество Елены, при духовной невоспитанности, легко переходит в хитрость.[4]
Если вы были внимательны, то вы удивились отсутствию одного имени, частого у нас и отлично знакомого грекам. Это имя Елена. Его носила та прекрасная царица, из-за которой началась Троянская война. Имя это — не греческое, а догреческое; греки толковали его на разные лады, но малоубедительно. Любопытно, что мифологических имен свободные греки обычно не носили, а вот своим рабам давали. У христиан имя Елена стало популярным оттого, что так звали мать императора Константина, сделавшего христианство государственной религией. Может быть, она попала в императрицы из вольноотпущенниц?[6]
Когда Люсе и Игорю пришло время получать паспорта, она приняла фамилию матери, а брат ― отца. Люся одновременно выбрала себе и имя Елена ― как у Елены Инсаровой Тургенева. Романтический выбор этот оказался возможным, так как родители вовремя не зарегистрировали детей, и в 1937 году Люся и Игорь оказались без метрик. Как дочь “врагов народа” Люсю исключили из комсомола, но она добилась восстановления.[5]
Так, прыгая с материка на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными волнами, и тихий плеск её ― грохотом и ревом прибоя; на чистой поверхности песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и земли. Почему назад я не пошел по своим следам? Уже наступала ночь, и в темноте я заблудился, и всюду меня встречала широкая вода, казавшаяся глубокой; испугавшись, я зашагал прямо по лужам и был счастлив, когда затемнела каменная пирамида ― по случайности я вышел как раз к тому месту берега, куда был прибит волнами труп Елены.[3]
И каждое утро я надевал лыжи и шел на берег застывшего моря, к могильному холму, и смотрел на большие и глубокие буквы, выведенные в снегу и обозначавшие чистое имя: Елена. А возвращаясь к дому, я вежливо, но неотступно смотрел в окна, за которыми жила и томилась невидимая госпожа Норден, в надежде хоть мельком увидеть явившееся однажды молодое и бледное лицо. Но никто не показывался у окна, и можно было подумать, что там нет живых и что совсем нет на свете никакой госпожи Норден, странной женщины с бледным лицом, о которой никто не говорит, ― как нет на свете Елены.
Прости и меня, что я чертил на песке пустое имя Елена: я не знал тогда твоего имени ― как не знаю и сейчас. Нет, она не была прекрасна, и никто не мог бы сказать, какая она. Но она была та, которую я любил всю жизнь, не зная, что люблю.[3]
Волосы на солнце сохли быстро, но сразу же начинали кудрявиться на висках и надо лбом, чего она не любила. Расправив пряди волос, стала пропускать их через пальцы, как через грубый гребень.
― Елена, ― услышала она своё родное имя и обернулась. Перед ней стоял её муж Павел ― не старый и не молодой, а ровно такой, с каким она познакомилась, ― сорокатрёхлетний.[7]
У меня ― герой в чахотке,
У него ― портрет того же;
У меня ― Елена имя,
У него ― Елена тоже,
У него все лица также,
Как в моем романе, ходят,
Пьют, болтают, спят и любят…[1]
Ты сумела сказать мне без слова: Я свободна, я вечно одна, Как роптание моря ночного, Как на небе вечернем луна.
Ты правдива, хотя ты измена,
Ты и смерть, ты и жизнь кораблей.
О, Елена, Елена, Елена,
Ты красивая пена морей.[2]
Как миг любви, что сам себе закон, Как звон оков законченного плена, Как в ливне быстрых радуг перемена.
Как в сне веков единый верный сон,
Дочь лебедя, волны вскипевшей пена,
Грань торжества, звезда средь жён, Елена.[2]
В смятеньи ― думы; вся душа ― в огне Пылала; грезы ― мчались в дикой смене… Молясь кому-то, я сгибал колени… Но был так ласков голос в вышине.
Еще одна, меж радужных видений,
Сошла, чтоб мне напомнить о весне…
Челнок и чайки… Отблеск на волне…
И женски-девий шепот; «Верь Елене!»[9]
— Валерий Брюсов, «Елена» (из сборника «Роковой ряд»), 1920
Казалось, дик и окаян
То зной, то сад. Казалось, ссора.
Но ты, как полный океан,
Вдали глухого коридора
Вдруг развернулась предо мной,
И Атлантической слюной
Набились ноздри. И колено
Негромко дрогнуло в беде,
Когда открылась ты, Елена,
Стихией, родственной воде...[10]