Треух

Торговец в треухе (Ф.Солнцев, 1872)

Треу́х (от „три уха“) — исторический зимний головной убор, прототип шапки-ушанки. Состоит из двух частей, одна из которых покрывает голову, а вторая состоит из трёх или четырёх меховых «лопастей»: три из них сшиты вместе, при этом две прикрывают уши, одна — затылок, а четвёртая, если есть, накладывается на лобную часть, образуя подобие козырька. Наушные лопасти можно соединить под подбородком с помощью завязок для защиты от холода или на макушке в более тёплое время.

Треух был очень распространён среди русских крестьян в XIX-XX веках; скорее всего, был заимствован у народов Центральной Азии.

Треух в прозе

Царь оченно обрадовался, растворил им свою царскую казну и сказал: — Ну, верные мои слуги, — берите, сколько угодно, себе денег за работу. Фролка был тороват: принёс свою большую шапку треу́ху; солдат принёс свой ранец, а Ерёма принёс куриное лукошко. Вот Фролка первый стал насыпать, сыпал-сыпал, треуха и прорвалась, и серебро утонуло в грязь. Фролка опять начал сыпать: сыпет, а из треухи валится! — Нечего делать! — сказал Фролка. — Верно, вся царская казна за меня пойдёт. — А нам-то что останется? — спросили его товарищи. — У царя достанет казны и на вас! Ерёма давай-ка, пока деньги есть, насыпать лукошко, а солдат ранец, насыпали и пошли себе домой. А Фролка с треухою остался подле царской казны и поныне сидит да насыпает. Когда насыпет треуху, тогда дальше скажу; а теперь нет мочи и духу.

— Александр Афанасьев, Народные русские сказки; «Фролка-сидень», 1863

Между прочим, здесь мне кинулись в глаза несколько бурлацких групп, которые отличались от всех других тем, что среди них не слышалось шума и говора, не вырывалась песня или веселая прибаутка, а, напротив, какая-то мертвая тишина и неподвижность делала их заметными среди других бурлаков. Кроме рваных овчинных полушубков, серых кафтанов и лаптей, здесь попадались белые войлочные шляпы с широкими полями, меховые треухи, оленьи круглые шапки с наушниками и просто невообразимая рвань, каким-то чудом державшаяся на голове. Обладатели этих треухов, белых шляп и оленьих шапок совсем не принимали никакого участия в общем шуме и гвалте, а боязливо держались поодаль от остальных бурлаков. По всему было заметно, что эти люди чувствовали себя совсем чужими в этом разгулявшемся море, а сознание своей отчужденности заставляло их сбиться в отдельные кучки.

— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Бойцы» (из цикла «Уральские рассказы»), 1875

Это было в начале зимы, когда встала зимняя дорога. Пимка был и рад, но и побаивался. В курене, — конечно, лешачихи не было, а зато были медведи. Он никому не сказал про свой страх, потому что настоящие мужики ничего не боятся. Мать еще с лета заготовила будущему мужику всю необходимую одежду: коротенький полушубок из домашней овчины, из собачьего меха ягу, пимы, собачьи шубенки, такой же треух-шапку — все, как следует настоящему мужику.

— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «В глуши», 1885

Я, признаюсь, не совсем его понял, но всматриваюсь и вижу, что это у него его долгие волосы так все снегом пропушены и стоймя смерзлись. — Как же, — говорю, — ты свой треух потерял? — Нет, — говорит, — его не потерял, а я его там оставил, где тебе медведя взял. — Да, — говорю ему, — это я худо сделал, что я тебе денег не дал. Но что же это за жестокий хозяин был, что он тебе не поверил и треух с тебя снял? А он заступается. — Нет, — говорит, — с меня треух никто не снимал, — я его сам положил. — Это зачем? — Надо, — говорит, — так было. И рассказывает, что он прибежал по своим приметкам к чуму и нашел там убитого медведя, а хозяев нет, верно опять на охоту ушли. — Ну я, — говорит, — думаю, может быть он не скоро повернет, а ты тут с голоду околеешь, отрубил у зверя лапу да лыжи взял, а ему треух покинул. — Напрасно, — говорю, — покинул: мы ему деньги отдадим.

— Николай Лесков, «Темняк», 1880-е

Двое других сидели рядом, прижавшись друг к другу и опираясь об эту широкую спину. Они насиживали тоню, и у них не было времени развести огонь, ибо промежутки между тонями составляли не более десяти минут. — Бр!.. Холодно! — сказал человек со спиной, выдёргивая руки из-под колен и начиная тереть их одна о другую. — Ну, холодно! — недовольно повторил один из его товарищей. Он тоже озяб, но отдых ему был дороже тепла, и он предпочитал сидеть, совсем не шевелясь. Голос его звучал глухо, так как выходил из-под мехового треуха, низко натянутого на лицо. По-видимому, он дремал, и оклик товарища разбудил его. — Мои пальцы совсем закостенели! — пожаловалась спина, продолжая растирать руки. — Мои тоже! — сказал человек в треухе. — А в Неаполе теперь теплее! — вдруг сказала спина. — В каком Неаполе? — с удивлением спросил треух. — В Неаполе… в Италии! — кратко пояснила спина. — Не знаю! — проворчал треух сомнительным тоном. — Я не знаю! — Как это не знаешь? — убедительно доказывала спина. — Теперь начало сентября. В Неаполе теперь как раз лимоны зреют. — «Dahin, dahin, wo die Zitronen blühen!» — продекламировал он нараспев. Он перестал растирать руки и начал хлопать в ладоши, как будто подавая сигналы кому-то, скрывавшемуся во тьме. — Не знаю цитронов! — сурово отпарировал собеседник. — И Неаполя никакого нет!.. — Как нет? — настаивала спина почти с ужасом. — Неаполь, в Италии, в Европе… — Нету, нету! — непоколебимо отвергал треух. — Нечего!.. Италии нет, и Европы нет. Всё враки!.. Есть только река и в ней рыба. Третий из сидевших, не говоривший до сих пор ни слова, вдруг поднялся на ноги.

— Владимир Богораз, «Колымские рассказы», 1898

	— Какие такие у меня глаза? Один плачет, другой дремлет, третий за всех вас не спит. — Такие глаза, будь здоров во веки веков, — отвечает чудо-богатырь, — что прикажи мне чичас, батюшка, чтоб я самого себя на шомпол насадил и в костре изжарил, — и глазом не моргну! Ухмыльнулся Суворов в сухой кулачок, треух свой поперек передвинул. — Уж ты, сват, лучше не зажаривайся! Авось и живьем пригодишься.
	— Саша Чёрный, Солдатские сказки («Ослиный тормоз»), 1898

Однажды в сильнейший зимний дождь Эд столкнулся у бывшего здания дворянского собрания с приемным Басовым ― с Юрой Кучуковым. Молодой разночинец, опустив взор в тротуар, а-ля вангоговский треух окружал желтую физиономию, бесстрашно окунал в стихию снега и воды ремесленные ботинки. Один бесформенный и разбухший ботинок был… подвязан бечевкой. «Почему он не купит себе на толкучке такие же, но новые ремесленные ботинки?» ― подумал Эд со злостью.

— Эдуард Лимонов, «Молодой негодяй», 1985

Треух в стихах

	Уже приехал Вакх к местам тем наконец, В которых пьянствует всегда его отец, И быв взнесен туда зверей своих услугой, Увидел своего родителя с супругой, Юнона не в венце была, но в треухе́, А Зевс не на орле сидел, на петухе; Сей, голову свою меж ног его уставя, Кричал «какореку!», Юнону тем забавя.
	— Василий Майков, «Елисей, или Раздраженный Вакх», 1769

	Что говорили, выпив на троих и поправляя походя треух, за столиками дорогих пивных и попросту ― за стойками пивнух!
	— Борис Слуцкий, «Какие споры в эту зиму шли...», 1968

	Кругом снега, и в этом есть своя закономерность, как в любом капризе. Кругом снега. И только речь моя напоминает о размерах жизни. А повторить еще разок-другой «кругом снега» и не достать рукой до этих слов, произнесенных глухо ― вот униженье моего треуха.
	— Иосиф Бродский, «Похож на голос головной убор...», 1960-е

	Нет больше ночи… Свет ее потух В слепящем блеске солнечного диска. Три темных точки ― призрачный треух ― Над горизонтом проплывают низко, А под треухом ― знаю чьим ― незрим Туманный лик… Там, в командирской рубке, Стоит гигант… И в небе вьется дым Его прокуренной голландской трубки.
	— Мария Вега, «Белая ночь», 1970-е

Треух в пословицах

	Надел треух, так не будь вислоух!
	— русская поговорка

См. также

• Кепка
• Треуголка
• Шляпа
• Шапка
• Шляпка
• Фуражка
• Ушанка
• Ватник
• «Соломенная шляпка»
• Гороховое пальто