У этого термина существуют и другие значения, см. Шапка (значения).
Ша́пка (фр.chape, от лат.cappa — «крышка», «колпак») — общее название для разных видов головных уборов, особенно мягких или теплых. В отличие от шляпы, форма шапки проще, у неё шапки нет полей. Можно также определить шапку как трикотажный головной убор, плотно облегающий голову.
Исторически шапкой назывался определенный вид традиционного головного убора русского национального костюма. Со временем «шапкой» стали именоваться самые разные виды головных уборов. Так, Военная энциклопедия 1911 года определяет шапку, как любой головной убор за исключением шляп, киверов и касок. Для военных и военизированных профессий шапка является обязательным элементом форменной одежды. Слово «шапка» вошло в международный лексикон в значении «круглый головной убор из меха», как правило при этом подразумевается шапка-ушанка.
Сегодня попалась мне моя меховая шапка, изъеденная молью. Я послал её к Сорокоумовскому, и он сказал, что мех испорчен не молью, а нафталином и камфарою, которые переедают мех.
С лишком 600 студентов с горшками, плошками, тазами и разною посудою потянулись процессиею из города в Карлово, выстроились перед домом и, прежде чем начать концерт, послали депутатов к Булгарину с объяснением всего дела и требованием, чтобы он во избежание неприятностей кошачьего концерта вышел к студентам и извинился в своем поступке. Булгарин, как и следовало ожидать от него, не на шутку струсил, но, чтобы уже не совсем замарать польский гонор, вышел к студентам с трубкою в руках и начал говорить, не снимая шапки, не поздоровавшись. «Mutze herunter! Шапку долой!» ― послышалось из толпы. Булгарин снял шапку, отложил трубку в сторону и стал извиняться, уверяя и клянясь, что он никакого намерения не имел унизить достоинство высокоуважаемого им Дерптского университета и студенчества. Тем дело и кончилось...[3]
— Николай Пирогов, Вопросы жизни. Дневник старого врача, 1881
Сегодня попалась мне моя меховая шапка, изъеденная молью. Я послал её к Сорокоумовскому, и он сказал, что мех испорчен не молью, а нафталином и камфарою, которые переедают мех. Он за 50 к[оп]. вычистил шапку, и она не лезет. У Тебя, кажется, все шубы пересыпаны нафталином, а Сорокоумовский говорит, что на мех можно сыпать лишь немного Долматского порошка. Без Твоего приказа боюсь трогать – напиши, все перетрясу и пересыплю. Господи, сохрани вас всех, – мне больно за нашего мальчика.
В народе кричат ― «приехал!.. сам приехал!.. квартальные побежали… сейчас запущать будут!..» Что запущать? Кричат ― «к ракетам побежали молодчики!..» Вижу ― отец бежит, без шапки, кричит ― «стой, я первую!..»[5]
Кстати о Твардовском. Один из лучших видов воспитанности ― крестьянская воспитанность. К сожалению, она проявляется лишь в таких важных и крайних случаях, как рождение или смерть. Все присутствующие на похоронах евреи, а их было большинство, находились в смятении, когда надо снять, а когда одеть шляпу, можно ли двигаться, или надо стоять в скорбном безмолвии. Твардовский же во всех своих действиях был безукоризнен. Он точно вовремя обнажил голову, он надел шапку как раз тогда, когда это надо было сделать.[6]
Мы поедем в город, возьмем с собой и твои сто рублев, и когда приторгуем барыш, то купим тебе красный кафтан, красную шапку и красные сапоги, а ты останешься дома; ежели что тебя заставят сделать наши жены (ибо они были женаты), а твои невестки, то ты сделай». Дурак, желая получить красный кафтан, красную шапку и красные сапоги, отвечал братьям своим, что он делать будет все, что только его невестки заставят. После того братья его поехали в город, а дурак остался дома и жил с своими невестками. Притом сказали: «Добро ж, мы скажем своим мужьям, когда они приедут, что хотя они и купили ему красный кафтан и все, но чтоб они ничего не давали». Что слыша дурак и желая получить красный кафтан и шапку, принужден был идти. Слез с печи и начал обуваться и одеваться, и как совсем оделся, и взял с собою ведры и топор, пошел на реку, ибо и деревня их была подле самой реки.[7]
— Сказка десятая и последняя о Емеле-дурачке, из «Сказок русских» П. Тимофеева, 1787
На запад пятиглавый Бешту синеет, «как последняя туча рассеянной бури»; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа…[8]
Царь оченно обрадовался, растворил им свою царскую казну и сказал:
— Ну, верные мои слуги, — берите, сколько угодно, себе денег за работу.
Фролка был тороват: принёс свою большую шапку треу́ху; солдат принёс свой ранец, а Ерёма принёс куриное лукошко. Вот Фролка первый стал насыпать, сыпал-сыпал, треуха и прорвалась, и серебро утонуло в грязь. Фролка опять начал сыпать: сыпет, а из треухи валится!
— Нечего делать! — сказал Фролка. — Верно, вся царская казна за меня пойдёт.[9]
Посреди кухни стоял дворник Филипп и читал наставление. Его слушали лакеи, кучер, две горничные, повар, кухарка и два мальчика-поваренка, его родные дети. Каждое утро он что-нибудь да проповедовал, в это же утро предметом речи его было просвещение.
— И живете вы все как какой-нибудь свинячий народ, — говорил он, держа в руках шапку с бляхой. — Сидите вы тут сиднем и кроме невежества не видать в вас никакой цивилизации.[10]
— Скорее это походит на шапку, — попробовал кто-то догадаться и тоже был осмеян.
— Разве у шапки бывают глаза, господа?
— Тут нечего разговаривать попусту, а нужно действовать, — решил за всех Петух. — Эй, ты, штука в иголках, сказывайся, что за зверь? Я, ведь, шутить не люблю… слышишь?[11]
Тишка, мальчуган лет двенадцати, в стоптанных валенках с огромных мужицких ног, в рваном вонючем полушубке, в теплой шапке, повязанной каким-то тряпьем ― не то остатками башлыка, не то серой штаниной, с деловым видом шмыгнул носом, бросил на пол мешок, поднял крышку ямы, для чего-то крепко, по-извозчичьи выругавшись, и влез в нее.[12]
Вся дворня при встрече с Поползухиным снимала шапки и кланялась. Выпавшая в своё время из окна девка каждый день ставила в комнату учителя громадный свежий букет цветов, а парень, разбивший тарелку, чистил сапоги учителя так яростно, что во время этой операции к нему опасно было подходить на близкое расстояние: амплитуда колебаний щетки достигала чуть не целой сажени.ref>А.Т.Аверченко. Рассказы. Сост. П.Горелов. — М.: Молодая гвардия, 1990 г.</ref>
― Пить и есть хорошо, ― сказал Саблин, ― но я не понимаю одного. Посмотри, видишь, вон тот офицер с серебряными эполетами взял громадную грушу дюшес и прячет в карман, а она не лезет, а шапка полна конфетами. Вон и еще берет в бумажке завернутую. Лакеи смотрят. Смеются поди. Что это? Жадность? Дорвался до дарового и берет.[13]
— Пётр Краснов, «От Двуглавого Орла к красному знамени», 1922
И сказало Зарядье Катушину: «будь шапошником, Степан». И с тех пор, повинуясь строгому веленью, стал он быстрой нестареющей рукой простегивать картузы и меховые шапки для покрытия чужих голов. Сам же так и пробегал всю жизнь, чуть ли не в той же самой ушаночке, в которой выбросила его деревня. Он напоминал собою горошинку. Тоже и глаза, улыбчато бегающие поверх разбитых и бумажкой проклеенных очков.[14]
Наступило молчание: скрипнула громко пружина. В проходе двора на бульвар прижималась к воротам дородная дама в пушащейся шапке, подвязанной черным платком, опираясь рукою о трость; и глядели на лепень снежиночек два черно-синих очка безо всякого смысла. Что было под ними?[15]
— Андрей Белый, «Москва» (Часть 1. Московский чудак), 1926
Маленькая дикая уточка чирок-свистунок решилась наконец-то перевести своих утят из лесу, в обход деревни, в озеро на свободу. Весной это озеро далеко разливалось, и прочное место для гнезда можно было найти только версты за три, на кочке, в болотном лесу. А когда вода спала, пришлось все три версты путешествовать к озеру. В местах, открытых для глаз человека, лисицы и ястреба, мать шла позади, чтобы не выпускать утят ни на минуту из виду. И около кузницы, при переходе через дорогу, она, конечно, пустила их вперед. Вот тут их увидели ребята и зашвыряли шапками. Все время, пока они ловили утят, мать бегала за ними с раскрытым клювом или перелетывала в разные стороны на несколько шагов в величайшем волнении. Ребята только было собрались закидать шапками мать и поймать ее, как утят, но тут я подошел.[16]
Тропка, на которую выходит партия, ведет из деревни Тои в выселок Заболотье: там у чигина она переползает по жердям через Баксу и ― по пихтовнику и кедровому лесу, и трясинам ― уходит к выселку. За поскотиной, Тоинской, начинается кедровник ― густеющие темно-серые стволы с размашистыми сучьями и в курчавых шапках.[17]
Да, Марс обманул всех; он обманывал всех уже второе столетие. Каналы. Одно из самых прекрасных, самых необычайных приключений в истории астрономии. Планета ржаво-красная: пустыни. Белые шапки полярных снегов: последние запасы воды.
Горячий человек директор Некрасов был тощ и сухопар. Он ходил круглый год в пыжиковой шапке.
На своём посту Некрасов работал давно и хозяйство вёл образцово. Всех зверей знал наизусть, а самым ценным придумывал красивые имена: Казбек, Травиата, Академик Миллионщиков. <...>
Директор Некрасов всего секунду глядел на охотника Фрола Ноздрачёва, но и за эту секунду взглядом успел многое сказать. Оправивши шапку, директор повернулся к охотнику спиной и направился обратно на звероферму. <...>
— Товарищи директора! Мы ему доверили! А он отпустил!
— Прекратить базар! — рявкнул директор Некрасов, и даже пыжиковая его шапка побледнела от злости. Он выхватил из кармана зуб дошкольника Серпокрылова и растоптал его.[19]
Данилов почувствовал себя одиноким на сцене, да и на всем свете. Ему стало холодно, будто он без шапки и в плаще оказался на льдине в полярных водах, ветер сбивал его с ног, подталкивал к трещине, становившейся все шире и страшнее. Яма в театре представилась сейчас Данилову местом спасения.[20]
Дома было все иначе. Сначала ― дожди. Потом неделя сухих холодных ветров. И вдруг рано утром ― пелена белого снега. И снежные шапки на тумбах ограды. И белый узор на чугунныхворотах. И улица, напоминающая черно-белый фотоснимок.[21]
Ты хочешь дуриком в другую категорию, в другой класс пролезть. Хочешь, чтобы тебе дали такую же шапку, как мне, и чтобы нас вообще уравняли. <…> Да посиди лет десять-двадцать-тридцать с важной и кислой рожей в президиумах, да произнеси сотню-другую казенных речей, вот после этого и приходи за шапкой.
Катя Звездочётова стоит там, на самом верху. Она всё видит — как мигают лампочки на ёлке, и покачиваются шары, и дрожит золотой дождь. Прекрасный Витя играет на своей прекрасной гармошке. И румяные девушки пляшут на морозе в пушистых меховых шапках, а одна в ажурном белом платке.[22]
Аля только удивлялась про себя Катиной вере в чудо, которой позавидовала бы любая Золушка. Когда она вернулась в зал, Ритка уже курила, сидя за одним из только что протертых столов.
― Зря ты шапку не носишь, ― сказала она, глядя, как поднимается к потолку тонкая струйка дыма. ― Попадёшь под кислотный дождь, волосы испортишь. Жалко, хорошие.
― Я зонтик всегда с собой ношу, ― ответила Аля, садясь рядом за столик. ― Но сегодня же забыла.[23]
Трижды облетел орел вокруг головы Тарквиния, сорвал с него шапку, а затем снова опустил ее прямо ему на голову, после чего его супруга Танаквиль предсказала, что он будет царем Рима. Но только возвращение шапки превратило это происшествие в доброе предзнаменование. Шляпа же Ахава была утрачена навсегда; дикий ястреб летел со своей ношей все вперед и вперед, обгоняя судно, и наконец пропал из виду; в последнее мгновение перед тем, как ему окончательно исчезнуть, можно было смутно различить какую-то еле заметную черную точку, которая отделилась от него и с огромной высоты упала в море. - Герман Мелвилл, «Моби Дик, или Белый кит»
Ущелий горных поселенцы
В долине шумно собрались ―
Привычны игры начались.
Верьхами юные чеченцы
В пыли несясь во весь опор,
Стрелою шапку пробивают,
Иль трижды сложенный ковер
Булатом сразу рассекают.[24]
Вот и нужно через водосточную трубу,
Вставши на колена, снявши шапку,
Пожаловаться богу на сиротскую судьбу,
Помолиться за себя, сестру и пьяного папку…[26]
Рыжий петух, хорошо тебе
Навстречу солнцу кричать кукареку.
Настанут перемены в твоей судьбе:
Будешь когда-нибудь и ты человеком!
Забудешь запах земли дождевой,
И вкус червей в навозной куче,
На крепкий весенний гребень свой
Шапку с наушниками нахлобучишь.[27]
Кепка! Простецкая кепка! На миллионы голов Влезла ты с маху! И крепко Села цилиндрам назло!
Видел весь мир, изумленно
Ахнувши из-за угла,
Как трехсотлетней короне Кепка по шапке дала![1]
Когда метет за окнами метель, сияньем снега озаряя мир, мне в камеру бросает конвоир солдатскую ушанку и шинель. <...>
Как ум мятущийся,
ум беспокойный мой,
как душу непреклонную мою,
сидящему за каменной стеной
шинель и шапку я передаю.
А звездаВенера над ней
Зеленела в рассветной дымке,
В легкой шапочке-невидимке
Она стала к утру бледней.
Разве снилось кому-нибудь,
Что в далеком будущем… Впрочем
Мы не будущее пророчим,
Прямо в прошлое держим путь.[29]
↑ 12Н.Я.Агнивцев, «В галантном стиле о любви и жизни». — М.: Захаров, 2007 г.
↑Н.М.Карамзин. Избранные сочинения в двух томах. — М., Л.: Художественная литература, 1964 г. — Том первый. Письма Русского Путешественника. Повести.
↑Н. И. Пирогов. Вопросы жизни. Дневник старого врача. — Иваново, 2008 г.
↑Неверов А. С. Ташкент — город хлебный. — М.-Л., «Земля и фабрика», 1925 г.
↑Шмелёв И.С. Избранные сочинения в двух томах. Том 2. Рассказы. «Богомолье». «Лето Господне». — Москва, «Литература», 1999 г.
↑Юрий Нагибин, Дневник. — М.: «Книжный сад», 1996 г.
↑Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI―ХVIII века). — М.: Наука, издательство АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1971 г.
↑М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений: В 5 т. — М. Л.: Academia, 1935-1937 гг.
↑«Народные русские сказки А. Н. Афанасьева»: В 3 томах — Литературные памятники. — М.: Наука, 1984—1985 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 2. [Рассказы. Юморески], 1883—1884. — С. 72
↑Мамин-Сибиряк Д.Н. в кн. «Сказки русских писателей XVIII—XIX вв.» — М.: Престиж Бук: Литература, 2010 г.
↑А. Е. Зарин. «В поисках убийцы», романы, рассказы. — М.: Современник, 1995 г. ― (Старый уголовный роман).
↑Краснов П.Н., «От Двуглавого Орла к красному знамени»: В 2 книгах. — Книга 1. — М.: Айрис-пресс, 2005 г. (Белая Россия)
↑Леонов Л.М., Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 2. - М.: «Художественная литература», 1983 г.
↑Андрей Белый. Москва. — М.: Советская Россия, 1990 г.
↑М. Пришвин. «Зелёный шум». Сборник. — М., «Правда», 1983 г.
.svg){kind=logo}
