Экспедиция в Западную Европу сатириконцев
«Экспедиция в Западную Европу сатириконцев Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова» — юмористическая путевая повесть Аркадия Аверченко и Георгия Ландау 1911 года о прошлогодней поездке. В 1915 незначительно отредактирована[1].
Цитаты
[править]Так как ясные дни были для нас очень дороги, то мы, выбрав одно туманное, дождливое утро, решили посвятить его Вертгейму. Кто из бывших в Берлине не знает этого колоссального сарая, этого апофеоза немецкой промышленности, этого живого памятника берлинской дешевизны, удобства и безвкусицы? — Человек за бортом |
Предусмотрительный Крысаков по приезде в Берлин заставил Сандерса изготовить следующий плакат на немецком языке для ношения на груди: |
Генуя знаменита своим Campo Santo; Campo Santo знаменито мраморными памятниками; памятники знамениты своей скульптурой, а так как скульптура эта — невероятная пошлятина, то о Генуе и говорить не стоит. |
От Монте-Карло к нам в купе подсели две француженки. |
Ницца — небольшой городок, утыканный пальмами. |
Введение
[править]Путешествие <…> расширяет кругозор и облагораживает человека… Один мой приятель, живя безвыездно в России, приводил всех в ужас огрубением своего нрава: он беспрестанно и виртуозно ругался самыми отчаянными словами, не подозревая, что существует кроме брани и обыкновенный разговорный язык. |
1
[править]Крысаков (псевдоним). Его всецело можно причислить к категории «оптовых» людей, если существует такая категория. Он много ест, много спит, ещё больше работает, а ещё больше лентяйничает, хохочет без умолку, в глубине сердца чрезвычайно деликатен, но на ногу наступить себе не позволит. При необходимости, полезет в драку или в огонь, без необходимости — проваляется на диване неделю, читая какую-нибудь «Эволюцию эстетики» или «Собрание светских анекдотов на предмет веселья». <…> Спокойно доливает поданную чашку кофе — пивом, размешивает его с сахаром, а если тут же стоит молоко, то и молоко переливается в чашку. Пепел, упавший случайно в эту бурду, размешивается ложечкой для того, «чтобы не было заметно». Любит задавать официантам нелепые, бессмысленные вопросы. <…> обязательно осведомится: приходил ли Жюль Верн? И чрезвычайно счастлив, если получит ответ: |
Из угла вытащили огромный, чудовищно распухший чемодан и с озверением набросились на него. Схватили сначала за ручки — отлетели. Схватили за ремни — ремни лопнули. |
… Мифасов (псевдоним) был молодцом совсем другого склада. Я не встречал человека рассудительнее, осмотрительнее и осведомлённее его. Этот юноша всё видел, всё знает — ни природа, ни техника не являются для него книгой тайн. Ему 25 лет, но по спокойному достоинству его манер и мудрости суждений — ему можно дать 50. По внешности и костюму он — полная противоположность бедняге Крысакову. Всё у него зашито, прилажено, манжеты аккуратно высовываются из рукавов, не прячась внутрь и не вылезая за четверть аршина, воротничок рассудительно подпирает щеки, и шея подвязана настоящим галстуком, а не подкладкой от рукава старого сюртука (излюбленная манера Крысакова одеваться шикарно). <…> |
Третьим в нашей компании был Сандерс (псевдоним) — человек, у которого хватило энергии только на то, чтобы родиться, и совершенно её не хватало, чтобы продолжать жить. Его нельзя было назвать ленивым, как Мифасова или меня, как нельзя назвать ленивыми часы, которые идут, но в то же время регулярно отстают каждый час на двадцать минут. |
Из всех четырёх лучший характер у меня. Я не так бесшабашен, как Крысаков, не особенно рассудителен и сух, чем иногда грешит Мифасов; делаю все быстро, энергично, выгодно отличаясь этим свойством от Сандерса. При всем том, при наших спорах и столкновениях — в словах моих столько логики, а в голосе столько убедительности, что всякий сразу чувствует, какой он жалкий, негодный, бесталанный дурак, ввязавшись со мной в спор. <…> |
… слабость Мити — женщины. Если не ошибаюсь, система ухаживать у него пассивная — он начинает хныкать, стонать и плакать, пока терпение его возлюбленной не лопнет, и она не подарит его своей благосклонностью. |
2
[править]Начиная описание нашего путешествия, я полагаю, будет нелишне дать краткий обзор места наших будущих подвигов… <…> |
Промышленность распределяется так: в России — главным образом добывающая, за границей — обрабатывающая. Я до сих пор не могу забыть, как хозяин римского отеля обсчитал меня на 60 лир, добытых в России. |
… на каждую квадратную версту приходится 44 1/2 человека. Таким образом в Европе абсолютно невозможно заблудиться в безлюдном месте. Скорее есть риск быть зарезанным этими 44 1/2 людьми, с целью получить лишний клочок свободной земли. |
… внезапно замолчит, как граммофон, в механизм которого сунули зонтик… |
Немцы чистоплотны, — но англичане ещё чистоплотнее. |
Все немецкие двери украшены надписями: «выход», будто кто-нибудь без этой надписи воспользуется дверью, как машинкой для раздавливания орехов, или, уцепившись за дверную ручку, будет кататься взад и вперёд. Надписи, украшающие стены уборных в немецких вагонах, — это целая литература: «просят нажать кнопку», «просят бросать сюда ненужную бумагу», под стаканом надпись «стакан», под графином «графин», «благоволите повернуть ручку», в «эту пепельницу покорнейше просят бросать окурки сигар, а также других табачных изделий». |
Существует и немецкая любовь к изящному: в Берлине большинство автомобилей раскрашено разноцветными розочками; всякая вещь, которая поддаётся позолоте — золотится; не поддаётся позолоте — её украсят розочкой… |
Инсбрук — столица Тироля. Правильнее, Инсбрук — мировая столица скуки, самодовольно-мелкого прозябания, сытости и сентиментальной тирольской глупости. |
— Отчего у них, братцы, колени голые? Что это за обычай? <…> |
… Штейнах <…>. После громадного, чудовищного Берлина, весёлого красивого Мюнхена — эта таинственная дыра с вымершим населением в несколько десятков человек — показалась нам тюрьмой, тем более, что горы со всех сторон окружили её, стеснили её, сдавили её. |
… ссора кого-нибудь из нас с товарищем вызывала необычайное повышение симпатии в поссорившемся — к остальным. Другими словами, если X разрывал отношение с Y, то к Z он относился настолько повышенно нежнее, насколько это чувство расходовалось раньше на Y. |
Если бы какой-нибудь гениальный писатель обладал таким совершенным пером, что дал бы читателю, не видевшему Венеции, настоящее о ней представление, — тарой писатель принёс бы много несчастья и тоски читателям. Потому что узнать, что такое Венеция, и не увидеть её, это сделаться навеки отравленным, до самой смерти неудовлетворённым. — 1 |
Ах, эти итальянцы… Над ними можно смеяться, но не любить их нельзя. |
… мы двое чувствовали себя вполне в своей тарелке, отличаясь этим от макарон, быстро перешедших с тарелки в желудок нашей соседки. — 1 |
По всей Венеции разлит сладкий яд невыразимой лени и медлительности… <…> |
Милая, голодная, веселая, мелко-жульническая и бесконечно-красивая даже в этом жульничестве Италия! |
В путеводителе — о Флоренции сказано: |
… что осталось в моей памяти от Флоренции и Нюрнберга? <…> в первом случае: красивая грусть, которой проникнуто было всё; во втором случае: идиллическое настроение на фоне суровых, тесно сдвинувшихся зданий, в окна которых, казалось, грозно глядят прошлые, серые века, закованные в латы и отягощённые доспехами. |
Каждый из нас знал по несколько итальянских ругательств, но это было плохое, разрозненное издание. Приходилось собирать у каждого по несколько слов, систематизировать и потом уже в готовом виде подносить их Крысакову для передачи по адресу. |
Тысячелетние памятники стояли скромно на всех углах, в количестве, превышающем фонарные столбы в любом губернском городе. |
— Вот видите, остатки этих громадных стен; все они были облицованы белым мрамором — такую работу могли сделать только рабы. |
Начиная с Мюнхена, мы, по приезде в каждый город, усвоили привычку робко спрашивать у обывателей: |
Рим в отношении поборов — самый корыстолюбивый город. Там за все берут лиру: пойдёте ли вы в Колизей, захотите ли взглянуть на картинную галерею, на памятник или даже на собственные часы. <…> |
1
[править]… Неаполь делится на так называемые оркестры, а оркестры делятся на отдельных жителей, мужчин (игра на гитаре и пение) и женщин (пение и танцы). |
Стремление неаполитанца надуть туриста возведено в культ. В Венеции и Риме это делается спешно, по-любительски, без установленных приемов и твердой организации. Неаполь же может похвастаться серьёзным и добросовестным отношением к своему делу. <…> |
Часто мы встречали целую длинную процессию: два дюжих итальянца везут крохотную тележку, на которой стоит обыкновенная шарманка. Третий, мускулистый мужчина, гордо идёт сбоку, положив одну руку на шарманку (очевидно, это настоящий владелец её), а ещё два здоровяка подталкивают тележку сзади. |
Никаким промыслом не брезгуют оборванные юнцы, если можно получить несколько чентезимов. |
… отправились в знаменитый неаполитанский аквариум. |
— Синьоры! Это вас ни к чему не обязывает, — отчаянно возопил продавец открыток, видя, что добыча ускользает. — Вы только можете посмотреть! Право, поедем. |
— Садитесь, господа, — загадочно ухмыляясь, сказал Габриэль, и сейчас же засуетился, обращаясь к тучной женщине, на лице которой была написана целая книга былых преступлений и порока. — Вот эти господа, мамарелла, очень желают видеть тарантеллу <…>. Это прекрасные и хорошие господа, и им надлежит посмотреть тарантеллу. |
Итальянский кафе-концерт — зрелище, полное интереса и разных неожиданностей. |
Везде нам приходилось шагать через груды беспорядочно разметавшихся тел. Весь голодный, нищенский Неаполь спит на улицах… это красиво и жутко. Будто весь город, все дома вывернуты наизнанку. |
… рестораторы и слуги — невероятные бестии, жадные, трусливые, нахальные, только и помышляющие о том, как бы надуть бедного путешественника, подсунув ему вместо асти — помои, заменив заказанное кушанье отвратительным месивом и приписав к счёту процентов пятьдесят. |
— Я думаю, что нам придётся из-за этого проклятого человека уехать из Неаполя раньше времени. Вы подумайте, если он умрёт с голоду, мы будем виновниками его смерти… Потому что он не пьёт, не ест и ездит за нами с утра до ночи. Он ничего не зарабатывает, не получает ни от нас, ни от других пассажиров, которым он из-за нас отказывает! Что привязало его к нам? Какую несбыточную мечту лелеет он, привязавшись к нам, как пиявка к бескровному железу. |
— На что нам Везувий? <…> Обыкновенная гора с дырой посредине. Ни красоты, ни смысла. Тем более что она ведь и не дымится. |
Пустые угрюмые развалины Помпеи производят тягостное, хватающее за душу впечатление. <…> |
В помпейском музее брали с нас за вход в каждую дверь; неизвестный человек указал пальцем на иссохшее тело помпейца, лежащее под стеклом, сказал: |
2
[править]Туристы нисколько не напоминают баранов, потому что баранов стригут два раза в год, а туристов — каждый день. |
… на Капри мы ехали к Максиму Горькому. |
Итальянская толпа любопытна до истерики. <…> | |
— Максим Горький |
Шутки и веселье хороши, как приправа, но если устроить человеку обед из трёх блюд: на первое соль, на второе горчица и на третье уксус — он на половине обеда взвоет и сбежит. |
… Крысаков <…> частенько наклонялся за борт, и не знаю, что заставляло его вести себя так — проклятая качка, которой он не переносил, или наше энергичное, но нестройное пение. |
… мы с Мифасовым бросали в воду серебряные монеты. Несколько юрких мальчишек бросались за ними с пристани, ныряли и доставали со дна. Были изумительные искусники. |
На пароходе из Неаполя в Геную
[править]— А братья есть у вас? |
— Есть или простые развалины, или хорошие замки, но не продают. Я приторговывал замок Барбароссы в Нюрнберге… Нет, говорят, нельзя. <…> архитектор обещал выстроить новый, но как бы старый. Как вы думаете? <…> |
— О, это очень трудная вещь — брак. У меня есть две девушки на примете — не знаю, на какой из них остановиться. |
… я, подойдя к открытому окну, увидел на небе нашу русскую добродушную луну. И мне захотелось, как собаке, положить лапы на подоконник, вытянуть кверху голову, да как завыть!.. Завыть от тоски по нашей несчастной, милой родине… |
12 июля банки были закрыты потому, что через два дня предстояло огромное празднование 14 июля — день взятия Бастилии; 13 июля банки не открывались потому, что оставался всего один день до 14-го; 14-го праздновали Бастилию; 15-го отпраздновали первый день после взятия Бастилии… |
— Тут я на углу видел один ресторанчик… — несмело заметил Мифасов. |
Как танцуют па улице? Играют оркестры?! |
— Мифасов берёг деньги на случай питания масляными красками и кожей чемоданов. |
— … чем я вам помогу? Не этой же бесполезной теперь бумажонкой, которая не дороже обрывка газеты, раз все меняльные учреждения закрыты. |
— Где хозяин? — спросил Крысаков. |