Из дикого винограда приготовляют здесь красивые и крепкие палки, от тоненькой тросточки до самой массивной дубины; свежий ствол гнется в рукоятке довольно легко, но через несколько времени твердеет и делается несокрушимым.[1]
В дальнем углу сада извивались на земле толстые, точно свёрнутые в клубок, стволы дикого винограда, и когда я заходил в эти далёкие уголки, мне казалось, что я попадал, силою волшебства, в нездешний мир...[2]
Первооткрыватели пишут <...>: «Вся земля увита тут виноградом». Это давало повод называть открытые земли: Винная земля, Винное русло, Винные берега.[4]
А как бережно и художественно уложен в плоские плетеные корзины инжир ― зеленый, оранжевый, фиолетовый, и каждый ряд проложен виноградными листьями, на которых еще блестят капельки утренней росы.[7]
Я услышал, и вострепетала внутренность моя; при вести о сем задрожали губы мои, боль проникла в кости мои, и колеблется место подо мною; а я должен быть спокоен в день бедствия, когда придёт на народ мой грабитель его. Хотя бы не расцвела смоковница и не было плода на виноградных лозах, и маслина изменила, и нива не дала пищи, хотя бы не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах, — но и тогда я буду радоваться о Господе и веселиться о Боге спасения моего.
Поражал Я вас ржавчиною и блеклостью хлеба и градом все труды рук ваших; но вы не обращались ко Мне, говорит Господь. Обратите же сердце ваше на время от сего дня и назад, от двадцать четвертого дня девятого месяца, от того дня, когда основан был храм Господень; обратите сердце ваше: есть ли ещё в житницах семена? Доселе ни виноградная лоза, ни смоковница, ни гранатовое дерево, ни маслина не давали плода; а от сего дня Я благословлю их.
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейникасмоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак по плодам их узна́ете их.
Лето так длинно, зима так коротка, работы в виноградниках и садах так много, что двор поневоле делается домом. Сухой, каменистый грунт поддается обработке, только разрыхляясь зимними дождями. Поэтому вся зима проходит в перекопках и пересадках. Сбор винограда, давление вина продолжаются до глубокой осени.[1]
Незнакомые породы дерев, незнакомая сила растительности. Особенно интересны и хороши лианы. Здесь два сорта лиан: дикий виноград и ломонос или клематис. Клематис — владыка и краса здешних лесов. <...> Канаты дикого винограда еще крепче и доходят до толщины руки. Из дикого винограда приготовляют здесь красивые и крепкие палки, от тоненькой тросточки до самой массивной дубины; свежий ствол гнется в рукоятке довольно легко, но через несколько времени твердеет и делается несокрушимым.[1]
Понемногу погода разгулялась: туман исчез, по земле струйками бежала вода, намокшие цветы подняли свои головки, в воздухе опять замелькали чешуекрылые. Паначев повел нас целиной «по затескам». Как только мы углубились в лес, тотчас же пришлось пустить в дело топоры. Читатель ошибается, если представляет себе тайгу в виде рощи <где можно гулять>. Уссурийская тайга ― это девственный и первобытный лес <...> И все это перепуталось виноградником (Vitis amurensis Rupr.), лианами (Schizandra chinensis Biall.) и кишмишом (Actinidia kolomikta Maxim.). Стебли последнего достигают иногда толщины человеческой руки.[9]
Бунзен находил спектральные линии редкого металла лития в тех веществах, в которых лития так мало, что никаким другим способом его обнаружить невозможно. Литий был найден спектроскопом и в морской воде, и в золе водорослей, прибитых Гольфстримом к берегам Шотландии, и в ключевой воде, которую Бунзен взял из источника, бьющего из гранитной скалы в окрестностях Гейдельберга, и в кусках гранита, отколотого от той же скалы, и в листьях винограда, выросшего на скале, и в молоке коровы, которая ела эти листья, и в крови людей, которые пили это молоко.[10]
Я торопился и замечал только то, что случайно мне бросалось в глаза. <...> В стороне мелькнули папоротники с вайями, весьма похожими на страусовые перья, и всюду в изобилии рос амурский виноград с шелушащейся корой коричневого цвета. Он окутывал кустарники и взбирался на деревья повыше к солнцу. На привале все уже было готово, задержка была только за мной.[11]
Элементарные знания биологии должны подсказать нам: обилие животных предполагает богатство растительное. Так и было. Первооткрыватели пишут об этом: «Вся земля увита тут виноградом». Это давало повод называть открытые земли: Винная земля, Винное русло, Винные берега. «Земляника тут растёт в количествах невообразимых...[4]
Великий шёлковый путь, соединявший Китай со Средиземноморьем, проходил через много стран, в том числе и через Фергану. По этому караванному пути возили из Китая шёлк, а также семена того дерева, которое мы с детства привыкли считать своим и трясти его, как трясут своих: тутовое дерево, именуемое в просторечье шелковицей. А в обратном направлении по этому пути возили люцерну и виноград, которых Китай еще не знал, а Фергана уже знала. Китайские путешественники писали о жителях Ферганской долины, что они «любят вино так же, как лошади любят люцерну».[5]
«Лучшие вина делают из различных сортов, принадлежащих к европейскому виду Vitis vinifera. Новые гибридные технические сорта по качеству производимого вина приближаются к ним. Для приготовления различных типов вин используются определенные сорта винограда, отвечающие особым требованиям». Так, плохо скрывая безадресную ненависть, бормотал выпивший комендант Дементий, склонившись над брошюрой из хозяйства лисосвинского садовника, и пронзительные глаза его, цвета синьки для белья, казались лишенными разума, а на щеках проступала тревожная рыжеватая щетина. Он читал на крыльце, под светом лампы, трудившейся над входом во флигель, и отгонял комаров нерегулярными взмахами пятипалых ладоней. ― Кьянти! ― повторил он, прижав книгу к сердцу, бившемуся под клетчатой фланелевой рубахой. ― О, суки! Мы: спирт в окопах, когда повезет, мы: в окопах спирт в отсутствие доступа кислорода, а они ― Шираз![12]
Хозяева повели нас в свой сад: это был лучший, который я видел после капштатского ботанического. Сад старый, тенистый, с огромными величавыми дубами, исполинскими грушевыми и другими фруктовыми деревьями, между прочим персиковыми и гранатовыми; тут были и шелковичные деревья, и бананы, виноград. Меня поразило особенно фиговое дерево, под которым могло поместиться более ста человек. Под тенью его мы совсем спрятались от солнца. «Что это не потчуют ничем?» ― шептал Зелёный, посматривая на крупные фиги, выглядывавшие из-за листьев, на бананы и на кисти кое-где еще оставшегося винограда.[13]
В наш реальный век все на земле и даже часть того света на этом свете. Елисейские поля растянулись в Елисейские берега, Елисейские взморья и рассыпались там-сям по серным и теплым водам, у подножия гор на рамках озер, они продаются акрами, обработываются под виноград. Часть умершего в треволненной жизни отправляет здесь первый курс переселения душ и гимназический класс Чистилища.[14]
Наталина, похожая на корявую виноградную лозу в декабре: она весело рассказывает о том, что после сбора винограда вернётся к обычному своему занятию — обмыванию покойников. Наталина говорит об этом буднично и спокойно: в царстве Вакха не страшна и смерть. Итальянец принимает её шутя. На кладбищенских аллеях играют дети, а каменщики завтракают на свежих могилках. В траве трёхлитровый бочонок вина. «Не угодно ли?» — радушно угощают они прохожих.[15]
Снаружи такой же, как и большинство царскосельских особняков. Два этажа, обсыпающаяся штукатурка, дикий виноград на стене. Но внутри ― тепло, просторно, удобно.[16]
Виноградная балка… Овраг? Яма? Нет: это отныне мой храм, кабинет и подвал запасов. Сюда прихожу я думать. Отсюда черпаю хлеб насущный. Здесь у меня цветы ― золотисто-малиновый куст львиного зева, в пчёлах. Только. Огромное окно ― море. И ― виноград зреет.[17]
А базары Средней Азии ― на них покупать продукты только для Гаргантюа и Пантагрюэля. В жизни не видывал таких громадных персиков, дынь, арбузов, винограда. Наши «дамские пальчики» и не пальчики вовсе, а так, одна фаланга, а там именно все три, длинные и нормальные пальцы взрослого человека. А как бережно и художественно уложен в плоские плетеные корзины инжир ― зеленый, оранжевый, фиолетовый, и каждый ряд проложен виноградными листьями, на которых еще блестят капельки утренней росы. Всюду, где есть вода, растительностьСредней Азии поражает своей мощью. Есть во всем этом что-то могучее, как проявление мощи самой земли.[7]
...Они вошли и увидели сад, да какой ещё сад! И ворота его были со сводами, точно портик, и были покрыты лозами, а виноград там был разных цветов — красный, как яхонт, и чёрный, как эбен.
— «Тысяча и одна ночь», «Рассказ о двух везирях и Анис аль-Джалис» (ночи 34—38), XIV в.
Я люблю и теперь взбираться мыслию по этим отвесным утесам восточной Швейцарии, на которых рука трудолюбивого Сирийца иссекла бесчисленные уступы, сделав из них лестницу, ведущую на небо, и куда из пропастей принесла она землю, питающую ряды стройных шелковичных дерев и виноградных лоз, обвешанных огромными гроздами, или скромный ячмень.[18]
Вот мы добрались и до развалин храма Нептуна, который вместе с так называемою «базиликою» и храмом Цереры восстал в наше время из мрака забвения, как новая Помпея. Целые века лежали эти храмы в прахе, скрытые в чаще растений, пока один художник-иностранец, в поисках за сюжетами для своих эскизов, не набрёл на это место и не заметил вершин колонн. Восхищённый их красотою, он срисовал их, и они получили известность. Чащу расчистили, и мощные колоннады восстали в прежнем своём великолепии. Они из жёлтого травертинского камня; их обвивают лозы дикого винограда, пол в храмах порос фиговыми деревьями, а из всех трещин и щелей пробиваются фиалки и тёмно-красные левкои.[19]
Колонны галереи были перевиты гирляндами жасмина и нежной жимолости, в то время как из угла, образуемого главным строением и западным его крылом, на лицевой стороне рос беспримерно пышный виноград.
Позади сада открывался вид на почти отвесную громаду Ай-Петри, на каменное море серых скалистых обломков и на печальную, почти чёрную кипарисовую рощу, видневшуюся на полугоре. Между садом и этой полугорой краснели арбутусы с их причудливо искривлёнными голыми стволами и ливанские кедры. В дальнем углу сада извивались на земле толстые, точно свёрнутые в клубок, стволы дикого винограда, и когда я заходил в эти далёкие уголки, мне казалось, что я попадал, силою волшебства, в нездешний мир, в непривычную обстановку феерии, поставленной с неслыханною роскошью. А над садом синело прозрачное небо, как бы прикрывая собою всё это волшебство.[2]
Геннадий спрыгнул и отошел в сторону. Малинник, пылающий ягодами, стоял перед его глазами, сквозь серый забор, заросший со стороны переулка крапивой и одуванчиками, мерещились ему пышные, высокие лозы, рассаженные на одинаковом расстоянии друг от друга, и зубчатая листва, обрызганная красным дождем. Вершины лоз, заботливо подвязанных, каждая отдельно, суровой ниткой к высоким кольям, ― соединялись над узкими проходами, образуя длинные своды из переплета стеблей, освещенных листьев и ягод. На разрыхленной, чисто выполотой земле тянулся дренаж.[20]
Саби́на вошла в огород. Она часто туда заходила. Вдоль стены вился виноград, защищенный от всякого ветра. Все здесь было тепло, безмолвно и щедро. Правильными рядами следовали друг за другом — салат, раскрытый, как розы, высокая, медно-рыжая зелень артишоков, как бы вырезанная из бронзы, тонкие нити спаржи, летучие, как перья.
Сперва шли среди дач и отелей, где еще подметали и чистили медь, затем, уже в первых лучах восходящего солнца, вошли в виноградники и уже до самой полдневной жары поднимались посреди них. Иногда над дорогой свешивалось фиговое дерево, осыпались грозди глициний, и бежал скудный ручей по специальному трубопроводу. Однако людей было мало.[21]
Впрочем, в Северной Италии вечная весна тоже ещё не наступила, хотя вдоль шоссе по дороге из Милана в Равенну в отдалённом альпийском тумане светилась пасхальная зелень равнины и в снежном дыхании невидимой горной цепи слышался неуловимый запах рождающейся весны, несмотря на то, что ряды фруктовых деревьев, пробегавших мимо нас, ― цыплята-табака шпалерных яблонь и распятия старых виноградных лоз ― по-прежнему оставались черными, лишёнными малейших признаков зелени, и всё же мне казалось, что я уже вижу её незримое присутствие.[22]
Дианна, пригласив из рощ к себе Помону,
Велела принести плодов драгих Дикону.
Та полну кошницу несет к нему плодов, Гранатных яблоков, различных груш родов,
Пресладкий виноград, приятнейшие сливы,
И вишни нежные, красносторонны гливы,
И жирны маслины, и винных ягод плод,
Представлен и других плодов сладчайших род,
Которыми Дикон, под древом сев, питался
И новой пищей он лишь вполы насыщался...[24]
Старайся наблюдать различные приметы: Пастух и земледел в младенческие леты,
Взглянув на небеса, на западную тень,
Умеют уж предречь и ветр, и ясный день,
И майские дожди, младых полей отраду,
И мразов ранний хлад, опасный винограду.[25]
...в стране волшебной той
В зеленой тьме горит лимон златой,
И померанец багрецом Авроры
Зовёт и манит длань, гортань и взоры.
И под навесом виноградных лоз
Восходит фимиам гвоздик и роз...[26]
Вокруг окна разросся плющ зелёный
И виноград… Сквозь эту сеть глядит Алмазных звёзд спокойное сиянье,
И тонет даль, окутанная мглой.
Раскрыто фортепьяно… На пюпитре
Твоих любимых нот лежит тетрадь.[27]
― Чужестранец! Ты нарушил Основной закон страны! Правду-истину послушай: Эти ягоды хмельны!
Сок опасных этих ягод
Превращается в вино,
И у нас в стране, бродяга,
Пить его запрещено!
Утолить нам жажду надо ―
Пьем мы воду или чай!..
В оправданье винограду
Что ты скажешь?.. Отвечай! ― Ежели такая заповедь, Помутился у вас ум. Ежели вина нельзя вам пить, Собирайте хоть изюм!.. Я приехал из России, Ел изюм не так давно…
Тут они его спросили: ―
А изюм ― это вино?[30]
↑ 123Евгений Марков. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Евгения Маркова. Изд. 3-е. Товарищество М. О. Вольф. С.-Петербург и Москва, 1902 г.
↑ 12Ивченко В.Я., «Все цвета радуги)». — СПб.: Типография А. С. Суворина, 1904 71 г. — Стр.351
↑ 12М. Айзенберг. «Переход на летнее время». — М.: Новое литературное обозрение, 2008 г.
↑ 12Виктор Розов. «Удивление перед жизнью». — М.: Вагриус, 2000 г.
↑Д.Н.Анучин, «Географические работ»ы. — М.: Государственное издательство географической литературы, 1959 г.
↑В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
↑М. П. Бронштейн «Солнечное вещество». — М.: Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1936 г.
↑В.К. Арсеньев. «В горах Сихотэ-Алиня». — М.: Государственное издательство географической литературы, 1955 г.
↑Бахыт Кенжеев. Из Книги счастья. — М.: «Новый Мир», №11, 2007 г.
↑И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада». — Л.: «Наука», 1986 г.
↑А. И. Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки). Вольная русская типография и журнал «Колокол», 1868 г.
↑Воспоминание об осеннем празднике сбора винограда во время путешествия в Castelli Romani — пригород Рима.
↑Иванов Г. Мемуарная проза. — М.: «Захаров», 2001 г. (по изд.: Георгий Иванов. Петербургские зимы. Париж: Книжное дело «La Source» 1928 г).
↑Шмелёв И.С. «Солнце мёртвых». Москва, «Согласие», 2000 г.
↑Сенковский О.И. в кн. «Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века». — Москва, «Наука», 1991 г.
↑Ганс Христиан Андерсен. Собрание сочинений в четырёх томах. Том третий. Издание второе — С.-Петербург: Акцион. Общ. «Издатель», 1899 г., С.196
↑Грин А.С. Собрание сочинений в шести томах. Библиотека Огонёк. Том 2. Рассказы 1909-1915. — М., «Правда», 1980 г.
↑Б.Ю. Поплавский. Собрание сочинений в 3-х тт. Том 2. — М.: Согласие, 2000 г.
↑Катаев В.П. Трава забвенья. — Москва, «Вагриус», 1997 г.
.svg){kind=logo}
