Noli tangere circulos meos!, иногда лат.Noli turbare circulos meos!, Не тро́гай моих чертежей! (варианты: «не трогай моих кругов!», «не прикасайся к моим чертежам!») — крылатое выражение, приписываемое Архимеду. Архимед якобы дал этот «гордый ответ» римскому солдату, который при падении Сиракуз потребовал, чтобы Архимед прервал свои научные занятия; за неповиновение Архимед был убит. Фраза используется для описания важнейшей потребности учёного, артиста или художника в продолжении творческой работы вне зависимости от внешних событий. Согласно Р. Л. Берг, это «апофеоз творческой мысли, непричастной повседневной жизни».
Подлинность изречения не подтверждена. Сохранилось очень мало свидетельств о жизни Архимеда, потому его биография обросла мифами. Смерть Архимеда от руки римского солдата в 212 году до н. э. также породила легенды. Плутарх в начале нашей эры, наряду с другими версиями, описывает сцену, в которой римлянин приближается к Архимеду, полностью поглощённому размышлениями над диаграммой, и требует, чтобы Архимед проследовал к его командиру, Марцеллу. Архимед просит дать ему время на решение задачи, и раздражённый задержкой римский солдат убивает учёного мечом. Ни Плутарх, ни Ливий, однако, не упоминают последних слов Архимеда. Упоминания о том, что диаграмма была нарисована на песке, также относятся к позднему времени.
Две латинских формы изречения «Не трогай моих чертежей!», разнящиеся только глаголом («Noli tangere» или «Noli turbare»), вероятно, связаны с постепенным взаимопроникновением из другого известного изречения «Noli me tangere» (Не тронь меня), взятого из Евангелия.
Что же вы думали? Что <...> так «бескровно» и так «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?
Не вас ли надо будить теперь от «векового сна»? Не вам ли надо крикнуть: «Noli tangere circulos meos»?
Они уже не молятся: «хлеб наш насущный даждь нам днесь» <...>, они только почтительно предлагают Богу не вмешиваться в человеческие дела: noli tangere nostros circulos.
Ведь надо помнить, что если студент всецело отдается ученью, а профессора — науке и ее преподаванию, то у них не должно остаться никакого запаса свободной энергии на иные интересы и дела. Идеалом должен быть Архимед, который в момент взятия Сиракуз врагами занимался математикой, и воину вражескому, вбежавшему с мечом, сказал: «Noli tangere circulos meos!» (Не трогай моих кругов!) А общество, которое в своей среде не находит достаточного количества людей, которые бы серьезно занимались общественными и политическими вопросами, и отвлекает для этой цели высшую школу от ее великого прямого дела, такое общество не заслуживает того, чтобы его вели вперед. Общество и интересуется-то университетом прежде всего и больше всего не как научным центром, а как центром общественных настроений и волнений. В мирное время услышите ли вы расспросы об университете, спросит ли вас кто-нибудь о купленных библиотекой книгах, о приборах и коллекциях, обогативших кабинеты, о препаратах, сделанных в лабораториях? Никогда. Говорят в обществе о чем угодно, только не об университете. Но стоит начаться «беспорядкам», как университет становится предметом общественного внимания, нездорового любопытства, сплетен и пересудов.[4]
Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ — паинька? Что сотни жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так «бескровно» и так «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?
Не вас ли надо будить теперь от «векового сна»? Не вам ли надо крикнуть: «Noli tangere circulos meos»? Ибо вы мало любили, а с вас много спрашивается, больше, чем с кого-нибудь. В вас не было хрустального звона, этой музыки любви, вы оскорбляли художника — пусть художника, — но через него вы оскорбляли самую душу народную. Любовь творит чудеса, музыка завораживает зверей. А вы (все мы) жили без музыки и без любви. Лучше уж молчать сейчас, если нет музыки, не слышать музыки. Ибо все, кроме музыки, все, что без музыки, всякая «сухая материя» — сейчас только разбудит и озлит зверя. До человека без музыки сейчас достучаться нельзя.
Воззвав человека к жизни, т. е. мышлению, Бог этим самым принужден был открыть ему, что он, человек, существует, т. е. первую истину. Открыв же ему первую истину. Бог уже открыл ему этим самым и истину о том, каковы признаки истины, т. е. дал ему возможность постичь, что истинны только ясные и отчетливые восприятия. Точка опоры найдена ― новые Архимеды могут уверенно продолжать свое дело. Они уже не молятся: «хлеб наш насущный даждь нам днесь» или «избави нас от лукавого», они только почтительно предлагают Богу не вмешиваться в человеческие дела: noli tangere nostros circulos. Так радостно и восторженно учил, покорный духу своего времени, Декарт. Так, вслед за Декартом и до него, учили и многие другие замечательные люди XVI и XVII столетий.
Я вот сейчас всей памятью моей, всеми итогами впечатлений от долгого знакомства с ним хочу приподнять этот ценный литературный массив, ― и, простите, я принужден сознаться, что тяжко и больно стало моему плечу! Но у меня есть «архимедовы рычаги»: это моя любовь к А. С. Суворину и благодарность старого сотрудника, чтущего и оберегающего память своего наставника-редактора. При помощи таких рычагов я, несомненно, делаюсь сильнее и решительнее. И я попробую поднять этого тяжелого и милого старика и поставить его на пьедестал моей собственной постройки, моих архитектурных украшений… Noli turbare circulos meos! А. С. Суворин представляет собой для биографа великолепный материал, ничем не затемнённый. Суворин свободен от всякой позы и рисовки.[5]
Миновать не знавших сияния, Не истратить искры огня… Кто не знал моего содрогания, Отойди от меня!
Дальше, дальше, слепые, странные!
Вас душит любопытство и смех!
Мои думы ― веселые, слова несказанные!
Я навек ― один! ― Я навек ― для всех![1]
— Александр Блок, «Символ мой знаком отметить...» (NOLI TANGERE CIRCULOS MEOS), 19 марта 1903
Пыль великая, земная, Не взрывайся близ меня, ― Дай мне ярче, в утро мая, Осениться светом дня…
Ропот грозный, стон полдневный,
Нескончаемый, ― будь тих!
Не смущай тревогой гневной
Мира тайных снов моих![2]
Голос (Отелло? Аттилы? ): ― Noli tangere circulos meos! Иродиада вопила: ― Надо снести Карфаген! ― Эврика! ― крикнул Ахилл, усекая главу Архимеду.
Ах, да не все ли равно, кто, когда
Говорил, погибал, завоевывал, бился, губил?
Филистимляне и гунны, Агамемнон, глава Олоферна, Валериан император с ободранной заживо кожей,
Глава Иоанна. Избави нас, Эммануил![3]
— Игорь Чиннов, «Помнится, Цезарь сказал: — Finis Poloniae...», 1977
_by_Thomas_Degeorge.png)
.svg){kind=logo}
