Noli me tangere

Материал из Викицитатника
А.Иванов, «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения», 1835

Noli me tangere (лат.), Не прикаса́йся ко Мне или Не тронь Меня́ греч. Μή μου ἅπτου) — евангельский сюжет, описывающий первое после Воскресения явление Христа Марии Магдалине, которая, таким образом, первая увидела воскресшего Спасителя. Он же сказал ей: «не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20:11—17).

Сюжет стал каноническим и использовался для написания икон «Не прикасайся ко Мне» (в Европе «Noli me tangere»), в которых Мария Магдалина изображена протягивающей руки к Христу, а также обязательно — стены Небесного Иерусалима. Постепенно проникнув в разговорную и литературную речь, выражение Noli me tangere утеряло свой религиозный смысл и стало устойчивым сочетанием, имеющим историческую коннотацию. Одним из самых ярких примеров стало метафорическое название «не-тронь-меня», присвоенное разным растениям-недотрогам.

Noli me tangere в коротких цитатах[править]

  •  

В третий раз… еду к детям, еду к могиле, ― желания стали скромны: ищу немного досуга мысли, немного гармонии вокруг, ищу покоя, этого noli me tangere устали и старости.[1]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть пятая «Париж-Италия-Париж»), 1866
  •  

И, слыша речи роковые
Не могшей победить искус,
«Noli me tangere, Maria!» ―
Ей отвечает Иисус.[2]

  Валерий Брюсов, «Прошел печально день субботний...» (из цикла «В эпическом роде: Надписи к гравюрам», сборник «Все напевы»), 1906
  •  

Бежим куда-нибудь, но дальше, дальше.
Не плачь о нём, не говори.
Ты видишь, плавают на голубом асфальте следы отчаянной зари.[3]

  Илья Эренбург, «Бежим куда-нибудь, но дальше, дальше...» (NOLI ME TANGERE), 1913
  •  

На открытке с картинкой, называвшейся «Ноли ме тангере», она нас поздравила с пасхой и сообщила нам, что ее дочь вышла замуж за господина из немцев, помещика...[4]

  Леонид Добычин, «Город Эн», 1935
  •  

Разве вечные истины и intellectus separatus, породивший их и сохраняющий их в своем лоне, в ином мире откажутся от своей власти творить зло? Разве «там» закон противоречия и все, что он с собой приводит, перестанет быть noli me tangere (не тронь меня) и освободит от себя Творца?

  Лев Шестов, «Афины и Иерусалим», 1938
  •  

...на решетке Летнего сада не оказалось начертано Noli me tangere (Не тронь меня), которое могло бы хоть как-то власть, Летним садом распоряжающуюся, сдержать.[5]

  Аркадий Ипполитов, «Эпоха Воссоздания», 2012

Noli me tangere в научно-популярной литературе, публицистике и мемуарах[править]

  •  

Жизни, наслажденья искал я, переезжая в первый раз Приморские Альпы, были сзади небольшие тучки, печальная синева носилась над родным краем, и ни одного облака впереди, ― тридцати пяти лет я был молод и жил в каком-то беззаботном сознании силы. Во второй раз я ехал тут в каком-то тумане, ошеломленный, я искал тела, потонувший корабль, ― и не только сзади гнались страшные тени, но и впереди все было мрачно. В третий раз… еду к детям, еду к могиле, ― желания стали скромны: ищу немного досуга мысли, немного гармонии вокруг, ищу покоя, этого noli me tangere устали и старости.[1]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть пятая «Париж-Италия-Париж»), 1866
  •  

Только в Евангелии сказано: блаженны нищие духом, но современная, да и не только современная, а всякая когда-либо существовавшая наука понимала эти слова очень условно или, если уже говорить прямо, вовсе их не понимала и с привычной почтительностью обходила их, как обходят на больших собраниях старых, заслуженных, но никому ненужных и приглашенных лишь для приличия гостей. Все знали, что блаженны богатые духом, а нищие жалки и ныне, и во веки веков. В суждении Ницше заключается лишь эта давно всем известная аксиома. Он, восставший против всего, не только не дерзнул оспаривать ее, но безусловно принял ее за догмат, за noli me tangere. Но если он на словах отдал дань так глубоко вкоренившемуся в нас предрассудку, то всей своей жизнью он осуществил прямо противоположный принцип. Ведь нищий-то духом был он сам.

  Лев Шестов, «Достоевский и Ницше», 1903
  •  

Ни бархатные штаны, ни стихи о любви не убеждают в реальности его существования. С ним легче разговаривать о Майе или о надписях на солнечных часах, но можно ли только воображаемому человеку пожаловаться на зубную боль. Отсюда недоверие и профессиональная улыбка Волошина, привыкшего, чтобы его щупали ― настоящий ли. Не только noli me tangere, но всяческие удобства при осмотре. Только нам не прощупать ― на ризе риза; а что если под всеми ризами трепетное тело с его жестокими правами, и под всеми приемами нашего Эредиа страстное косматое сердце. Нет, не надо пробовать снять неснимаемую маску![6]

  Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922
  •  

Разве вечные истины и intellectus separatus, породивший их и сохраняющий их в своем лоне, в ином мире откажутся от своей власти творить зло? Разве «там» закон противоречия и все, что он с собой приводит, перестанет быть noli me tangere (не тронь меня) и освободит от себя Творца? Трудно допустить, что проницательный Лейбниц проглядел этот вопрос: но, зачарованный древним «будете знающие», он ищет гнозиса, только гнозиса, который является для него и вечным спасением. «Зло» нужно только «объяснить»; это все, что требуется от философии, будет ли она иудейско-христианской или языческой: «верую, чтобы знать».

  Лев Шестов, «Афины и Иерусалим», 1938
  •  

Во время пребывания в Италии Александр Иванов создал, в числе других работ, которыми должен был отчитаться перед Обществом поощрения художников, картину на один из традиционных сюжетов европейской живописи. Этот сюжет называется «Не прикасайся ко Мне» («Noli me tangere», лат. ) ― слова, сказанные Иисусом Марии Магдалине, когда она, первая из Его последователей, увидела Его воскресшим. Она обычно изображается коленопреклонённой пред Христом и протягивающей к Нему руки. Картины, посвящённые Воскресению и явлениям воскресшего Христа ученикам, создавали Тициан, Караваджо, Корреджо, Грюневальд, Альтдорфер, Рубенс и многие другие. В православной художественной традиции этот сюжет встречается реже ― само Воскресение Спасителя здесь всегда считалось неизобразимым по сокровенности таинства. Художники, бравшиеся за этот сюжет, стремились передать эмоциональную наполненность евангельского события, контрастность состояний и чувств персонажей: смертная женщина встречается с воскресшим Сыном Божиим. Некоторые старые мастера изображали Христа с лопатой в руках или в шляпе ― чтобы напомнить, что Мария поначалу приняла Его за садовника. У Иванова было своё отношение к теме. Для него главное ― показать встречу человека с величайшим чудом, изобразить момент приобщения смертного к миру вечной жизни. Расположение фигур задано и смыслом евангельского эпизода, и сложившейся художественной традицией: порывистое движение восхищённой Марии останавливает величественный жест Христа: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему» (Ин 20: 17). Охваченная бурной радостью, потрясённая увиденным, Мария не в состоянии постичь, что свершилось великое таинство и перед ней уже не Учитель, какого знала она, а Сын Божий. И потому воскресший Спаситель сдерживает её порыв: контакт с Ним на материальном уровне уже невозможен. Для Иванова было очень важно передать внутренний драматизм события. И, конечно, это ему удалось. Зритель приобщается к живому, страстному переживанию физической утраты Учителя, который ещё недавно был для Марии реален, осязаем. И в тот же миг происходит духовное обретение (ещё до конца не осознанное) воскресшего Христа, обретение, открывающее ― путь в вечность тем, кто в Него уверовал. В этом евангельском эпизоде сходятся прошлое, настоящее и будущее, историческое время преобразуется в метафизическое.[7]

  Светлана Степанова, «Явление Христа Марии Магдалине», 2010
  •  

Уничтожение «сада, где мы портвейн пили», ― это уничтожение связи с Серебряным веком, создавшим наиболее устойчивую мифологему Летнего сада, сохранившуюся в советском андеграунде, который, пия этот пресловутый портвейн, был уверен, что присоединяется к шествию теней «от вазы гранитной до двери дворца»; теперь же андеграунд как раз и претендует на роль интеллектуальной элиты, и особенно скорбит. Вопль этот особого сочувствия у меня не вызывал, так как вся культурная связь, в общем-то, портвейнопитием и ограничилась. И ни на что другое, кроме как мусолить до дыр «замертво спят сотни тысяч шагов», андеграунд оказался неспособным, так что на решетке Летнего сада не оказалось начертано Noli me tangere (Не тронь меня), которое могло бы хоть как-то власть, Летним садом распоряжающуюся, сдержать. Никто ничего не написал и не сделал, не сделал даже самого простого, не приковал себя в знак протеста к фельтеновской решетке. Так что мы сами во всем виноваты, и что уж теперь задним числом вопить, тем более что, так как я как раз перед закрытием в Летний сад ходил особенно часто, то остро ощущал его умирание, видел, что скульптуры надо спасать, ибо они тают на глазах, прямо как куски сахара в стакане чая.[5]

  Аркадий Ипполитов, «Эпоха Воссоздания», 2012

Noli me tangere в беллетристике и художественной прозе[править]

  •  

Модный художник Кок написал портрет киноактрисы Дорианны Карениной. Фирма кремов для лица приобретала у нее право помещать на плакатах репродукцию с портрета в виде рекламы своей губной помады. На портрете Дорианна держала прижатой к голому своему плечу большую плюшевую Чипи. Горн из Нью-Йорка тотчас предъявил фирме иск. Всем прикосновенным к этому делу было в конце концов важно только одно ― побольше пошуметь: о картине и об актрисе писали, помаду покупали, а Чипи, уже теперь тоже ― увы! ― нуждавшаяся в рекламе, дабы оживить хладевшую любовь, появилась на новом рисунке Горна со скромно опущенными глазами, с цветком в лапке и с лаконичной надписью «Noli me tangere».
«Он, видимо, любит своего зверя, этот Горн», ― заметил однажды Кречмар, обращаясь к своему шурину Максу, добрейшему, тучному человеку с угреватыми складками кожи сзади над воротником.[8]

  Владимир Набоков, «Камера обскура», 1933
  •  

В «Раю для детей» вместо санок на окнах уже красовались мячи. Уже лица у людей становились коричневыми. Я оставил латинский язык.
― Все равно всего курса я не успею пройти, ― говорил я, и, кроме того, мне теперь стало ясно, что я не хочу быть врачом. Я успел из уроков латыни узнать, между прочим что «Ноли ме тангере», подпись под картинкой с Христом в пустыне и девицей у ног его, значит «Не тронь меня». Снова на нас надвигались экзамены. Снова мы трусили, что «попечитель учебного округа» может явиться к нам.[4]

  Леонид Добычин, «Город Эн», 1935
  •  

Нас вспомнила в Витебске дама, приезжавшая к нам, когда умер отец. На открытке с картинкой, называвшейся «Ноли ме тангере», она нас поздравила с пасхой и сообщила нам, что ее дочь вышла замуж за господина из немцев, помещика, и что они уезжают в имение и сама она тоже собирается двинуться с ними. Уже начинались экзамены. Был светлый вечер. <...>
Даме из Витебска мы написали поздравление с пасхой. В ответ мы получили открытку с картинкою «Ноли ме тангере». Эту картинку она уже нам присылала однажды. На ней перед голым и набросившим на себя простыню Иисусом Христом, протянув к нему руки, на коленях стояла интересная женщина. Мы посмеялись немного. Прочтя же, маман стала плакать.[4]

  Леонид Добычин, «Город Эн», 1935
  •  

На столе я увидел фотографию, прикрытую толстым стеклом: рядом с мужем, обставленная симметрично троими детьми, Софи, грузная, с скучным лицом, опирается на балюстраду, обитую плюшем с помпончиками.
― Кто сказал бы, ― подумал я с грустью, ― что это она так недавно, прекрасная, распростиралась у ног Либермана, играя с ним в драме, и так потрясала присутствующих, ломая перед ним свои руки, в то время, как он, отшатнувшись, стоял неприступный, как будто Христос на картинке, называемой «Ноли ме тангере»?[4]

  Леонид Добычин, «Город Эн», 1935
  •  

«Эх, какой момент для заговоренного паса! Жаль, это не драконбол!» – мелькнула озорная мысль.
Наконец Глеб нашел ее и резко бросил ступу вверх. Они сблизились. Таня с запрокинутой вниз головой, только еще завершавшая маневр, и ступа юного некромага.
– Noli me tangere! (Не тронь меня!) – проворчал перстень Феофила Гроттера.
Они находились точно над центром острова – там, где в единой магической пуповине внешнего купола сходились все семь разноцветных радуг. Таня интуитивно чувствовала, что еще немного, и придется произнести Грааль Гардарика, в противном случае они столкнутся с внешней защитной магией Буяна.[9]

  Дмитрий Емец, «Таня Гроттер и колодец Посейдона», 2004

Noli me tangere в стихах[править]

  •  

Но женщин души не устанут,
Как горный ключ, струить любовь:
«Он обманул… иль был обманут…
Но Он страдал и пролил кровь
Несут ко гробу ароматы,
Но пустотой зияет он…
И тут же веет слух крылатый,
Что труп врагами унесен.
Тогда, всем горестям услада,
К Марии сходит сам Христос,
Но в нем ей мнится сторож сада, ―
Она к нему: «Не ты ль унес…»
И, слыша речи роковые
Не могшей победить искус,
«Noli me tangere, Maria!» ―
Ей отвечает Иисус.[2]

  Валерий Брюсов, «Прошел печально день субботний...» (из цикла «В эпическом роде: Надписи к гравюрам», сборник «Все напевы»), 1906
  •  

Твоей душе покой предписан, ―
не осуждай и не кляни.
От длинной тени кипарисов
не убегут хмельные дни.
Как ветер клонит дикий куст,
с него срывая лепестки,
так Он сорвет с печальных уст
слова томленья и тоски.[3]

  Илья Эренбург, «Бежим куда-нибудь, но дальше, дальше...» (NOLI ME TANGERE), 1913

Источники[править]

  1. 1 2 А. И. Герцен, «Былое и думы» (часть пятая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866)
  2. 1 2 В. Брюсов. Собрание сочинений в 7-ми т. — М.: ГИХЛ, 1973-1975 гг.
  3. 1 2 И. Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. СПб.: Академический проект, 2000 г.
  4. 1 2 3 4 Л. И. Добычин. Город Эн. — М., 1935 г.
  5. 1 2 Аркадий Ипполитов Эпоха Воссоздания. — М.: «Русская жизнь», 2012 г.
  6. Эренбург И.Г. «Портреты современных поэтов». — СПб.: Журнал «Нева», 1999 г.
  7. Светлана Степанова. Явление Христа Марии Магдалине. — М.: «Наука и религия», № 9, 2010 г.
  8. Набоков В.В. Собрание сочинений в 6 томах. Том шестой. — Анн Арбор: Ардис Пресс, 1988 г.
  9. Дмитрий Емец. «Таня Гроттер и колодец Посейдона». — М.: Эксмо, 2004 г.

См. также[править]