Фредери́к Франсуа́ Шопе́н (фр.Frédéric François Chopin; Фриде́рик Франци́шек Шо́пенпольск.Fryderyk Franciszek Szopen; 1810—1849) — польский композитор и пианист.
Вкусы кружка тяготели к Глинке, Шуману и последним квартетам Бетховена. <...> Шопен приравнивался Балакиревым к нервной светской даме. Начало его похоронного марша (b-moll) приводило в восхищение, но продолжение считалось никуда не годным. Некоторые мазурки его нравились, но большинство сочинений его считалось какими-то красивыми кружевами и только.
Иногда Шопен вводит в танец хватающий за душу элемент скорби, прежде неслыханный. <…> Иногда трагическое чувство становится величественным. (Полонез-фантазия, оп. 61). До такой степени величественным, что в нём обнаружили целую эпопею. Искренность переживаний – скорби или героизма – предохраняет от напыщенности.[1]:213
— Морис Равель, из статьи «Полонезы, ноктюрны, экспромты, баркарола»
Часто повторяемый упрёк. В творчестве Шопена нет эволюции. Пусть так. Зато пышный расцвет. Полонез-фантазия, Посмертный прелюд (оп.46), Баркарола (оп.60).[1]:213
— Морис Равель, из статьи «Полонезы, ноктюрны, экспромты, баркарола»
Шопен колоссально музыкален. Он несравненно музыкальнее всех современников, и с его данными можно было бы стать величайшим композитором мира, но, к сожалению, музыкальность эта не находилась в соответствии с широтой его умственного кругозора. История музыки знает такие случаи, когда эти две стороны не находились в соответствии. <...> Поразительно в Шопене то, что он, как композитор, почти не эволюционировал. Чуть не с первого орus'а это был уже законченный композитор, с ярко определённой индивидуальностью. Это была гордая, высоконравственная натура, которая целиком отразилась в его творчестве. Можно, не читая биографии Шопена, рассказать её, изучив его сочинения, — настолько ярко это отражение.
В душе что-то бурной волною росло, Глаза застилались слезами.
И было и стыдно, и чудно светло,
И плакал Шопен вместе с нами. [2]
— Зинаида Гиппиус, «Осенняя ночь и свежа, и светла...», 1888
Удар, другой, пассаж, ― и сразу
В шаров молочный ореол
Шопена траурная фраза
Вплывает, как больной орёл.
Под ним ― угар араукарий,
Но глух, как будто что обрёл,
Обрывы донизу обшаря,
Недвижный Днепр, ночной Подол.[3]
Опять Шопен не ищет выгод, Но, окрыляясь на лету, Один прокладывает выход Из вероятья в правоту. <...>
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звёзды смотрит прошлый век.[3]