Кризисы типа «что делать?» : стреляться, бежать за границу, жениться? ― преобразуются в творческие взрывы 1825, 1830, 1833 годов, сравнимые со стихийными бедствиями. Стихии природы, страсти, азарта, битвы, гения и судьбы сплетаются воедино ― в безумие мира. [4]
Самое желанное ― быть здоровым. И понятно, каким чуждым, ― может быть, даже смешным, ― должен был казаться древнему эллину этот новый бог, в основу служения себе полагавший именно безумие, и безумие это признававший священным. Как Пенфей в еврипидовых «Вакханках», гомеровский грек должен был видеть «великий позор для эллинов» в загоравшемся пожаре вакхических неистовствований. Но время было уже не то.[5]
― Это, с твоей стороны, безумие, но оно пленительно!
― Пойдем, я покажу тебе дорогу. ― Княжна отодвинула ширму, отперла стеклянную дверь и провела его коридором до входной двери. ― Я буду в назначенный день оставлять эту дверь отпертою. Сергей Сергеевич шел за нею, как в тумане, всецело подчиняясь ее властной воле. «Это ― безумие, это ― безумие! ― неслось в его уме. ― Но если это откроется, то лишь ускорит свадьбу!»[6]
Есть на земле роскошный, навевающий мистический ужас, цветок, с одуряющим запахом, уродливый и до безумия, до содрогания красивый — порождение тайных сил тропической природы.
Цветок этот — орхидея. Так красивы в своём мистико-безумном содрогании и орхидеи мировой литературы — произведения Эдгара Поэ.
С чуткой и неясной душой, глубокий и безумный в своей глубине, поэт, доверчивый к ласке, как ребёнок, фантазёр, ещё в юношестве мечтающий о героических подвигах — Эдгар Поэ подарил человечеству чудные творения свои, полные тайной тревоги, безумия и ужаса.
Когда явишься ты в среде малого стада, в сонме племени нового израиля, и божьи люди станут молиться на твоих глазах истинной молитвой, не подумаешь ли ты по-язычески, не скажешь ли в сердце своем: «Зачем они хлопают так неистово в ладоши, зачем громко кричат странными голосами?..» А когда услышишь вдохновенные, непонятные тебе речи, не скажешь ли: «Безумие это, сумасбродство»?.. Мало того ― не скажешь ли ты самой себе: «Это кощунство». Так всегда говорит про божьих людей слепой и глухой языческий мир, так, пожалуй, скажешь и ты, потому что ты язычница.[8]
Наши высшие прозрения должны — и обязательно! — казаться безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого.
Я думаю, что разум сегодняшнего дня подобен плоской земле средневековья. Если зайдёшь слишком далеко, то считается, что свалишься — в безумие. А люди этого очень боятся. Думаю, эта боязнь безумия сравнима со страхом упасть с края мира, который у людей когда-то был. Или с боязнью еретиков. Очень близкое сходство. — перевод: М. Немцов, 1989
I think present-day reason is an analogue of the flat earth of the medieval period. If you go too far beyond it you're presumed to fall off, into insanity. And people are very much afraid of that. I think this fear of insanity is comparable to the fear people once had of falling off the edge of the world. Or the fear of heretics. There's a very close analogue there.
Мир полон безумцев; если не хочешь на них смотреть, запрись у себя дома и разбей зеркало.[7]
— французское изречение
― А вы останьтесь, прошу вас. Она замучилась, пала духом и уверяла себя теперь, что отказывать порядочному, доброму, любящему человеку только потому, что он не нравится, особенно когда с этим замужеством представляется возможность изменить свою жизнь, свою невеселую, монотонную, праздную жизнь, когда молодость уходит и не предвидится в будущем ничего более светлого, отказывать при таких обстоятельствах ― это безумие, это каприз и прихоть, и за это может даже наказать бог.[9]
Но вернемся к тому, что пишет Порталь о зеленом цвете: «…Цвет возрождения души и мудрости, он одновременно означал моральное падение и безумие. Шведский теософ Сведенборг описывает глаза безумцев, томящихся в аду, зелеными. Один из витражей Шартрского собора представляет искушение Христа; на нем сатана имеет зеленую кожу и громадные зеленые глаза… Глаз в символике означает интеллект. Человек может направить его на добро или на зло. И сатана, и Минерва ― и безумие и мудрость ― оба изображались с зелеными глазами…»[10]
Я сорвала немую иммортель
И подошла к колодцу. Парил зной.
За мной следил докучный, звонкий шмель,
Сверлил мой ум серебряной струной.
Проклятый шмель, кровавое зерно
Всех мук земных, отчаянье и зло,
Ты мне открыл таинственное дно,
Где разум мой безумье погребло!..[11]
