Шмель

Шмель

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Шмель, шмели́ (лат. Bombus) — крупное перепончатокрылое мохнатое насекомое из рода шмель семейства настоящих пчёл. Шмели во многих отношениях близки к медоносным пчёлам, однако отличить шмеля от пчелы может и ребёнок, настолько у шмеля характерный вид и комплекция.

Шмель в афоризмах и коротких цитатах

	Шмелем князь оборотился, Полетел и зажужжал...
	— Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831

	Мохнатый шмель — на душистый хмель, Мотылёк — на вьюнок луговой...
	— Редьярд Киплинг, «За цыганской звездой», 1892

	За мной следил докучный, звонкий шмель, Сверлил мой ум серебряной струной.
	— Мирра Лохвицкая, «Шмель», 1898

	...шмель, в детский кулак величиною, пронзал колибри острым, как шпага, жалом и тут же погибал, схваченный на лету хищным сорокопутом…
	— Александр Амфитеатров, «Морская сказка», 1899

	...в дупле послышалось жужжание, а затем оттуда стали вылезать шмели. Значит, внутри дерева было их гнездо. Но тогда куда же девалась змея? Неужели она залезла к шмелям? Почему в таком случае шмели не подняли тревоги...
	— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

	Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей...
	— Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

	...шмель, мать его душу, бесполезная скотина! На кой хрен его бог сочинил?
	— Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973

	...к стволу, горизонтально гудя, подлетал и, стукаясь, отлетал тяжкий шмель, и мальвы у терраски, как маленькие локаторы, обнаружив в воздухе тихоходного этого бомбовоза, напрасно ждали, чтобы он заполз в разинутые их водянистого цвета нутра...
	— Асар Эппель, «На траве двора», 1992

	Тяжёлые шмели неторопливо и неуклонно обследуют каждый цветок, в воздухе стоит гул, пахнет мёдом и брусничным вареньем...
	— Святослав Логинов, «Марш-бросок по ягодным палестинам», 2007

Шмель в научной и научно-популярной прозе

Кречмер, который много сделал для выяснения биологического значения истерических реакций, указал, что у некоторых животных, попавших в опасное положение, развиваются особые реактивные состояния, дающие возможность иногда уйти от опасности, именно двигательная буря и рефлекс мнимой смерти. В первом случае, как бывает со шмелём, залетевшим в комнату через форточку, насекомое бросается из стороны в сторону, пока случайно не попадет, куда нужно; во втором оно, как бывает с жуком, взятым в руки, делается совсем неподвижным, точно мёртвым, пока не будет выброшено, после чего через некоторое время начинает подавать признаки жизни.

— Василий Гиляровский, «Психиатрия», 1954

Подземное существование петрова креста продолжается в течение десяти месяцев. И только весной побеги этого растения на несколько недель показываются на поверхности земли, да и то лишь с одной целью ― отцвести и дать семена. Насекомых-опылителей, в особенности шмелей, цветки привлекают тонким ароматом. Опыляются они пыльцой, принесённой с других цветков, успевших распуститься раньше. Если шмелей мало и часть цветков осталась неопылённой, к моменту их отцветания тычинки вырастают настолько, что пыльники заметно выступают за край венчика.

— Наталья Василенко, «Нахлебники, приспособленцы и просто красавцы», 2009

Шмель в публицистике и документальной прозе

Одна догадка, пришедшая мне в голову, кажется, уже после окончания университета, представляется мне и до сих пор заслуживающею проверки. Острая боль от ужаления пчелою, шмелём или осою наводит на мысль, что эти насекомые вонзают свое жало прямо в концевые нервные аппараты в коже. Для этого необходимо допустить, что они особенно отчетливо воспринимают в теле поражаемого ими животного его нервные ткани.

— Николай Лосский, «Воспоминания: жизнь и философский путь», 1968

	Под ногами пружинит кочкарник, в эту дивную пору весь покрытый сплошным бело-розовым ковром цветущей брусники. Тяжёлые шмели неторопливо и неуклонно обследуют каждый цветок, в воздухе стоит гул, пахнет мёдом и брусничным вареньем ― аромат этот забивает даже запах разогретой смолы и багульника.
	— Святослав Логинов, «Марш-бросок по ягодным палестинам», 2007

Шмель в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

На опушке леса стояла старая развалившаяся фанза. Тут мы сели на камни и стали ждать коней. Вдруг длинная тёмная полоса мелькнула в стороне. Стрелки бросились туда. Это было какое-то большое пресмыкающееся. Оно быстро скользило по траве, направляясь к кустарникам. Стрелки бежали по сторонам, не решаясь подойти к нему близко. Их пугали размеры змеи. Через минуту она доползла до дерева, лежащего на земле, и скрылась в нем. Это был древесный обломок с гнилой сердцевиной около 4 метров длиной и 15 сантиметров в диаметре. Мерзляков схватил палку и стал тыкать ею в отверстие. В ответ на это в дупле послышалось жужжание, а затем оттуда стали вылезать шмели. Значит, внутри дерева было их гнездо. Но тогда куда же девалась змея? Неужели она залезла к шмелям? Почему в таком случае шмели не подняли тревоги, какую они подняли тогда, когда мы просунули в дупло палку? Это заинтересовало всех. Стрелки стали разрубать дерево. Оно было гнилое и легко развалилось на части. Как только дерево было расколото, мы увидели змею. Она медленно извивалась, стараясь скрыться в рухляке. Однако это ее не спасло. Казак Белоножкин ударил змею топором и отсек ей голову. Вслед за тем змея была вытащена наружу. Это оказался полоз Шренка (Coluber Schrenckustr). Он был длиной 1,9 метра при толщине 6 сантиметров. Внутри дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось. Птичий пух, клочки шерсти, мелкая сухая трава и кожа, сброшенная ужом при линянии, свидетельствовали о том, что здесь находилось его гнездо, а ближе к выходу и несколько сбоку было гнездо шмелей. Когда змея вылезала из дерева или входила в него, она каждый раз проползала мимо шмелей. Очевидно, и шмели и уж уживались вместе и не тяготились друг другом.

— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

	В беседку залетел большой шмель. Бунинский прямо: «Чёрный бархатный шмель, золотое оплечье». Он тревожно гудел, жужжал, крылышки его вибрировали в воздухе, в метре от меня. И вот перестал шмель петь. И словно его и не было. Куда он девался? Где-нибудь здесь, наверное. Спрятался, что ли? Почему тогда ― рядом со мной? Белые бабочки ну только что кружились над клумбой с цветами. А теперь их нет.
	— Владимир Алейников, «Тадзимас», 2002

Шмель в беллетристике и художественной прозе

Однажды бедного Грибуля бранили и обижали больше обыкновенного, он пошел по привычке к старому дубу поплакать о своем горе. Вдруг он почувствовал, что его что-то укусило в руку и, осматриваясь, увидел большого шмеля, который сидел не двигаясь и смотрел на него с презрением. Грибуль взял его за крылья, посадил на ладонь и сказал: — Я тебе ничего не сделал, за что же ты меня кусаешь? Неужели и животные так же злы, как люди? Впрочем, это естественно: они животные, а люди должны были бы подавать им хороший пример. Лети и будь счастлив, я не убью тебя, хотя ты принял меня за врага, но, как видишь, ошибся, к тому же смерть твоя не вылечит меня от боли. Шмель вместо ответа начал выгибать спину и водить лапками по крыльям и носу. Он поступил, как настоящий шмель, которому приятно и который позабыл, что сию же минуту нанес обиду.

— Жорж Санд, «Грибуль» («Бабушкины сказки»), 1875

— Как, — спросил Грибуль, — разве гений может существовать в таком ничтожном виде и жить целые века жизнью животного? — Это случается сплошь и рядом, — отвечала волшебница. — Они ничем не отличаются от обыкновенных животных, исключая чувство собственного ничтожества, стыда и печального бессмертия. Когда ты явился на свет, царь шмелей был в этом превращении уже триста восемьдесят восемь лет. Тебе триста восемьдесят восемь лет кажутся очень долгим сроком, но для бессмертных существ это ничего не значит, и наказание было еще не очень жестоко. — Каким же образом царь шмелей, превратись в простого глупого шмеля, мог находиться во дворце царицы волшебниц, когда вы пришли просить позволения сделать меня счастливым? — спросил Грибуль, отличавшийся всегда быстрым соображением.

— Жорж Санд, «Грибуль» («Бабушкины сказки»), 1875

	Козявочка едва унесла ноги от сердитого Шмеля. Она присела на травку, облизала ножки, запачканные в цветочном соку, и рассердилась. — Какой грубиян этот Шмель… Даже удивительно!.. Ещё ужалить хотел… Ведь всё моё — и солнышко, и травка, и цветочки.
	— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Сказочка про Козявочку» (из цикла «Алёнушкины сказки»), 1880-е

	Птицы и насекомые летели, любили и убивали. Колибри кувыркался в воздухе, ловя мошек, чтобы накормить свою, сверкающую изумрудными и рубиновыми огнями, подругу — сидящую на яйцах в развилке двух веточек смоковницы. Мохнатый, точно гусёнок, шмель, в детский кулак величиною, пронзал колибри острым, как шпага, жалом и тут же погибал, схваченный на лету хищным сорокопутом…
	— Александр Амфитеатров, «Морская сказка», 1899

А под амбарами оказались кусты белены, которой мы с Олей однажды наелись так, что нас отпаивали парным молоком: уж очень дивно звенела у нас голова, а в душе и теле было не только желанье, но и чувство полной возможности подняться на воздух и полететь куда угодно… Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей, присутствие которых под землей мы угадывали по глухому, яростно-грозному жужжанию. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зёрен на огороде, вокруг риги, на гумне, за людской избой, к задней стене которой вплотную подступали хлеба и травы!

— Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

― На жизнь зачем сердиться? И на меня огрызаться ни к чему, я постарше, могу и совет подать. ― Советчиков расплодилось… Тоже выискался профессор кислых щей, ― криво усмехнулся кавалерист. Опрокинулся на спину, взял цигарку, почадил, жадно глотая махорочный дым. ― Ты, горбун, на шмеля похож. Жужжишь под ухом, жужжишь! А шмель, мать его душу, бесполезная скотина! На кой хрен его бог сочинил? Не ответишь, горбун, куда тебе! Кишка тонка! На, докуривай!

— Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973

― Скоро дойдем. Я почему, сынок, в дальний-то липняк навостряюсь? А потому, что ближний-то больно уж красив. Больно в силе он состоит, цветущ больно, и трогать его не надо. Лучше вглубь сходим: ног нам не жалко. А липняк этот пусть уж цветёт пчелам на радость да народу на пользу. ― Тять, а шмели к липе летят? ― Шмели? Шмели, сынок, всё больше понизу стараются: тяжелы больно. Клевера обхаживают, цветы всякие. В природе тоже свои этажи имеются.

— Борис Васильев. «Не стреляйте в белых лебедей». 1973

Вздыбленный подсолнуховый ствол был толст и с набухшими вдоль зеленоватыми жилами. От жары его разгорячённое устройство напряглось, и потому возникало даже ощущение некоторой неловкости, тем более что вверх по набухшей жиле старательно вползала божья коровка, тревожа, надо понимать, ножками тусклую кожицу бессовестного остолопа. Ещё к стволу, горизонтально гудя, подлетал и, стукаясь, отлетал тяжкий шмель, и мальвы у терраски, как маленькие локаторы, обнаружив в воздухе тихоходного этого бомбовоза, напрасно ждали, чтобы он заполз в разинутые их водянистого цвета нутра и мохнатыми лапками, свисающими с натужно вибрирующего внутренним гудом кузова, навёл там сладкий порядок. Однако полновесный, как медная пуля, сластолюбец упорно интересовался постичь подсолнуховый стебель, поражаясь торчанию из земли этого посоха, а всего более боковой вспухшей жиле, и разглядывал поэтому своими невесть как устроенными глазами невесть что на невесть отчего напрягшемся организме растения. <...> Самолёт подлетал, громко рокоча, однако видно его всё ещё не было. Шмель, до сих пор настырно тыкавшийся в околоподсолнуховую прослойку, оттого что Валька вскочила, сипло гуднул, метнулся и безошибочно вдарился в нутро вовсе уж разинувшейся мальвы, где сразу завозился, захрюкал, словно бы уже часа два как в ней хозяевал. От его влёта мальва отшатнулась на своём водянистом стебле и на какое-то время осталась откинутой, чтобы, упаси Бог, не выронить мохнатое и ворочающееся счастье.

— Асар Эппель, «На траве двора», 1992

Шмель в поэзии

Шмель на цветке эхинацеи

	И опять она его Вмиг обрызгала всего. Тут он очень уменьшился, Шмелем князь оборотился, Полетел и зажужжал; Судно на море догнал, Потихоньку опустился На корму — и в щель забился.
	— Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831

	А царевич хоть и злится, Но жалеет он очей Старой бабушки своей: Он над ней жужжит, кружится — Прямо на нос к ней садится, Нос ужалил богатырь: На носу вскочил волдырь. И опять пошла тревога: «Помогите, ради бога! Караул! лови, лови, Да дави его, дави… Вот ужо! пожди немножко, Погоди!..» А шмель в окошко, Да спокойно в свой удел Через море полетел.
	— Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831

	Мохнатый шмель — на душистый хмель, Мотылёк — на вьюнок луговой, А цыган идёт, куда воля ведёт, За своей цыганской звездой!
	— Редьярд Киплинг, «За цыганской звездой», 1892

	Я сорвала немую иммортель И подошла к колодцу. Парил зной. За мной следил докучный, звонкий шмель, Сверлил мой ум серебряной струной. Проклятый шмель, кровавое зерно Всех мук земных, отчаянье и зло, Ты мне открыл таинственное дно, Где разум мой безумье погребло!..
	— Мирра Лохвицкая, «Шмель», 1898

	Всё здесь нежит глаз и ухо Ласкою весёлой. Прожужжала где-то муха, Шмель гудит тяжёлый.
	— Константин Бальмонт, «Глушь», 1899

	Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу… В окно зарница глянула тревожно… Притихший соловей в сирени на валу Выводит трели осторожно.
	— Иван Бунин, «Под вечер», 1904

	Хмель я, смеющийся Хмель, Пчела прожужжит, или шмель, Всё цветёт расцветающий Хмель.
	— Константин Бальмонт, «Заговор хмеля», 1906

	Вблизи цветка качалась чашка; С червём во рту сидела пташка. Жужжал угрозой синий шмель, Летя за взяткой в дикий хмель.
	— Велимир Хлебников, «Вила и Леший», 1912

	— Конец твоим алым! Жалом, жалом, жалом! — Ай — жаль? — Злей — жаль! С одной пей! Ай, шмель! Во — весь Свой — хмель Пей, шмель! Ай, шмель!
	— Марина Цветаева, «Под порогом», 1922

	Каминный кактус к нам тянет колючки, И чайник ворчит, как шмель… У Лизы чудесные тёплые ручки И в каждом глазу – газель.
	— Саша Чёрный, «Мой роман», 1927

См. также

• Пчела
• Стрекоза
• Муравей
• Тутовый шелкопряд
• Зорька
• Муха
• Комар
• «Полёт шмеля»