Мания величия

Материал из Викицитатника
Мания величия

Кот смотрит на себя в зеркало и видит себя львом - бред величия
Статья в Википедии

Ма́ния вели́чия (а также Бред вели́чия или Мегалома́ния) — в строгом смысле слова, клинический симптом ряда психических и органических болезней (не следует путать с банальным бахвальством или болезненным самолюбием). Как правило, мания величия сопровождается частичной или полной потерей адекватного восприятия себя в контексте реальности в сторону явной переоценки собственного значения. Мужчины (доминантные самцы) подвержены мании величия значительно чаще, чем женщины.

В обыденной, повседневной речи эта характеристика чаще всего используется уничижительно: как ирония, насмешка или выражение презрения.

С точки зрения современной психиатрии бред (или мания) величия не считается отдельным расстройством психики, но рассматривается как один из симптомов, присущих разным психическим расстройствам — например, паранойе или маниакальному синдрому. По мнению французского физиолога Поля Реньяра, самый яркий пример мании величия в литературе — это Дон Кихот.[1]:229

Мания величия в афоризмах и кратких высказываниях[править]

  •  

Называть себя в печатных изданиях «Мы» имеют право только президенты, редакторы и больные солитёром.

  Марк Твен, 1890-е
  •  

Если бы не моё пресловутое презрение к себе, легко можно было бы впасть в своеобразную манию величия.[2]

  Леонид Андреев, Дневник, 1897
  •  

Немцы — это бельгийцы, страдающие мегаломанией… Пруссак — это славянин, забывший, кем был его дед…[3]

  Конрад Аденауэр, 1950-е
  •  

Комплекс неполноценности: ревновать жену к каждому мужчине; мания величия: считать, что она любит вас одного.

  Борис Крутиер
  •  

У меня нет мании величия. Великие люди этим не страдают.

  Стас Янковский
  •  

Мегаломания ― вот тюрьма! Всем тюрьмам тюрьма![4]

  Андрей Рубанов, «Сажайте, и вырастет», 2005

Мания величия в аналитике, публицистике и документальной прозе[править]

  •  

Прежде всего, в древности, а у некоторых народов и поныне, многие из тех, кто одержим манией величия, — мы теперь их отправляем без всякого стеснения в психиатрические лечебницы, — внушали народу в качестве прорицателей нечто вроде священного страха и суеверного уважения, ограждавшего их от последствий признанного сумасшествия. И в наше время можно найти (особенно среди невежественных обитателей Африки) людей, окруженных самым почтительным уважением, иногда увлекающих за собой массы, сеющих восстания и ставящих в затруднительное положение армии великих держав. Между тем эти люди в действительности только маньяки, одержимые манией величия или же паралитики первого периода.[1]:225-226

  — Поль Реньяр, «Умственные эпидемии» (Мания величия), 1889
  •  

Самое изумительное воплощение этого типа дано нам в бессмертном Дон Кихоте. Он — рыцарь, а потому ему необходим панцирь, который он изготовил из картона[комм. 1], но это его не тревожит, так как панцирь на вид блестящ и крепок. Таз Мамбрина — всего лишь посуда для бритья, но мономаньяк назвал его иначе, и для него этого достаточно. Он восстановит справедливость на этом свете, одержит победу над великанами и останется неизменно верен воображаемой красоте Тобосской служанки[комм. 2]. Когда установлена первая идея бреда, все остальное становится ясным и развивается последовательно, вплоть до бедного Санчо Пансы, ожидающего прибытия на остров. В счастливые минуты прояснения рассудка последний даёт нам характерный пример заразительности сумасшествия, которая так часто встречается в жизни. Можно сказать, что мы обязаны Сервантесу неподражаемым описанием мании величия. Самый добросовестный психиатр не отказался бы под ним подписаться.[1]:225-226

  — Поль Реньяр, «Умственные эпидемии» (Мания величия), 1889
  •  

Привычку молодого человека произносить свысока приговоры можно объяснить унаследованной самоуверенностью. Развитая в Артуре Шопенгауэре вера в свою непогрешимость, его мания величия и угрюмость, бесспорно, возникли на почве прирожденной ненормальности нервной системы, и их, конечно, нельзя поставить в вину юноше, как нечто вытекающее из своеволия[5]

  Эрнест Ватсон, «А. Шопенгауэр. Его жизнь и научная деятельность», 1891
  •  

Его <Фридриха Ницше> мания величия обнаруживается только в исключительных случаях в самомнении, чудовищном, но всё же ещё понятном. По большей части к ней примешивается сильная доза мистицизма и веры в свою сверхъестественность. Простым самомнением можно признавать, когда он, например, говорит: «Что касается моего Заратустры, то я не допускаю, чтобы его понял тот, кто не чувствовал себя когда-нибудь уязвлённым каждым его словом и кто им когда-либо не восторгался: только тогда человек может пользоваться привилегией благоговейно приобщиться к халкионской стихии, которой порождён этот труд, к его солнечной ясности, шири, дали и определённости».[6]

  Макс Нордау, «Фридрих Ницше», 1892
  •  

Мистицизм и мания величия Ницше проявляются не только в его сколько-нибудь связных мыслях, но и в его общей манере выражаться. Мистические числа «три» и «семь» встречаются у него часто. Если он проникнут сознанием собственного величия, то и внешний мир представляется ему великим, далёким, глубоким, и слова, выражающие эти понятия, пестрят на каждой странице, почти в каждой строке.[6]

  Макс Нордау, «Фридрих Ницше», 1892
  •  

Они без умолку болтают, так и сыплют блестящими остротами и каламбурами, дерутся в одиночку против десяти, любят, как Геркулес в феспийскую ночь, словом, вся их жизнь проходит в беспрерывной борьбе, в порывах сладострастия, в опьянении и блеске. Это своего рода мания величия с гладиаторскими, донжуанскими и монтекристовскими представлениями, безумная растрата физических сил, веселья, золота.[6]

  Макс Нордау, «Прерафаэлиты», 1892
  •  

Тѣмъ съ большимъ любопытствомъ познакомился я съ двумя поэтами-декадентами на журъ-фиксѣ и внимательно наблюдалъ ихъ, имѣя одного сосѣдомъ, а другого ― своимъ vis-à-vis за ужиномъ. Это были совсѣмъ молодые люди, видимо восхищённые собой, какъ Нарциссъ, и даже, казалось мнѣ, страдающіе маніей величія, что и подтвердилось при разговорѣ съ ними. Эта болѣзнь, впрочемъ, весьма распространена между русскими и въ особенности между чиновниками, воображающими себя государственными людьми, и между романистами, поэтами, критиками и актерами, въ чемъ я не разъ имѣлъ случай убѣдиться и о чемъ я сообщу впослѣдствіи болѣе подробно. Оба поэта видимо позировали и старались привлечь на себя общее вниманіе.[7]

  Константин Станюкович, Письма «Знатнаго иностранца», 1897
  •  

Бог ― скорее лексико-грамматическое недоразумение, нежели философско-биологический факт. Его имя имеет только множественное число (Элохим в начале Библии ― это «боги»), а злоупотребление превосходными степенями прилагательных применительно к его качествам выдает его склонность к мегаломании.[8]

  Юрий Буйда, «Щина», 2000
  •  

Направленное на себя либидо <нарциссизм> носит потенциально автоэротический или гомосексуальный характер; чувство всемогущества граничит с манией величия; а архаическая зацикленность на телесной ипостаси и материальных самообъектах [self-objects] — одежде, коже, эрогенных зонах, гениталиях — чревато склонностью к эксгибиционизму и фетишизму.[9]

  Александр Жолковский, «Интертекстуал поневоле», 2003
  •  

Ветхозаветный бог, является, возможно, самым неприятным персонажем всей художественной литературы: гордящийся своей ревностью ревнивец; мелочный, несправедливый, злопамятный деспот; мстительный, кровожадный убийца-шовинист; нетерпимый к гомосексуалистам, женоненавистник, расист, убийца детей, народов, братьев, жестокий мегаломан, садомазохист, капризный, злобный обидчик.

  Ричард Докинз, «Бог как иллюзия», 2006

Мания величия в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]

  •  

Оказалось, что я составляю царицынскую знаменитость. Чего мне пришлось только наслушаться по поводу моей красоты, неотразимости, гордости, недоступности и т. д. ― это просто что-то невероятное. Моего знакомства ищут, меня ловят, мной интересуются до такой степени, что я, всего ожидая в жизни, этим сплошным дурачеством был поражен. Меня ревнуют, из-за меня чуть не дерутся, инсинуируют друг на друга ― одним словом какое-то эротическое помешательство, направленное на мою «гордую и недоступную» особу. Если бы не мое пресловутое презрение к себе, легко можно было бы впасть в своеобразную манию величия.[2]

  Леонид Андреев, Дневник, 1897
  •  

Чесоточный, больной заразительной болезнью, которую неприятно называть, и хирургический больной лежат рядом.
Около них бродит душевнобольной киргиз Наур-Сали.
Как и у большинства сахалинских душевнобольных, помешательство выражается у него в мании величия.
Это — «протест духа». Это — «благодеяние болезни».
Всего лишённые, бесправные, нищие, — они воображают себя правителями природы, несметными богачами, — в крайнем случае, хоть смотрителями или надзирателями.
Киргиз Наур-Сали принадлежит к несметным богачам.
У него неисчислимые стада овец и верблюдов. Он получает несметные доходы... Но он окружён врагами.[10]

  Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», глава «Лазарет», 1903
  •  

Дело в том, что Сионицкая страшно недовольна Рахманиновым; находит, что он плохой оперный дирижер, страдающий манией величия, бессердечием, человек, презирающий как оркестр, так и артистов, и совершенно неподготовленный управлять оперным делом. Когда до нее, Сионицкой, дошли слухи, что я хочу сделать Рахманинова заведующим оперным делом, на Сионицкую нашел страх, и она, предвидя из этого массу осложнений, пришла ко мне советоваться и предупредить, чтобы я этого не делал.[11]

  Владимир Теляковский, Дневники Директора Императорских театров, 1906
  •  

Вероятно, известная прямота Рахманинова не нравится ни артистам оперы, ни оркестровым, и на этом строят его репутацию. Кроме того, всех очень смущает мое предположение сделать из Рахманинова заведующего репертуаром оперы. Говорят про его будто бы политические убеждения, манию величия, бессердечие и т. п., причем будто он мечтает сделаться чуть ни Директором театров.[11]

  Владимир Теляковский, Дневники Директора Императорских театров, 1906
  •  

Однажды, когда я приехал из Киева в Москву, меня пригласил к себе Сталин и, указывая на копию письма, незадолго перед тем направленного к Тито, спросил:
— Читал?
И, не дожидаясь ответа, сказал:
— Вот шевельну мизинцем — и не будет Тито. Он слетит...
Дорого нам обошлось это «шевеление мизинцем». Такое заявление отражало манию величия Сталина, ведь он так и действовал: шевельну мизинцем — и нет Косиора, шевельну ещё раз мизинцем — и нет уже Постышева, Чубаря, шевельну опять мизинцем — и исчезают Вознесенский, Кузнецов и многие другие.
Но с Тито так не получилось. Сколько ни шевелил Сталин не только мизинцем, но и всем, чем мог, Тито не слетел. Почему? Да потому, что в споре с югославскими товарищами за Тито стояло государство, стоял народ, прошедший суровую школу борьбы за свою свободу и независимость, народ, который оказывал поддержку своим руководителям.
Вот к чему приводила мания величия Сталина. Он полностью утрачивал чувство реальности, проявлял подозрительность, высокомерие в отношении не только отдельных лиц внутри страны, но и в отношении целых партий и стран.

  Никита Сергеевич Хрущев, «Доклад XX съезду КПСС о культе личности», 25 февраля 1956 г.
  •  

С основными проблемами бытия я разобрался, но мелочи жизни ставили меня в тупик. Отупение накатывало на меня прежде, чем я успевал понять смысл происходящего. Нормальные люди гораздо быстрее оценивают ситуацию, поскольку их «я» полностью согласуется с их жизненными запросами; мир почти не отличается от их представлений о нём. А человек, идущий не в ногу с остальным миром, либо страдает манией величия, либо подавляет своё «я» до полного уничтожения.

  Генри Миллер, 1960-е
  •  

Но как же скромен и неприхотлив наш отечественный любитель коридоров консерватории! И того немнóгого оказалось вполне достаточно! И если Римский-Корсаков всё больше нажимал на религиозно-эротическое помешательство и <...> манию величия, Глазунов неспешно толковал о “конце света” и музыкальных галлюцинациях, а милый, добрый “Вова” Рахманинов ограничился только скромным указанием на то, что Скрябин совсем сошёл с рельсов и идёт по ложной дороге.[12]:574

  Юрий Ханон, «Скрябин как лицо», 1995
  •  

Назревает и ещё один вопрос: а не перегибает ли палку наш уважаемый автомонограф, считая, что его композиторская продукция достойна, ещё при жизни, столь претенциозного летописного жанра? Заслужил ли он на это право? – Конечно, никто не знает, понадобится ли такой труд истории, но если, вдруг потом выяснится, что понадобился – не окажется ли тогда поздно?...
Есть и ещё один аспект, «снимающий» мою манию величия, – Оскар Уальд однажды сказал: Наивысшая, как и наинизшая форма критики – есть вид автобиографии...[13]:8

  Виктор Екимовский, «Автомонография», 1997
  •  

Есть и ещё один аспект, снимающий обвинения в моей мании величия. И вот он, – Умберто Эко однажды сказал: – «Литература памяти – это последнее прибежище для бездарностей».[13]:358

  Виктор Екимовский, «Автомонография», 1997
  •  

Потому что всё, — да, и я вынужден повторить, — решительно Всё на свете имеет свою цену, вполне конкретную, хотя и выраженную, как правило, – не в деньгах. И господин Сати <...> cлишком хорошо узнал — эту цену, хотя и не сразу. Да... Он узнал... цену — и себе, и окружающим людям; он узнал цену — и вещам, и своему присутствию среди них... <...> Обычно в таких случаях профессионалы ставят поверх них клеймо или печать, даже не стараясь проникнуть в механизмы или явления <...>. «Мания величия»... «Комплекс неполноценности»... «Завышенный уровень притязаний». — Оставим... По правде говоря, я ещё не окончательно готов наигрывать из себя идиота..., — пардон, — одного из вас — по крайней мере, до такóй же степени. А потому скажу сухо и просто. Увы, как правило, люди вокруг Сати были слишком малы и ничтожны, чтобы понимать... или хотя бы видеть своё место.[14]

  Юрий Ханон, «Воспоминания задним числом», 2009

Мания величия в беллетристике и художественной прозе[править]

  •  

Муж своей жены, мелкопоместный титуляр, которому посчастливилось жениться на богатой! Выскочка и юнкер, каких много! Щедринский тип! Клянусь богом, что-нибудь из двух: или он страдает манией величия, или в самом деле права эта старая, выжившая из ума крыса, граф Алексей Петрович, когда говорит, что теперешние дети и молодые люди поздно становятся взрослыми и до сорока лет играют в извозчики и в генералы![15]

  Антон Чехов, «Именины», 1888
  •  

Между прочим, Пепко страдал особого рода манией мужского величия и был убежден, что все женщины безнадежно влюблены в него. Иногда это проявлялось в таких явных формах, что он из скромности утаивал имена. Я плохо верил в эти бескровные победы, но успех был несомненный.[16]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Черты из жизни Пепко», 1890
  •  

Он крепко сжал руками голову и проговорил с тоской:
― Зачем, зачем вы меня лечили? Бромистые препараты, праздность, теплые ванны, надзор, малодушный страх за каждый глоток, за каждый шаг ― всё это в конце концов доведет меня до идиотизма. Я сходил с ума, у меня была мания величия, но зато я был весел, бодр и даже счастлив, я был интересен и оригинален. Теперь я стал рассудительнее и солиднее, но зато я такой, как все: я ― посредственность, мне скучно жить… О, как вы жестоко поступили со мной![17]

  Антон Чехов, «Чёрный монах», 1893
  •  

— Как меня будут преследовать в Париже! Воображаю!
Это — забавная мания. Смесь мании величия с манией преследования.
Они — прекрасные нимфы, и весь мир, переодевшись в фавнов и сатиров, гонится за ними по пятам.
Конторы, банки закрыты. Биржа бездействует. Офицеры взяли отпуска. Все жёны покинуты.
Судьбе было угодно превратить этот водевиль в трагедию.[18]

  Влас Дорошевич, «Знаменитая русская», 1906
  •  

Широкие, обсаженные деревьями улицы. Как археологи, мы стараемся найти среди развалин и реконструировать в нашем сознании довоенный Берлин. Не «логово фашистского зверя», каким он был для нас последние годы. Мы хотим видеть город и людей, которые для многих из нас были действительно символом культуры, до того как ими овладела мания величия.

  Григорий Климов, «Песнь победителя», 1951
  •  

Если однополой любви среди мужчин подвержен один процент, то, естественно, таким же должен быть и процент женщин. И если продолжить — один процент поджигателей, один процент алкоголиков, один процент психически отсталых, один процент сексуальных маньяков, один процент страдающих манией величия, один процент закоренелых преступников, один процент импотентов, один процент террористов, один процент параноиков… Хорошо, слушай спокойно. Прибавим боязнь высоты, боязнь скорости, наркоманию, истерию, одержимых мыслью об убийстве, сифилитиков, слабоумных… — тоже по одному проценту — и получим в общем двадцать процентов... И если ты можешь таким же образом перечислить ещё восемьдесят аномалий — а нет никаких сомнений, что сделать это можно, — значит, совершенно точно, статистически доказано, что все сто процентов людей ненормальны.

  Кобо Абэ, «Женщина в песках», 1962
  •  

― Ты стремишься понять мир, в котором ты живёшь, и передать это понимание другим, ― это понимание и это видение мира. Это, конечно, не все, есть другие побуждения, которые заставляют тебя писать, ― графомания, которой страдают все литераторы, тщеславие, о котором ты говорил, та или иная степень мании величия и периодическая атрофия твоих аналитических способностей, ― потому что если бы этой атрофии не было, ты бы понимал, что книгу, которую ты пишешь, вообще писать не стоит.[19]

  Гайто Газданов, «Эвелина и ее друзья», 1968
  •  

― Наши желания и есть наши тюрьмы, понял? Мегаломания ― вот тюрьма! Всем тюрьмам тюрьма! Хочу денег! Хочу власти! Желаю благополучия! Мечтаю преуспеть! Реализоваться! Хочу самую красивую жену и самых послушных детей! Хочу новых штанов! Золотых часов! Желаю особняков в Малибу, требую полотен Матисса на стенах! Хочу трёх женщин в одной постели! Хочу толпы, славящей мой гений! Вот где ― тюрьмы. Вот где страшные зависимости, камеры, из которых мудрено выйти. Каждый из нас сидит в тысячах тюрем одновременно! Чтобы это понять, мне понадобилось сесть в самую простую…[4]

  Андрей Рубанов, «Сажайте, и вырастет», 2005

Мания величия в стихах[править]

Козьма Прутков
(портрет Л. М. Жемчужникова)
  •  

И только мания величия
Выше всякого приличия.

  Михаил Савояров, «В своём репертуаре», 1912
  •  

И любая личная трагедия
катастрофе мировой равна,
и вина пред личностью ― вина
перед человечеством,
не менее. <...>
Так отбросим прочь
мегаломанию,
заменив ее совсем
эрой поголовного внимания
всех ко всем.[20]

  Борис Слуцкий, «Категориальное мышление...», 1969
  •  

Болею манией величия!
(Смиреньем не спасаю душу я!)
И на людское равнодушие
Я отвечаю безразличием.[21]

  Игорь Чиннов, «Болею манией величия!..», 1983
  •  

Эта забывчивость уже очертила знаменито-новый век,
Мания Величия геометрических прогрессий,
и эта неоценка исходных чисел и последствий их тиражей...[22]

  Виктор Соснора,«Взаимно! Род славен путаницей, кто жив, кто мертв...», 2000

Комментарии[править]

  1. Фактическая ошибка: картонным было только забрало, а панцирь — кожаный (часть первая, гл. II).
  2. Фактическая ошибка: Альдонса Лоренсо (прообраз Дульсинеи Тобосской) была не служанкой, а крестьянкой, дочерью богатого крестьянина, на которого работали батраки (часть первая, глава XXV).

Источники[править]

  1. 1 2 3 Поль Реньяр, «Умственные эпидемии». Историко-психиатрические очерки (перевод с французского Э. Зауэр). Глава: «Мания величия. XIX век». — M.: Emergency Exit, 2004 г.
  2. 1 2 Л. Н. Андреев. Собрание сочинений в 6 т. — М.: Художественная литература, 1990—1996 г.
  3. Валерий Островский. Конрад Аденауэр. Преодоление морализаторства. (рус.). Еженедельник «Дело» (8/7/2002). Проверено 29 декабря 2010.
  4. 1 2 А. В. Рубанов. «Сажайте, и вырастет». — СПб.―М.: «Лимбус Пресс», 2006 г.
  5. Э. К. Ватсон. «А. Шопенгауэр. Его жизнь и научная деятельность». — М.: Издатель Ф. Ф. Павленков, 1891 г.
  6. 1 2 3 Нордау Макс. «Вырождение», «Современные французы» (серия Прошлое и настоящее). Пер. с нем. и предисл. Р. И. Сементковского; — М.: Республика, 1995 г. — 400 стр.
  7. Собраніе сочиненій К. М. Станюковича. Томъ X-XI. Картинки общественной жизни. Письма знатнаго иностранца. — Москва. Изданіе А. А. Карцева. Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровка, д. No 17, Савостьяновой. 1898 г.
  8. Юрий Буйда, «Щина», рассказ. — М.: журнал «Знамя», №5 за 2000 г.
  9. Александр Жолковский, Избранные статьи о русской поэзии. — М.: Рос. гос. гуманитар. ун-т, 2005 г.
  10. Новодворский В., Дорошевич В. «Коронка в пиках до валета». Каторга. — СПб.: Санта, 1994 год.
  11. 1 2 Теляковский В. А. Дневники Директора Императорских театров. 1903-1906. Петербург. Под общ. ред. М. Г. Светаевой, подгот. текста С. Я. Шихман и М. А. Малкиной, коммент. М. Г. Светаевой, Н. Э. Звенигородской, при участии О. М. Фельдмана. — М.: АРТ, 2011 г.
  12. Юрий Ханон «Скрябин как лицо». — СПб.: Центр Средней Музыки, издание второе, переработанное, 2009. — 680 с.
  13. 1 2 Виктор Екимовский «Автомонография». — первое. — М.: Композитор, 1997. — 432 с. — 300 экз. — ISBN 5-85285-197-3
  14. Эрик Сати, Юрий Ханон «Воспоминания задним числом». — СПб.: Центр Средней Музыки & издательство Лики России, 2010. — 682 с. — ISBN 978-5-87417-338-8
  15. А. П. Чехов. Сочинения в 18 томах // Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1977. — Том 7. [Рассказы. Повести], 1888—1891. — С. 170.
  16. Мамин-Сибиряк Д.Н. Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. — М.: Правда, 1958 г.
  17. Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 8. (Рассказы. Повести.), 1892-1896 гг.
  18. Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том IX. Судебные очерки. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 200
  19. Гайто Газданов. Эвелина и ее друзья. ― М.: Художественная литература, 1990 г.
  20. Б. А. Слуцкий. Собрание сочинений: В трёх томах. — М.: Художественная литература, 1991 г.
  21. И. В. Чиннов. Собрание сочинений: в 2 т. М.: Согласие, 2002 г.
  22. В. Соснора. Флейта и прозаизмы: Книга стихотворений. — СПб.: Пушкинский фонд, 2000 г. — 56 с. г.

См. также[править]