Человек, который смеётся

«Человек, который смеётся» (фр. L'Homme qui rit) — исторический роман роман Виктора Гюго, написанный в 1860-х годах и впервые изданный в 1869. Точкой отсчёта в сюжете является 29 января 1690 года, когда в Портленде компрачикосы бросили ребёнка — Гуинплена.

Цитаты

	Природа — это канва. Человек искони стремился прибавить к творению божьему кое-что от себя. — пролог, II
	La nature est notre canevas. L’homme a toujours voulu ajouter quelque chose à Dieu.

• Любовь — закон. Сладострастие — западня. Опьянение и пьянство — две разные вещи. Желать определённую женщину — опьянение. Желать женщину вообще — то же, что пьянство.
• Будучи нелюдимым и вместе с тем словоохотливым, не желая никого видеть, но испытывать потребность поговорить с кем-нибудь, он выходил из затруднения, беседуя сам с собою.
• Я слишком стар, чтобы нравиться женщинам, но достаточно богат, чтобы оплачивать их.
• Порою радость бывает самым отвратительным чувством.
• Находясь на вершине горы, мы всматриваемся в пропасть. Упав в бездну, созерцаем небо.
• То, что гаснет здесь, вновь зажигается там.
• Девиз тиранов — «Если враг не сдается, его уничтожают».
• Тут искушает бездна, и она так сильна, что ад надеется совратить здесь рай и дьявол возносит сюда бога.
• Общество — это мир, в котором живет наше тело, природа — мир нашей души.
• Человек, много думающий, часто бывает бездеятельным.
• Бог тоже слеп — в день сотворения мира он не увидел, как в его творение затесался дьявол.
• Собака— экое странное животное! — потеет языком и улыбается хвостом.
• Молчание — правило мудрости.
• Мир — он всегда будет таким, каков он есть; на земле все будет идти достаточно дурно и без твоего содействия.
• Волк никогда не кусался, с человеком же это порою случалось.
• Если человек, измученный жестокой душевной бурей, судорожно сопротивляясь натиску нежданных бедствий, не зная, жив ли он или мертв, все же способен с бережной заботливостью относиться к любимому существу — это верный признак истинно прекрасного сердца.
• Подобно тому, как стрела, выпущенная из лука, с роковою силою устремляется к цели, так и человек, истерзанный разочарованиями, устремляется к истине.
• Не все казни совершаются на эшафотах, и любое сборище людей, будь то уличная толпа или законодательная палата, всегда имеет наготове палача: палач этот — сарказм.
• Нет пытки, которая сравнялась бы с пыткой глумления.
• Тщеславие — страшная сила, действующая внутри нас, но против нас же самих.
• Объясняя свои смелые поступки, люди только умаляют их.
• Ничто не поражает с такой силой как роскошь, когда её видишь первый раз.
• В любви главное — привычка. В ней сосредотачивается вся жизнь. Ежедневное появление солнца — привычка вселенной. Вселенная — влюбленная женщина, и солнце — её возлюбленный.
• Нет почти никакой возможности выразить точными словами неясные процессы, протекающие в нашем мозгу. Слова неудобны именно тем, что очертания их резче, чем контуры мысли. Не имея четких контуров, мысли зачастую сливаются друг с другом; слова — иное дело. Поэтому какая-то смутная часть нашей души всегда ускользает от слов. Слово имеет границы, у мысли их нет.
• Будь храбр, как птица, и болтлив, как рыба.
• Лицо человека отражает на себе состояние его совести и всю его жизнь: оно — итог множества таинственных воздействий, из которых каждое оставляет на нём свой след.
• Быть кому — либо обязанным — значит попасть в рабскую зависимость.
• Жизнь напоминает маятник. Тяготеть к чему-либо — значит качаться из стороны в сторону. Один полюс стремится к другому.
• Легко добиться счастья тому, у кого вместо позвоночного столба гибкая тростинка.
• Иногда вторым быть труднее, чем первым. Для этого нужно меньше гениальности, но больше отваги. Первый, упоенный новизной, может не знать размеров угрожающей ему опасности, второй же видит пропасть и все же бросается в нее.
• Девушка властвует над женихом, а жена подчиняется мужу.
• То, что от вас все равно не уйдет, не внушает вам ни малейшего желания торопиться.
• Будь сумасшедшим, если тебе так нравится… Это — право каждого из нас.
• Удивляются только ограниченные люди.
• Когда смерть так близка, потолок над головой начинает казаться крышкой гроба
• Отхаркнешься поучительным изречением — станет легче.
• Люди ненавидят. Надо же что-нибудь делать.
• В беспредельном и смутном мраке чувствуется присутствие чего-то или кого-то, но от этого живого веет на нас холодом смерти. Когда закончится наш земной путь, когда этот мрак станет нам светом, тогда и мы станем частью этого неведомого мира.
• Два судорожных движения рта действуют заразительно: это смех и зевота.
• Право человека на слезы не знает давности.
• Первая слеза пролагает дорогу другим.
• То, что постигаешь в минуту кончины, похоже на то, что видишь при вспышке молнии. Сначала — все, потом — ничего. И видишь, и не видишь. После смерти наши глаза опять откроются, и то, что было молнией, станет солнцем.
• То, что содеяно против ребенка, — содеяно против Бога.
• Чудовищное тоже бывает в своем роде совершенным.
• Всякий подъём вознаграждается спуском.
• На руке сна есть перст смерти.
• Когда перед нашим взором смутно возникают тайны бытия — небо, бездна, жизнь, могила, вечность, — все сущее воспринимается нами как нечто недоступное, запретное, огражденное от нас стеной. Когда разверзается бесконечность, все двери в мир оказываются запертыми.
• Унижение человека ведет к лишению его человеческого облика.
• Усилия, которые затрачивает человек в погоне за весельем, заслуживают порой внимания философа.
• Быть жестоким считалось в порядке вещей. Беспощадность была исконным свойством судей, а жестокосердие — их второй натурой.
• Цена помощи определяется ценой жертвы.
• Совесть любящего мужчины - ангел-хранитель любимой им женщины.
• Смелое подглядывание - храбрость робких.
• Опасность, которой удалось избежать, предрасполагает к болтливости.
• Пьяные мужчины мерзки, пьяные женщины омерзительны.
• Мы часто находим какой-то смысл в случайных совпадениях и строим на этом основании как будто правдоподобные догадки.
• Нет никого безжалостнее перепуганного труса.
• Я не очень-то верю в Бога, но когда он совершает добрые поступки, что случается с ним не каждый день, я готов склониться к мысли, что он существует.
• Чем выше поднимается он, тем больше становится его долг по отношению к окружающим. Расширение прав влечёт за собой увеличение обязанностей.
• Принято думать, будто всякое ощущение постепенно притупляется. Ошибочное мнение. Это равносильно утверждению, что азотная кислота, медленно стекая на рану, успокаивает боль...
• Порабощающая власть красоты. Когда красота перестаёт быть идеалом и становится чувственным соблазном, близость её губительна для человека.
• В любви особенно восхитительны паузы. Как будто в эти минуты накопляется нежность, прорывающаяся потом сладостными излияниями.
• Вы счастливы? Это почти преступление. Я уже предупреждал вас. Вы счастливы? Тогда старайтесь, чтобы вас никто не видел. Занимайте как можно меньше места. Счастье должно забиваться в самый тесный угол. Съёжьтесь ещё больше, станьте ещё незаметнее. Чем незначительнее человек, тем больше счастья перепадает ему от Бога. Счастливые люди должны прятаться, как воры.
• Почему говорят: "влюблённый"? Надо было бы говорить: "одержимый". Быть одержимым дьяволом - исключение; быть одержимым женщиной - общее правило. Всякий мужчина подвержен этой потере собственной личности. Какая волшебница - женщина! Настоящее имя любви - плен!
• Женщина пленяет нас душой. И плотью. И порой плотью больше, чем душой. Душа - возлюбленная, плоть - любовница!
• На дьявола клевещут. Не он искушал Еву. Это Ева ввела его в искушение. Почин принадлежал женщине. Люцифер преспокойно шёл мимо. Он увидел женщину и превратился в Сатану.
• Баркильфедро, неудачливый кандидат в священнослужители, учился всему понемногу, а потому, как это бывает в подобных случаях, не знал ничего. Можно стать жертвой мнимого всезнайства.
• Невзгоды не так пагубны для человека, как благополучие.
• Хорошая натура созревает, дурная — растлевается.
• Тёплая постель обладает способностью превращать человеческое сердце в камень.
• Чтобы мы не впали в полное отчаяние, чтобы заставить нас добровольно влачить это глупое существование, чтобы мы не воспользовались великолепным случаем повеситься на первой попавшейся верёвке и гвозде, природа нет-нет да и прикинется, будто она непрочь и позаботиться о человеке <...> Порою луч зари или стакан джина вызывает у нас обманчивые мечты о счастье. Узенькая полоска добра окаймляет огромный саван зла.
• Кто читает, тот мыслит, а кто мыслит, тот рассуждает.
• Заставить людей смеяться — значит дать им забвение. И разве не благодетель человечества тот, кто дарит людям забвение?
• Рай богатых создан из ада бедных.
• Пустой желудок дурно отражается на нашем душевном состоянии.
• Совершить преступление и хвастаться им — к этому сводится вся история.
• Кто порождает всякие привилегии? Случай. А что порождают они? Злоупотребления.

Часть вторая

Ум, как и природа, не терпит пустоты. Природа заполняет пустоту любовью; ум нередко прибегает для этого к ненависти. Ненависть даёт ему пищу. Существует ненависть ради ненависти; искусство ради искусства более свойственно натуре человека, чем принято думать. Люди ненавидят. Надо же что-нибудь делать. Беспричинная ненависть ужасна. Это ненависть, которая находит удовлетворение в самой себе. Медведь живёт тем, что сосёт свою лапу. Но это не может длиться без конца. Лапу надо питать. Медведю необходим какой-нибудь корм. Ненависть сладостна сама по себе, и на некоторое время её хватает, но в конце концов она должна устремиться на определённый предмет. Злоба беспредметная истощает, как всякое наслаждение в одиночестве. Она похожа на стрельбу холостыми патронами. Эта игра увлекает лишь в том случае, если можно пронзить чьё-либо сердце. Нельзя ненавидеть только ради того, чтобы прослыть ненавистником. Необходима цель… — книга первая, IX

Истинная любовь не знает пресыщения. Будучи всецело духовной, она не может охладиться. — книга вторая, IX

Судьба никогда не открывает одной двери, не захлопнув в то же время другой. — книга пятая, IV

Растление совести нежданной удачей бывает довольно часто. — книга пятая, V (вероятно, трюизм)

— Маска вечного смеха на моём лице — дело рук короля. Этот смех выражает отчаяние. В этом смехе — ненависть и вынужденное безмолвие, ярость и безнадёжность. Этот смех создан пыткой. Этот смех — итог насилия. Если бы так смеялся сатана, этот смех был бы осуждением бога. Но предвечный не похож на бренных людей. Он совершенен, он справедлив, и деяния королей ненавистны ему. А! Вы считаете меня выродком! Нет. Я — символ. О всемогущие глупцы, откройте же глаза! Я воплощаю в себе всё. Я представляю собой человечество, изуродованное властителями. Человек искалечен. То, что сделано со мной, сделано со всем человеческим родам: изуродовали его право, справедливость, истину, разум, мышление, так же как мне изуродовали глаза, ноздри и уши; в сердце ему, так же как и мне, влили отраву горечи и гнева, а на лицо надели маску весёлости. На то, к чему прикоснулся перст божий, легла хищная лапа короля. Чудовищная подмена! Епископы, пэры и принцы, знайте же, народ — это великий страдалец, который смеётся сквозь слёзы. Милорды, народ — это я. Сегодня вы угнетаете его, сегодня вы глумитесь надо мной. Но впереди — весна. Солнце весны растопит лёд. То, что казалось камнем, станет потоком. Твёрдая по видимости почва провалится в воду. Одна трещина — и всё рухнет. Наступит час, когда страшная судорога разобьёт ваше иго, когда в ответ на ваше гиканье раздастся грозный рёв. Этот час уже наступил однажды — ты пережил его, отец мой! — этот час господень назывался республикой: её уничтожили, но она ещё возродится. А пока помните, что длинную череду вооруженных мечами королей пресёк Кромвель, вооружённый топором. Трепещите! Близится неумолимый час расплаты, отрезанные когти вновь отрастают, вырванные языки превращаются в языки пламени, они взвиваются ввысь, подхваченные буйным ветром, и вопиют в бесконечности; голодные скрежещут зубами; рай, воздвигнутый над адом, колеблется; всюду страдания, горе, муки; то, что находится наверху, клонится вниз, а то, что лежит внизу, раскрывает зияющую пасть; тьма стремится стать светом; отверженные вступают в спор с блаженствующими. Это идёт народ, говорю я вам, это поднимается человек; это наступает конец; это багряная заря катастрофы. Вот что кроется в смехе, над которым вы издеваетесь! В Лондоне — непрерывные празднества. Пусть так. По всей Англии — пиры и ликованье. Хорошо. Но послушайте! Всё, что вы видите, — это я. Ваши празднества — это мой смех. Ваши пышные увеселения — это мой смех. Ваши бракосочетания, миропомазания, коронации — это мой смех. Празднества в честь рождения принцев — это мой смех. Гром над вашими головами — это мой смех! — книга восьмая, VII

— Ce rire qui est sur mon front, c’est un roi qui l’y a mis. Ce rire exprime la désolation universelle. Ce rire veut dire haine, silence contraint, rage, désespoir. Ce rire est un produit des tortures. Ce rire est un rire de force. Si Satan avait ce rire, ce rire condamnerait Dieu. Mais l’éternel ne ressemble point aux périssables ; étant l’absolu, il est le juste ; et Dieu hait ce que font les rois. Ah ! vous me prenez pour une exception ! Je suis un symbole. Ô tout-puissants imbéciles que vous êtes, ouvrez les yeux. J’incarne Tout. Je représente l’humanité telle que ses maîtres l’ont faite. L’homme est un mutilé. Ce qu’on m’a fait, on l’a fait au genre humain. On lui a déformé le droit, la justice, la vérité, la raison, l’intelligence, comme à moi les yeux, les narines et les oreilles ; comme à moi, on lui a mis au cœur un cloaque de colère et de douleur, et sur la face un masque de contentement. Où s’était posé le doigt de Dieu, s’est appuyée la griffe du roi. Monstrueuse superposition. Évêques, pairs et princes, le peuple, c’est le souffrant profond qui rit à la surface. Mylords, je vous le dis, le peuple, c’est moi. Aujourd’hui vous l’opprimez, aujourd’hui vous me huez. Mais l’avenir, c’est le dégel sombre. Ce qui était pierre devient flot. L’apparence solide se change en submersion. Un craquement, et tout est dit. Il viendra une heure où une convulsion brisera votre oppression, où un rugissement répliquera à vos huées. Cette heure est déjà venue, — tu en étais, ô mon père ! — cette heure de Dieu est venue, et s’est appelée République, on l’a chassée, elle reviendra. En attendant, souvenez-vous que la série des rois armés de l’épée est interrompue par Cromwell armé de la hache. Tremblez. Les incorruptibles solutions approchent, les ongles coupés repoussent, les langues arrachées s’envolent, et deviennent des langues de feu éparses au vent des ténèbres, et hurlent dans l’infini ; ceux qui ont faim montrent leurs dents oisives, les paradis bâtis sur les enfers chancellent, on souffre, on souffre, on souffre, et ce qui est en haut penche, et ce qui est en bas s’entr’ouvre, l’ombre demande à devenir lumière, le damné discute l’élu, c’est le peuple qui vient, vous dis-je, c’est l’homme qui monte, c’est la fin qui commence, c’est la rouge aurore de la catastrophe, et voilà ce qu’il y a dans ce rire, dont vous riez! Londres est une fête perpétuelle. Soit. L’Angleterre est d’un bout à l’autre une acclamation. Oui. Mais écoutez : Tout ce que vous voyez, c’est moi. Vous avez des fêtes, c’est mon rire. Vous avez des joies publiques, c’est mon rire. Vous avez des mariages, des sacres et des couronnements, c’est mon rire. Vous avez des. naissances de princes, c’est mon rire. Vous avez au-dessus de vous le tonnerre, c’est mon rire.

Перевод

Б. К. Лившиц, 1955

О романе

	С художественной точки зрения роман неравноценен. В нём немало мелодраматических эффектов, резких контрастов, сырого исторического материала, стилистической небрежности. Но надо сказать что с «барочной» стороной книги связаны и некоторые самые сильные её страницы (зрелище виселицы, эпизод с обнаружением малютки Деи Урсусом).
	— Михаил Толмачёв, «Свидетель века Виктор Гюго», 1987