Бог как иллюзия

«Бог как иллю́зия» (англ. The God Delusion) — научно-популярная книга английского популяризатора науки Ричарда Докинза 2006 года.

Цитаты

Предисловие

Подозреваю — нет, уверен, — что в мире существует огромное количество людей, воспитанных в лоне той или иной религии, и при этом они либо не чувствуют с ней гармонии, либо не верят в её бога, либо их тревожит совершаемое во имя религии зло. В таких людях живет смутное желание отказаться от веры родителей, их тянет это сделать, но они не сознают, что отказ является реальной возможностью. Если вы принадлежите к числу подобных людей, эта книга — для вас. Её задача — привлечь внимание к тому, что атеизм — действенное мировоззрение, выбор отважных, замечательных людей. Ничто не мешает человеку, будучи атеистом, быть счастливым, уравновешенным, глубоко интеллигентным и высокоморальным.

	Когда один человек одержим иллюзиями — это называют умопомешательством. Когда много людей одержимо иллюзиями — это называют Религией. — Приписывается Докинзом Роберту Пирсигу, но до 2006 г. использование фразы не найдено, вероятно, это парафраз мысли Фридриха Ницше из «По ту сторону добра и зла»: «Безумие единиц — исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времён — правило.»
	When one person suffers from a delusion it is called insanity. When many people suffer from a delusion it is called Religion.

Атеизм не повод для извинений. Напротив, им нужно гордиться, высоко держать голову, потому что атеизм практически всегда свидетельствует о независимом, здравом рассудке, или даже о здоровом рассудке. Существует множество людей, сознающих в глубине души, что они — атеисты, но не решающихся признаться в этом своим семьям, а порой и самим себе. Отчасти это происходит потому, что само слово «атеист» упорно использовалось в качестве жуткого, пугающего ярлыка.

... уровень религиозности в Америке нынче поистине ошеломляет.

Усилия по организации атеистов сравнивают с попытками согнать в стаю кошек — потому что и те и другие привыкли мыслить самостоятельно и не приспосабливаться к воле вышестоящих. Тем не менее было бы хорошо для начала создать критическую массу явных атеистов, к которой смогут присоединиться остальные. Даже если кошек невозможно согнать в стаю, они, когда их много, способны наделать немало шума, и игнорировать их будет не так-то легко.

Филип Э. Джонсон: «Дарвинизм — это история освобождения человечества от навязчивой иллюзии, будто его судьбу решает превосходящая его сила». Неужели это тот же самый Филип Э. Джонсон, который сегодня возглавляет в Америке выступления креационистов против Дарвина? Да, тот самый, а цитата, как можно догадаться, вырвана из контекста. Надеюсь, упоминание мною этого факта заметят мои оппоненты, поскольку сами они частенько отказывают мне в подобной любезности, намеренно цитируя в креационистской литературе бессмысленно вырванные из моих работ куски. С какой бы целью ни писал Джонсон эту фразу изначально, я готов под ней подписаться в том виде, в каком она представлена.

Если бы моя книга сработала так, как мне хочется, то верующие читатели, дочитав её до конца, закрывали бы её уже атеистами. Какой наивный оптимизм! Закоснелые верующие не воспринимают доводы разума; иммунитет к сомнениям вырабатывался у них с детских лет при помощи внушений, мастерски отточенных (эволюцией ли, волей ли создателей) за века. Одним из наиболее действенных иммунных средств является нежелание даже открывать подобные книги, которые, несомненно, являются делом рук дьявола. Но хочется верить, что, помимо них, существует немало восприимчивых людей, тех, кого в детстве, возможно, обрабатывали не так настойчиво; либо не ушедших с головой в религию по какой-то другой причине; либо от природы достаточно смышлёных, чтобы преодолеть насаждаемые извне доктрины. Таким свободолюбивым умам требуется лишь небольшой толчок, чтобы они целиком порвали с религиозным дурманом. Ну и наконец, надеюсь, что по крайней мере никто из читателей данной книги в будущем не посетует: «А я не знал, что это можно».

Глава первая. Глубоко религиозный безбожник

Среди учёных и рационалистов нередко встречаешь полумистические чувства по отношению к природе и Вселенной, но они никоим образом не связаны с верованиями в сверхъестественное. — «Заслуженное уважение»

К сожалению, возникает много недоразумений, когда веру в сверхъестественное существо путают с тем, что можно определить, как «эйнштейновская» религия. Эйнштейн время от времени говорил о боге (и он не единственный из учёных-атеистов, кто делал это); его высказывания подвергаются неверному толкованию сторонниками сверхъестественного, жаждущими принять желаемое за действительное и залучить в свой лагерь такого выдающегося мыслителя. — «Заслуженное уважение»

Мысли и эмоции людей возникают из невероятно сложных взаимодействий физических элементов мозга. По философскому определению атеист — это человек, считающий, что за границами естественного, физического мира ничего не существует; за кулисами обозреваемой Вселенной нет никакого сверхъестественного разумного творца, душа не переживает тело, и чудеса — помимо ещё не объяснённых природных явлений — не происходят сами собой. Если случается событие, выходящее, казалось бы, в нашем теперешнем, ограниченном понимании мира за рамки естественного, мы надеемся со временем найти разгадку и включить его в ряд природных явлений. Радуга не теряет своей прелести от того, что мы научаемся разделять её на цвета спектра — «Заслуженное уважение»

Пантеизм — это приукрашенный атеизм. Деизм — сильно разжижённый теизм. — «Заслуженное уважение»

В 1940 году Эйнштейн опубликовал знаменитую статью, в которой разъяснял своё заявление: «Я не верю в персонифицированное божество». <…> <Один> католический священник <написал>: «Нет никакого другого бога, кроме персонифицированного бога… Эйнштейн не понимает того, о чём говорит. Он целиком и полностью заблуждается. Некоторые думают, что, достигнув учёных высот в какой-либо науке, они получают право высказывать мнение по всем вопросам». Здесь нужно рассмотреть, действительно ли религия является такой сферой, в которой можно претендовать на обладание экспертным мнением. Ведь данный священник вряд ли стал бы считаться с мнением учёного-«фейолога» — специалиста по точной форме и цвету крылышек фей. И он и епископ решили, что, поскольку Эйнштейн не получил богословского образования, он неверно понял природу бога; но Эйнштейн, наоборот, отлично сознавал, что именно он отрицает. <…> Президент Исторического общества Нью-Джерси написал письмо, настолько очевидно обнаруживающее слабость религиозного ума, что его стоит перечитать дважды: «Мы уважаем Ваши познания, д-р Эйнштейн, однако Вы, по-видимому, не постигли одного, а именно, что Бог — это дух, и его так же невозможно обнаружить при помощи телескопа или микроскопа, как невозможно, анализируя мозг, найти человеческие мысли или эмоции. Широко известно, что религия основана на Вере, а не на знаниях. Возможно, у каждого думающего человека возникают порой минутные сомнения в существовании Бога. Моя собственная вера смущалась не однажды. Но я никогда, никому не рассказывал о своих духовных колебаниях по двум причинам: 1) я боялся, что, возможно, самим фактом высказывания своих сомнений я нарушу и погублю жизнь и надежды другого человеческого существа; 2) потому что я согласен с писателем, который сказал: «В человеке, разрушающем веру другого, есть что-то злое»… Я надеюсь, д-р Эйнштейн, что Вас просто неправильно процитировали и что Вы скажете что-либо более приятное огромному количеству горячо почитающих Вас американцев.» Как откровенно разоблачает себя здесь автор! Каждая фраза пропитана интеллектуальной и моральной трусостью. — «Заслуженное уважение»

… мне хотелось бы, чтобы физики перестали использовать термин «бог» в метафорическом смысле. Метафорический или пантеистический бог физиков колоссально далёк от вездесущего, чудотворного, читающего мысли, наказывающего за грехи и внимающего молитвам бога Библии, священников, мулл, рабби и простых прихожан. По-моему, смешение этих двух понятий аналогично интеллектуальной измене. — «Заслуженное уважение»

... чрезмерное почтение проявляет общество в отношении религиозных верований. В военное время самым простым способом отказаться от исполнения воинской повинности по убеждениям является ссылка на религиозные убеждения. Будь вы выдающийся философ-моралист, напиши блестящую докторскую об ужасах войны, вам придётся-таки попотеть, убеждая призывную комиссию, что вы не можете держать в руках оружие по этическим соображениям. Но стоит заикнуться о том, что один или оба ваши родителя были квакерами, — и всё сойдёт без сучка без задоринки, как бы косноязычны и неграмотны вы ни были в теории пацифизма или даже того же квакерства. — «Незаслуженное уважение»

... свобода слова исключает «пропаганду ненависти». Однако стоит доказать, что ненависть носит религиозный характер, и она уже не рассматривается как ненависть. — «Незаслуженное уважение»

Поддерживая волну аналогичных христианских судебных процессов, затеянных с целью утверждения религии в качестве легального оправдания дискриминации против гомосексуалистов и других групп, преподобный Рик Скарборо назвал их борьбой за гражданские права XXI века: «Христиане выступают за право быть христианами». Повторю ещё раз: если бы эти люди выступали за свободу слова, можно было бы, пусть и с оговорками, им симпатизировать. Но речь не о том. Встречный судебный процесс в защиту дискриминации гомосексуалистов ведётся якобы против нарушения религиозных прав! И очевидно, что закон с этим согласен. Вам не позволят заявить: «Запрещая мне оскорблять гомосексуалистов, вы ущемляете мои права». Но вы выиграете, если скажете: «Вы ущемляете мою свободу вероисповедания». А в чём, если задуматься, разница? Опять религия берёт верх. — «Незаслуженное уважение»

<В 2006 году> за голову «датского карикатуриста» пакистанский имам назначил цену в 1 миллион долларов США — по-видимому, он не знал, что карикатуры рисовали двенадцать разных художников, и уж наверняка не подозревал, что три самых оскорбительных изображения вообще не печатались в Дании (а, кстати, откуда бы поступил этот миллион?). В Нигерии мусульманские участники протеста против датских карикатур сожгли ряд христианских церквей и изрубили на улицах ножами нескольких христиан (чернокожих нигерийцев). Одного из них затолкали в резиновую шину, облили бензином и подожгли. В Великобритании демонстранты несли плакаты с надписями «Смерть оскорбителям ислама», «Зарубим насмешников над исламом», «Европа, ты умрёшь: гроза близится» и — по-видимому, без намеренной иронии — «Обезглавим считающих ислам религией насилия». — «Незаслуженное уважение»

Я не сторонник оскорбления или причинения страданий ради страданий. Но меня поражает и удивляет непропорционально привилегированное положение религии в наших, во всех других отношениях светских, обществах. Политикам всех мастей приходится мириться с неуважительными изображениями собственных физиономий, и никто не устраивает по этому поводу погромов. — «Незаслуженное уважение»

Глава вторая. Гипотеза бога

	Ветхозаветный бог, является, возможно, самым неприятным персонажем всей художественной литературы: гордящийся своей ревностью ревнивец; мелочный, несправедливый, злопамятный деспот; мстительный, кровожадный убийца-шовинист; нетерпимый к гомосексуалистам, женоненавистник, расист, убийца детей, народов, братьев, жестокий мегаломан, садомазохист, капризный, злобный обидчик.
	The God of the Old Testament is arguably the most unpleasant character in all fiction: jealous and proud of it; a petty, unjust, unforgiving control-freak; a vindictive, bloodthirsty ethnic cleanser; a misogynistic, homophobic, racist, infanticidal, genocidal, filicidal, pestilential, megalomaniacal, sadomasochistic, capriciously malevolent bully.

Лучше было бы совсем запретить пропаганду религии в качестве повода для благотворительности. Общество бы от этого получило огромную пользу, особенно в Соединённых Штатах, где поглощаемые церквями, умащивающие головы и без того достаточно умасленных телевизионных проповедников суммы не облагаемых налогами пожертвований достигают поистине бессовестных размеров. — «Многобожие»

Во время дебатов о таинстве Троицы и при подавлении ереси ариан пролились реки средневековых чернил, не говоря уже о крови. В IV веке нашей эры Арий Александрийский отрицал, что Иисус был единосущностным (то есть имел единую сущность, или суть) с богом. Вы, возможно, спросите, о чём, собственно, идёт речь. Сущность? Что такое «сущность»? И что подразумевается под «сутью»? Пожалуй, единственным вразумительным ответом будет: не так уж много. Однако эта полемика расколола христианство пополам на целое столетие, и по приказу императора Константина все книги Ария были сожжены. Видимо, в попытках докопаться до сути теологии вечно суждено подкапываться под основы христианства. — «Многобожие»

Какими бы чудесами ни заработал Григорий Чудотворец своё прозвище, чудо ясности изложения мыслей в их число не входит. Его речь <о Троице> служит образчиком характерно невнятного, малоразборчивого богословия, не продвинувшегося, в отличие от науки и большинства других областей человеческой эрудиции, за последние 18 столетий ни на шаг. — «Многобожие»

Посмотрим теперь, как непрекращающееся заигрывание с идеей многобожества приводит римско-католическую ветвь христианства к безудержной инфляции. К Троице присоединяется Мария, «царица небесная», — богиня во всём, кроме наименования, которая по количеству обращаемых к ней молитв уступает только самому богу. Затем пантеон пополняется армией святых, заступническая сила которых делает их если и не полубогами, то кандидатами на это звание в областях их специализации. На форуме католического сообщества услужливо перечислены 5120 святых — экспертов по разным вопросам, включая боли в животе, помощь жертвам нападений, потерю аппетита, продажу оружия, кузнечное дело, переломы костей, изготовление бомб, нарушения работы кишечника — и всё это только до буквы B латинского алфавита. Кроме того, нельзя забывать три триады ангельской иерархии, разделённые на девять чинов: серафимов, херувимов, престолы, господства, силы, власти, начала, архангелов (начальников над ангелами) и старых добрых ангелов, включая наших близких знакомцев, вечно оберегающих нас ангелов-хранителей. Что меня поражает в католической мифологии, так это не только безвкусный китч, но больше всего — равнодушная беспечность, с которой они изобретают подробности по ходу дела. Просто бессовестно выдумывают. — «Многобожие»

Я порицаю веру в сверхъестественное во всех её проявлениях и самым эффективным способом критики полагаю сосредоточить внимание на наиболее знакомой читателям и наиболее опасной для общества её форме. Большинство моих читателей выросли в лоне одной из трёх современных «великих» религий (четырёх, если считать мормонство), ведущих начало от легендарного патриарха Авраама, поэтому в данной книге стоит прежде всего говорить об этой группе традиций. Пожалуй, нужно сразу сделать одно отступление, чтобы ответить на возражение, которое непременно — как день непременно сменяет ночь — возникнет в рецензиях на книгу: «Я тоже не верю в того бога, про которого пишет Докинз. Я не верю в живущего на небе белобородого старика». Этот старик — просто надоевший камуфляж, завешивающий длинной бородой далеко не безобидную проблему. Своей вопиющей нелепостью этот знакомый образ отвлекает внимание от того, что настоящие убеждения говорящего не намного разумнее. Конечно, я знаю, что вы не верите в сидящего в облаках старика, давайте не будем тратить на это больше времени. Я не нападаю на определённый тип бога или богов. Моя мишень — бог, все боги, всё сверхъестественное, где бы оно ни было или ни будет изобретено. — «Многобожие»

Деистскому богу Вольтера или Томаса Пейна человеческие черты — приятные или неприятные — не свойственны вообще. По сравнению с неумным психопатом из Ветхого Завета деистский бог XVIII века, эпохи Просвещения, представляет собой гораздо более возвышенное существо, достойное своего космического детища, не обращающее в своём величии внимания на людские заботы, высокомерно отрешённое от наших мыслей и чаяний и безразличное к постыдным грешкам и запутанным оправданиям. Деистский бог — присный и во веки веков физик, альфа и омега математики, апофеоз творческого гения; Верховный Инженер, установивший и отладивший с филигранной точностью законы и константы Вселенной, устроивший то, что мы называем нынче «Горячим Большим Взрывом», а затем удалившийся на покой и больше никогда о себе не заявлявший. — «Единобожие»

Давно уже отмечена странность того, что основанные как светское государство Соединённые Штаты в настоящее время являются самой религиозной страной христианского мира... <…> Америка — это нация иммигрантов. Как полагает мой коллега, европейские переселенцы, покинув стабильность и уют родного очага, тянулись на чужой земле к церкви как к суррогатной семье. Возможно, эту идею стоит исследовать подробнее. Не вызывает сомнения, что для многих американцев принадлежность к местной церкви является важным элементом отождествления, действительно напоминающим родственные связи. Согласно другой гипотезе, религиозность американцев проистекает, как это ни странно, из антиклерикализма конституции. Именно потому, что в юридическом отношении Америка является светским государством, религия превратилась в своего рода частное предпринимательство. Конкурирующие церкви стараются переманить друг у друга паству — вместе с толстыми кошельками; при этом в ход пускается весь арсенал агрессивных рыночных уловок. Приёмы рекламы стирального порошка помогают рекламировать и бога; в результате налицо почти маниакальная религиозность среди слабообразованных классов. — «Секуляризация, «отцы-основатели» и религия Америки»

Буйство джинна религиозного фанатизма в современной Америке ужаснуло бы «отцов-основателей». — «Секуляризация, «отцы-основатели» и религия Америки»

Собранные свидетельства непонимания атеистов и ненависти к ним могут создать впечатление, что честному атеисту в Америке практически невозможно победить на выборах. В палате представителей — 435 членов, в сенате — 100. Естественно предположить, что большинство из этих 535 лиц хорошо образованы, а значит статистически невозможно, чтобы среди них не было значительного числа атеистов. Очевидно, ради победы на выборах они лгали или скрывали свои истинные убеждения. И зная отдающих им голоса избирателей, трудно их в этом винить. Каждому доподлинно известно, что признание в атеизме для любого кандидата на пост президента равнозначно мгновенному политическому самоубийству. — «Секуляризация, «отцы-основатели» и религия Америки»

Деистский бог, безусловно, гораздо предпочтительней библейского чудовища. К сожалению, вероятность того, что он существует или существовал в прошлом, не намного больше. В любом её виде гипотеза бога не является непременным условием мироздания. — «Секуляризация, «отцы-основатели» и религия Америки»

Когда меня спрашивают о моих атеистических убеждениях, я всегда с удовольствием отвечаю, что собеседник сам является атеистом в отношении Зевса, Аполлона, Амона Ра, Митры, Ваала, Тора, Одина, Золотого тельца и Летающего Макаронного Монстра. Просто я добавил в этот список ещё одного бога. — «Нищета агностицизма»

Часто повторяют избитую фразу (и, в отличие от многих избитых фраз, она неверна) о том, что наука отвечает на вопрос как, но только теология может ответить на вопрос почему. Но что же такое этот вопрос почему? Не каждое начинающееся с почему предложение в английском языке является правомерным вопросом. Почему единорог пустой? На некоторые вопросы отвечать бессмысленно. Какого цвета абстракция? Чем пахнет надежда? Не каждый грамматически правильно составленный вопрос имеет смысл и заслуживает серьёзного внимания. И даже если вопрос — настоящий и наука не может на него ответить, это не означает, что религия сможет это сделать. Вероятно, некоторые глубокие, значимые вопросы действительно абсолютно недоступны науке; возможно, квантовая теория уже стучится в двери непостижимого. Но если наука не в состоянии прояснить какие-то важные проблемы, почему мы должны считать, что религии это удастся? — «NOMA»

Я до сих пор не вижу причины считать теологию (в отличие от библейской истории, литературы и т. п.) полноценным предметом. Конечно, трудно не согласиться, что авторитет науки в вопросах морали, мягко говоря, легковесен. Но неужели Гулд действительно хочет уступить религии право учить нас, что такое хорошо и что такое плохо? Отсутствие другого претендента на источник человеческой мудрости вовсе не означает, что религия имеет право узурпировать роль моралиста. Да и какая именно религия? Та, в которой нас воспитали? Тогда какой главе какой из книг Библии мы должны отдать предпочтение — потому что они далеко не единодушны, а некоторые — в глазах любого порядочного человека — довольно гнусны? Все ли сторонники буквального толкования Библии достаточно её читали и знают, что за супружескую измену, сбор хвороста в субботу и непослушание родителям полагается смертная казнь? Если мы (вслед за большинством просвещённых современных приверженцев) откажемся от Второзакония и Левита, то на основе каких критериев нам следует решать, каких моральных законов придерживаться? Или нужно покопаться в обилии мировых религий и выбрать ту, мораль которой нас устраивает? Тогда, опять же, на основе каких критериев делать выбор? И если у нас уже имеется собственный независимый критерий для оценки моральных достоинств различных религий, может быть, стоит обойтись без посредника и самостоятельно заняться рассмотрением моральных проблем? Отсутствие на источник человеческой мудрости вовсе не означает, что религия имеет право узурпировать роль моралиста. — «NOMA»

... среди выбранных наугад присяжных <в США> весьма вероятно присутствуют господа, которым с детства внушали, что атеисты — демоны во плоти, мало отличающиеся от педофилов и «террористов» (современная разновидность ведьм Салема или «комми» эпохи Маккарти). — «Эволюционная школа имени Невилла Чемберлена»

Глава третья. Доказательства существования бога

4-е „доказательство“ Фомы Аквинского <бытия бога> — «Доказательство от степени совершенства»: <…> «в качестве образца совершенства должен существовать абсолютный максимум благодати — мы называем этот максимум богом». Это называется доказательством? Почему бы тогда не сказать, что все люди пахнут с разной силой, но сравнить степень источаемого ими аромата можно только по отношению к совершенному образцу, обладающему абсолютной пахучестью. Поэтому должен существовать несравненный, превосходящий всё известное вонючка, и мы называем его богом. Приглашаю вас заменить моё сравнение на любое другое и получить не менее бессмысленное заключение. — «„Доказательства“ Фомы Аквинского»

Самые наивные из нас принимают галлюцинации и сонные грёзы за чистую монету и уверяют, что видели или слышали привидение, или ангела, или бога, или — особенно если речь идёт о молодых девушках-католичках — Деву Марию. — «Доказательство от личного „опыта“»

Уже в XIX веке учёные-теологи с исчерпывающей полнотой продемонстрировали, что Евангелия не являются надёжным источником знаний о реальных исторических событиях. Все они были написаны много позже смерти Иисуса и после апостольских посланий Павла, в которых не упоминается почти ни один из так называемых фактов о жизни Иисусовой. Затем, как в игре в «испорченный телефон», их многократно копировали нерадивые переписчики, имеющие к тому же собственные интересы. — «Доказательство от Священного Писания»

Основная часть присутствующей во всех четырёх Евангелиях информации поступила из общего источника — либо из Евангелия от Марка, либо из другого, утерянного текста, наиболее близким дошедшим до нас пересказом которого является это Евангелие. Личности четырёх евангелистов нам неизвестны, но можно сказать почти наверняка, что сами они с Иисусом никогда не встречались. Значительную часть написанного ими никак нельзя назвать попыткой честного описания исторических событий, по большей мере это просто перекраивание Ветхого Завета, потому что евангелисты были абсолютно убеждены, что жизнь Иисуса должна исполнить ветхозаветные пророчества. Можно даже выдвинуть серьёзные, хотя и не получившие широкой поддержки доводы о том, что Иисуса вообще не было,.. — «Доказательство от Священного Писания»

Даже мне предсказывают обращение <в христианство> на смертном одре. Такие слухи появляются с унылой монотонностью (см., например, утверждение Р. Стира, 2003 г.), каждый раз под иллюзорным покровом утренней свежести в надежде придать аргументу остроумие и новизну. Пожалуй, чтобы защитить свою посмертную репутацию, я действительно установлю поблизости микрофон. Лалла Уорд добавляет: «Зачем тянуть до смертного одра? Если уж продаваться, лучше сделать это пораньше, чтобы загрести премию Темплтона, а потом сослаться на старческое слабоумие». — «Доказательство от авторитетных религиозных учёных», примечание 80

Попытки непоколебимых сторонников религии найти действительно выдающихся, современных, верящих в <персонифицированного> бога учёных граничат с отчаянием и тщетой своей напоминают гулкие звуки, доносящиеся при выскребании остатков со дна бочки. — «Доказательство от авторитетных религиозных учёных»

Невозможно верить или не верить во что-то по выбору. Я, по крайней мере, не могу верить только потому, что так решил. Я могу на основании своего решения ходить в церковь, читать Никейский Символ веры, даже клясться на стопке Библий, что я верю каждому написанному в них слову. Но всё это не сделает меня верующим, если я на самом деле не верю. Пари Паскаля может быть лишь аргументом в пользу того, что выгодно притворяться верующим. И пусть вам повезёт и бог, в которого вы якобы верите, не окажется всеведущим, потому что иначе ему ничего не стоит раскусить ваши уловки. — «Пари Паскаля»

Представьте, что, умерев, вы сталкиваетесь не с кем иным, как с Ваалом, не менее ревнивым, как утверждают, чем его старый конкурент Яхве. Может, Паскалю было бы выгоднее совсем не верить, чем верить в неправильно выбранного бога? Да и само по себе количество богов и богинь, на которых можно делать ставки, разве не опровергает логику Паскалева аргумента? Паскаль, скорее всего, рассуждал об этом пари в шутку, так же как и я опровергаю его ради смеха. Но мне приходилось встречать людей, например подходивших ко мне с вопросами после лекций, которые всерьёз приводили пари Паскаля в качестве аргумента в пользу веры, — «Пари Паскаля»

Влиятельный «Оксфордский справочник по философии» называет проблему зла «наиболее сильным возражением, с которым приходится сталкиваться традиционному теизму». Но этот аргумент можно использовать только против существования хорошего бога. «Хорошесть» не является необходимым условием гипотезы бога, а только — желаемой добавкой. — «Доказательство от Байеса»

Глава четвёртая. Почему бога почти наверняка нет

Вероятность возникновения в результате случайной группировки отдельных частей жизнеспособных лошади, жука или страуса вполне сопоставима с вероятностью появления «Боинга». В этом-то, вкратце, и заключается любимый аргумент креационистов — но придумать его могли только люди, абсолютно не разбирающиеся в механизме естественного отбора; люди, полагающие, что естественный отбор — это своего рода рулетка, тогда как на самом деле это — при правильном понимании термина «случайность» — нечто совершенно противоположное. — «Боинг-747 к полёту готов», в этой подглаве опровергается позиция Фреда Хойла с точки зрения современного эволюционизма.

... одним из главнейших даров учителя ученикам является обретаемая детьми возможность изумить родителей. — «Естественный отбор пробуждает сознание»

Выискивание примеров нечленимой сложности является довольно ненаучным способом поиска истины: это один из частных случаев аргументации на основе ещё не изученного. — «Поклонение „белым пятнам“»

Происки креационистов угрожают естественному, даже необходимому, состоянию учёных — получать удовольствие от (временного) незнания. В нашу эпоху у учёного, по чисто тактическим соображениям, могут возникнуть сомнения в целесообразности, скажем, подобного заявления: «Действительно, интересный вопрос. Как же всё-таки у предков скользкой лягушки появился локтевой сустав? Я не специалист по скользким лягушкам, придётся сходить в университетскую библиотеку и проверить. Может, посоветую кому-нибудь из выпускников взять эту тему в качестве дипломной работы». Не успеет подобное рассуждение слететь с уст учёного и задолго до того, как студент примется за диплом, в брошюре креационистов появится заголовок со сделанным по умолчанию выводом: «Скользкие лягушки, без сомнения, дело рук божьих». Таким образом, к сожалению, между методологической потребностью науки выискивать пробелы в знании с целью организации будущих исследований и потребностью креационистов выискивать пробелы в знании для объявления о своей победе существует перехлёст. Именно потому, что теория «разумного замысла» не имеет собственных доказательств, а, подобно сорнякам, пускает корни в «белых пятнах» научного знания, она вынуждена цепляться за необходимое науке, чтобы бросить силы на их заполнение, признание существующих пробелов. — «Поклонение „белым пятнам“»

Требование полного вещественного подтверждения каждого шага каждой линии развития, будь то эволюция или другая наука, противоречит элементарной логике. Это аналогично требованию судьи, ведущего дело об убийстве, представить для вынесения приговора полную видеозапись каждого шага убийцы до момента преступления — и чтобы в ней не было пропущенных кадров. — «Поклонение „белым пятнам“»

<В аргументе нечленимой сложности> в ход идёт логика, не более убедительная, чем следующая: «Я (имярек) не в состоянии вообразить, каким именно образом посредством постепенных изменений мог появиться (вставьте название биологического объекта). Поэтому я объявляю данный объект нечленимо сложным. Следовательно, его сотворил всевышний». — «Поклонение „белым пятнам“»

	Почему бога считают объяснением чего-либо? Это не объяснение, а провал попытки объяснить, пожатие плечами, школьное «я не знаю», закутанное в покровы духовности и ритуалов. Объяснение чего-либо делом рук божьих обычно означает, что говорящий понятия не имеет о происходящем и поэтому приписывает авторство недостижимому и непостижимому небесному волшебнику. Спросите, откуда этот парень там взялся, и, могу поспорить, в ответ услышите невнятные псевдофилософские заявления, что он всегда был или что он обитает вне границ природы. Объяснением это, конечно, не назовёшь. — «Поклонение „белым пятнам“»
	Why is God considered an explanation for anything? It's not — it's a failure to explain, a shrug of the shoulders, an 'I dunno' dressed up in spirituality and ritual. If someone credits something to God, generally what it means is that they haven't a clue, so they're attributing it to an unreachable, unknowable sky-fairy. Ask for an explanation of where that bloke came from, and odds are you'll get a vague, pseudo-philosophical reply about having always existed, or being outside nature. Which, of course, explains nothing.
	— блоггер Бен, отзыв на статью Докинза и Джерри Койна «One side can be wrong»

Использование всемогущества <бога сторонниками точки зрения Суинберна> для объяснения природных явлений (кроме логически невозможных) поистине не имеет границ. У науки возникла заминка с объяснением факта X? Не стоит волноваться. Забудьте про X. Стоит подпустить божественного всемогущества — и проблемы X (да и всех прочих) как не бывало, и объяснение получается на редкость простое, потому что речь идёт, не будем забывать, лишь об одном-единственном боге. Что может быть проще? Да почти всё. Бог, способный постоянно контролировать и исправлять состояние каждой отдельной частицы Вселенной, не может быть простым. Его существование само требует грандиозного объяснения. Что ещё хуже (с точки зрения простоты) — другие уголки гигантского сознания бога одновременно заняты делами, чувствами и молитвами каждого отдельного человека, а также всех инопланетян, возможно населяющих эту и другие сто миллиардов галактик. Согласно Суинберну, богу даже приходится постоянно принимать решение не излечивать нас чудесным образом от рака. Бог не может на это пойти, потому что: «Если бы бог отвечал на все молитвы об избавлении родственника от рака, рак бы перестал быть для человечества проблемой, над которой нужно работать». И что бы мы тогда делали с такой уймой свободного времени? — «Антропный принцип: космологический вариант»

Посмотрите на окружающую нас биосферу, амазонские джунгли с их густым переплетением лиан, корней и причудливыми арками; с их армиями муравьёв, ягуарами, тапирами и пекари, древесными лягушками и попугаями. <…> теперь нам известно, как это всё получилось: благодаря постепенной работе «крана» естественного отбора. Против безропотного согласия с идеей спонтанного появления столь невероятных вещей бунтуют не только учёные — возмущается сам здравый смысл. Заявление о том, что первопричина, то есть «великое неизвестное», благодаря которому вместо небытия имеет место бытие, представляет собой существо, способное спроектировать Вселенную и разговаривать одновременно с миллионом людей, — это фактический отказ от попытки объяснения. Это безобразное проявление бездумной, самоублажающей склонности к фантазиям. — «Конференция в Кембридже»

Последним средством защиты для моих кембриджских оппонентов стало нападение. Они заявили, что мои взгляды принадлежат XIX веку. Этот упрёк настолько нелеп, что я почти забыл его упомянуть. Однако, к сожалению, слышать его приходится нередко. Тем не менее согласимся, что заклеймить мнение как устаревшее не означает его опровергнуть. В XIX веке было немало блестящих идей, включая — не в последнюю очередь — и опасную идею Дарвина. — «Конференция в Кембридже»

В любом случае ехидство по поводу «XIX века» не ново. Оно сродни насмешкам над «деревенским атеистом». А также высказыванию: «Что бы ты о нас ни думал, ха-ха-ха, мы и сами не верим в старика с длинной белой бородой, ха-ха-ха». <…> Что же на самом деле означает фраза «Вы рассуждаете, как в XIX веке» в контексте религиозной дискуссии? Она означает следующее: «Вы так прямолинейны и недипломатичны, разве можно задавать такие откровенные, недвусмысленные и грубые вопросы, как “Верите ли вы в чудеса?” или “Верите ли вы, что Иисус родился в результате непорочного зачатия?”. Вы что, не знаете, что в приличном обществе таких вопросов не задают? Они вышли из моды в XIX веке». Но подумайте, почему невежливо в наше время задавать религиозным людям подобные вопросы? Потому что отвечать на них неудобно. Потому что положительный ответ ставит отвечающего в неловкое положение. — «Конференция в Кембридже»

Глава пятая. Корни религии

Природа — скаредный бухгалтер, скрупулёзно считающий пенсы, следящий за каждой секундой, безжалостно отсекающий любое излишество. <…> Природа не поощряет пустых забав. В ней всегда побеждает безжалостный утилитаризм, даже если на первый взгляд может показаться, что это не так. — «Императив Дарвина» (о принципе экономии при естественном отборе)

Религиозное поведение может оказаться злополучным, досадным побочным продуктом некоей более глубинной, нижележащей психологической особенности, которая является или являлась в прошлом действительно ценной для выживания. Эта особенность, поддержанная естественным отбором у наших предков, сама по себе не есть религия; у неё имеется какая-то другая ценность для выживания, и только при определённых обстоятельствах она проявляется в виде религиозных верований. — «Религия как побочный результат чего-то другого»

В мозге ребёнка по понятным, связанным с дарвиновским выживанием причинам заложена программа послушания родителям и другим взрослым, которых родители велели слушаться. Автоматическим следствием этого является неспособность отличить хороший совет от плохого. Ребёнок не в состоянии понять, что «не купайся в кишащей крокодилами Лимпопо» — это разумное предостережение, а «в полнолуние нужно принести в жертву богам козу, иначе будет засуха» — в лучшем случае трата времени и коз. Для него оба высказывания звучат одинаково веско. Оба поступают от авторитетного источника и произносятся серьёзным, вызывающим уважение и доверие тоном. То же относится к суждениям об устройстве мира, Вселенной, о морали и человеческой природе. И скорее всего, достигнув зрелости, этот ребёнок перескажет не менее серьёзным тоном всё услышанное — мудрость вперемешку с глупостью — собственным детям. — «Религия как побочный результат чего-то другого»

Не вызывает сомнения, что многие атрибуты религии способствуют её выживанию, равно как и выживанию самих этих атрибутов, в водовороте человеческой культуры. Нужно, однако, разобраться, вызвана ли эта их приспособленность «разумным замыслом» или естественным отбором. Ответ, скорее всего, лежит посередине. Что касается «замысла», религиозные лидеры, безусловно, в состоянии придумать уловки, способствующие выживанию веры. — «Психологическая предрасположенность к религии»

Исключительная устойчивость, порой проявляемая мемами благодаря самоупорядочиванию, достаточно убедительно опровергает возражения, наиболее часто выдвигаемые против аналогии мемов и генов. — «Осторожно, не наступи на мои мемы»

Разрабатывая идею мемов, я главным образом хотел оспорить мнение, согласно которому гены — это единственный и уникальный объект, с которым только и может работать дарвиновская эволюция. — «Осторожно, не наступи на мои мемы»

Ниже приводится перечень религиозных мемов, выживание которых в меметическом пуле можно объяснить либо собственным «достоинством», либо совместимостью с имеющимся мемплексом. • Вы переживёте собственную смерть. • Приняв мученическую смерть, вы попадёте в самую лучшую часть рая и получите в своё распоряжение семьдесят две девственницы (посочувствуйте судьбе несчастных девственниц). • Еретиков, богохульников и богоотступников нужно убивать (или наказывать другим образом, например изгнанием из семьи). • Вера в бога является высшей добродетелью. Если она пошатнулась, необходимо приложить все усилия для её восстановления, умоляя при этом бога искоренить неверие. (В обсуждении пари Паскаля уже упоминалась странная уверенность в том, что богу больше всего импонирует наша вера в него. Тогда это казалось странным, но вот вам и объяснение!) • Вера (бездоказательная уверенность в чём-то) является добродетелью. Чем крепче ваша вера перед лицом доказательств обратного, тем больше ваша добродетель. Особенно высоко награждаются религиозные виртуозы, способные верить в совсем уж нелепые, неподтверждённые и, по сути, неподтверждаемые вещи вопреки всем фактам и здравому смыслу. • Любой, даже неверующий человек должен автоматически и без рассуждений уважать религиозные верования больше, чем он уважает любые другие убеждения (об этом говорилось в главе 1). • Существуют странные вещи (такие, как Троица, пресуществление, боговоплощение), которые нам не полагается понимать. Лучше даже не пытаться, ибо попытка понять может привести к их разрушению. Называйте их таинством и научитесь удовольствоваться этим. • Прекрасная музыка, искусство и Священное Писание являются самотиражирующимися выражениями религиозных идей. — «Осторожно, не наступи на мои мемы»

Глава шестая. Корни нравственности — почему мы хорошие?

В названии нужно верно поставить акцент: «Эгоистичный ген» — это совсем не то же самое, что эгоистичный организм или эгоистичный вид. — «Возникла ли нравственность в процессе эволюции?»

«Зачем быть хорошим, если бога нет?» Заданный в таком виде, вопрос звучит просто подло. Когда верующие вопрошают меня подобным образом (а это происходит нередко), так и подмывает ответить: «Вы действительно хотите сказать, что стараетесь быть добрыми, только чтобы заслужить награду и похвалу господа или избежать его неудовольствия и кары? Так это, извините, не нравственность, это — подхалимство, вылизывание сапог, постоянное оглядывание на большую небесную камеру наблюдения или маленького “жучка” в голове, которые следят за каждым вашим движением и каждой скрытой мыслью». Как сказал Эйнштейн, «если люди хороши только из-за боязни наказания и желания награды, то мы действительно жалкие создания». — «Зачем быть хорошим, если бога нет?»

Неужели, чтобы не скатиться к эгоизму и преступности, нам действительно требуется надсмотрщик — бог ли, сосед ли? От всего сердца надеюсь, что мне, как и вам, читатель, такой надзор не нужен. С другой стороны не стоит ожидать слишком много. — «Зачем быть хорошим, если бога нет?»; затем приводится случай разгула уличной преступности в Монреале 17 октября 1967 года, когда бастовали полицейские.

Большинство думающих людей согласятся, что нравственность, проявляемая при отсутствии полицейского контроля, как-то более нравственна, чем притворная, исчезающая с началом забастовки полицейских или как только выключены камеры наблюдения — будь это реальная камера в полицейском участке либо воображаемая на небесах. — «Зачем быть хорошим, если бога нет?»

Глава седьмая. «Священная» книга и изменчивая мораль Zeitgeist

Теологи <говорят>, что в наши дни мы не принимаем всё написанное в Книге Бытия буквально. Так я именно об этом и говорю! Мы сами выбираем, в какие фрагменты Священного Писания надо верить без рассуждений, а от каких можно отмахнуться, назвав их символами или аллегориями. Выбор же делается на основе личных убеждений, подобно тому как атеисты на основе личного убеждения, без абсолютного критерия истины, решают следовать тому или иному нравственному правилу. Если первый из этих способов можно назвать выбором морали при помощи «шестого чувства», то же можно сказать и о втором. В любом случае, несмотря на благие рассуждения учёных теологов, пугающе большое количество верующих продолжают воспринимать Священное Писание, включая историю о Всемирном потопе, буквально. Согласно опросу компании «Галлап», в их число входит приблизительно 50 процентов американских избирателей. А также, по-видимому, многие азиатские религиозные лидеры, возложившие вину за цунами 2004 года не на движение тектонических плит, а на человеческие прегрешения — от танцев и распития в барах алкогольных напитков до нарушения каких-то ничтожных правил на отдыхе. Трудно винить людей, воспитанных на сказке о Всемирном потопе и не знающих ничего, кроме библейского текста. Склонность рассматривать природные катастрофы как реакцию на людское поведение, мщение за человеческие грехи, а не какое-то безразличное к их делам движение тектонических плит, выработалась у них благодаря полученному образованию. Между прочим, не кажется ли вам исключительно самонадеянной уверенность в том, что вызванные мощной дланью господней (или энергией тектонического движения) землетрясения непременно связаны с людскими деяниями? Почему божественное существо, в уме которого витают идеи о вечности и творении, должно копаться в постыдных человеческих делишках? Мы, люди, задираем нос так высоко, что готовы вознести свои убогие грешки до вселенского величия! — «Ветхий Завет»

Дочери Лота <…> после обращения матери в соляной столб они живут вместе с отцом в горах, в пещере. Лишённые компании других мужчин, они решают напоить отца вином и переспать с ним. Будучи слишком пьяным, чтобы заметить появление, а затем исчезновение из его постели старшей дочери, Лот тем не менее сумел зачать ребёнка. На следующую ночь дочери решили, что очередь за младшей. И опять Лот напился до бесчувствия, и младшая дочь также забеременела (см. Быт. 19:31–36). Если эта неблагополучная семья была самой высокоморальной в Содоме, поневоле начнёшь оправдывать бога и его серное судопроизводство. — «Ветхий Завет»

… неблаговидные эпизоды из жизни Авраама меркнут по сравнению со знаменитой историей жертвоприношения его сына Исаака <…>. Бог приказал Аврааму принести во всесожжение своего долгожданного сына. Авраам построил алтарь и, сложив кучу хвороста, уложил на неё связанного Исаака. Он уже занёс над сыном жертвенный нож, когда ангел, театрально появившись в последний момент, сообщил ему о перемене плана: бог, оказывается, просто шутил, «проверяя» Авраама и крепость его веры. Современному поборнику нравственности остаётся только гадать, сумеет ли ребёнок когда-либо оправиться от такой психологической травмы. По нынешним стандартам данная история — образчик совокупного насилия над малолетним, издевательства вышестоящего над подчинённым и первого известного в истории случая применения оправдания, впоследствии звучавшего из уст обвиняемых на Нюрнбергском процессе: «Я только подчинялся приказу». Тем не менее эта легенда — один из главных мифов всех трёх монотеистических религий. <…> Даже в этой омерзительной легенде сторонники религии пытаются выискать основания для восхваления бога. Не правда ли, бог поступил хорошо, пощадив Исаака в последнюю минуту? Если читатель соблазнится этим надуманным аргументом, что, полагаю, весьма маловероятно, то другая история человеческого жертвоприношения из главы 11 Книги Судей, закончилась более плачевно. — «Ветхий Завет»

Проявление избранными <богом> народами даже толики внимания к конкурирующим божествам вызывает у бога приступы неистовой ярости, напоминающей наихудшие проявления сексуальной ревности и, опять-таки, мало подходящей с позиции современной морали в качестве образца идеального поведения. Людям, включая тех, кто никогда не изменял своей половине, хорошо понятны соблазны подобной измены: они составляют традиционные сюжеты литературных произведений — от Шекспира до площадных комедий. Но современному человеку гораздо труднее понять, по-видимому, необоримое искушение «переспать» с чужими богами. Моему наивному сознанию исполнение заповеди «да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» кажется довольно лёгким — проще не бывает, особенно по сравнению, скажем, с «не желай жены ближнего твоего». Или осла. (Или вола.) И тем не менее на всём протяжении Ветхого Завета, с предсказуемостью сюжета непристойного фарса, стоит богу отвернуться на секунду, дети Израилевы утекают к Ваалу или ещё какому идолу-совратителю. Или, как однажды, к золотому тельцу… — «Ветхий Завет»

Маниакально-трагикомическая ревность всевышнего к богам-конкурентам периодически вспыхивает на протяжении всего Ветхого Завета. — «Ветхий Завет»

Я пытаюсь доказать, что, откуда бы ни появилась современная мораль, источник её — никак не Библия. Защитникам веры не удаётся выкрутиться, утверждая, что религия предоставляет им своего рода эксклюзивный доступ — закрытый для атеистов непогрешимый индикатор того, что хорошо, а что плохо; не удаётся даже при использовании любимой уловки — объявления некоторых глав Библии «символическими», а не буквальными. А каким нравственным критерием вы пользуетесь, решая, какие из глав — символические, а какие — нет? — «Ветхий Завет»

Меня в таких рассказах больше всего шокирует не то, что это когда-то происходило на самом деле, — возможно, и нет. Но что действительно приводит в изумление, так это готовность людей в наше время выбирать для подражания такой отвратительный образец, как Яхве, — и, более того, навязывать это злобное чудовище (будь оно реальным или вымышленным) нам всем. — «Ветхий Завет»

Не думаю, что в мире есть атеисты, готовые двинуть бульдозеры на Мекку, на Шартрский собор, кафедральный собор Йорка, собор Парижской Богоматери, пагоду Шведагон, храмы Киото или, скажем, бамианских Будд» — «Ветхий Завет»

Не будем отрицать, что с точки зрения нравственности Иисус гораздо приятнее жуткого ветхозаветного монстра. Нельзя не признать, что Иисус, если он существовал (а если нет, то автор приписываемых ему изречений), безусловно был одним из величайших этических новаторов всех времён. Нагорная проповедь на века опережает историю. Призыв «подставь другую щеку» на две тысячи лет предвосхищает Ганди и Мартина Лютера Кинга. — «Разве Новый Завет не лучше?»

Но нравственное превосходство Иисуса ещё раз подтверждает мой аргумент. Иисуса не удовлетворяло слепое следование этике Священного Писания, в которой он был воспитан. Он решительно порывал с ней, например преступив грозные запреты относительно работы в день отдохновения. Мудрое изречение «Суббота для человека, а не человек для субботы» вошло в поговорку. — «Разве Новый Завет не лучше?»

По-моему, в заявлениях и рассуждениях Августина воплощается нездоровая озабоченность ранних христианских богословов идеей греха. Имея возможность воспевать в своих рукописях и проповедях мерцающий звёздами небосклон, горы, зелёные леса, морские глубины и звенящие птичьим гомоном рассветы, они вспоминают о них лишь походя. Как правило, большую часть времени для христианского ума есть лишь одна забота: грех, грех, грех, грех, грех, грех, грех. И на такое убожество тратится целая жизнь! — «Разве Новый Завет не лучше?»

Я уже назвал центральный догмат христианства — искупление — жестоким, садомазохистским и отвратительным. Помимо этого, взглянув на факты объективно, свежим, не затупленным привычкой и бесконечными повторами взглядом, его нельзя не признать просто безумным. Если бог хотел простить наши грехи, почему бы просто не простить их, без самоистязания и самоумерщвления в качестве платы за услугу — и вдобавок приговаривая многие и многие будущие поколения евреев к погромам и преследованиям за «христоубийство»... — «Разве Новый Завет не лучше?»

Прогрессивным этическим философам нелегко в наше время защищать любую теорию искупления наказанием, а уж тем более теорию «козла отпущения» — умерщвления невиновного во искупление чужих грехов. Да и в любом случае поневоле напрашивается вопрос: на кого бог пытался произвести впечатление? Видимо, на себя, сам был и судьёй, и присяжными, и жертвой приговора. Более того, Адам — лицо, обвиняемое в совершении первородного греха, — вообще никогда не существовал: неприятный факт, в незнании которого ещё можно извинить Павла, но никак не всезнающего бога (или Иисуса, если верить, что он бог). Таким образом, сама основа этой гадкой теории рассыпается в прах. Ах да, мы забыли, что ветхозаветная история об Адаме и Еве конечно же не буквальная, а символическая. Символическая? То есть, чтобы произвести на себя впечатление, Иисус устроил собственные пытку и казнь в качестве искупительного наказания за символический грех, совершённый несуществующим лицом? И скажите — это не сумасшествие самого жестокого и отвратительного свойства? — «Разве Новый Завет не лучше?»

Религия, безусловно, разделяет людей, и это одно из самых серьёзных обвинений, выдвинутых против неё. Однако часто, и справедливо, утверждается, что войны и раздоры между различными религиозными группировками и сектами редко ведутся из-за одних лишь теологических разногласий. Убивая католика, ольстерский протестант вряд ли бормочет: «Вот тебе, пялящийся на Деву Марию подонок, разящий ладаном пресуществленец!» Куда как вероятнее, что он мстит за смерть убитого другим католиком протестанта, возможно продолжая тянущуюся через несколько поколений цепь кровавой вендетты. Религия становится символическим выражением межгрупповой вражды и мести, не лучше и не хуже других ярлыков, таких как цвет кожи, язык или любимая футбольная команда; и религия часто идёт в ход там, где другим ярлыкам дорога заказана. — «Возлюби ближнего своего»

Даже если религия сама по себе не приносит вреда, спровоцированный ею целенаправленный, умело поощряемый раздел людей путём ловкого манипулирования естественной склонностью человеческой природы к предпочтению «своих» и отвержению «чужих» приносит достаточно несчастий, чтобы объявить её мощным фактором мирового зла. — «Возлюби ближнего своего»

<Ранее> было показано, что наша мораль — даже мораль верующих — не берётся из священных книг, как бы ни печально было для некоторых это открытие. Что же тогда позволяет нам отличать дурное от хорошего? Независимо от того, как мы ответим на этот вопрос, в современном обществе существует некий консенсус по поводу того, что хорошо, а что дурно, и его придерживается поразительно много людей. Это общее мнение не имеет прямой связи с религией, однако большинство религиозных людей с ним согласны вне зависимости от того, полагают ли они источником своей морали Священное Писание или нет. Большая часть людей, за вполне понятными исключениями вроде афганских талибов и американских радикальных христиан, руководствуется в своей жизни одинаковым, щедро-либеральным набором этических принципов. Большинство из нас не причиняют ненужных страданий, верят в свободу слова и защищают её, даже не будучи согласными с мнением говорящего, платят налоги, не жульничают, не убивают, не совершают инцест, не делают другим того, чего не желают себе. Некоторые из этих принципов добропорядочности упоминаются в священных книгах, но по соседству с ними там можно найти много такого, чему не согласится следовать ни один приличный человек; и, заметьте, в священных книгах нет правил, позволяющих, отсеяв дурное, оставить только хорошее. — «Нравственный Zeitgeist»

Любой современный суд признал бы Авраама виновным в жестоком обращении с несовершеннолетним. А выполни он своё намерение до конца, ему не избежать бы приговора за преднамеренное убийство. И тем не менее по нравам своего времени он заслуживал восхищения, поскольку выполнял повеление всевышнего. Вне зависимости от того, верим мы в бога или нет, наши понятия о дурном и хорошем претерпели значительные изменения. — «Нравственный Zeitgeist»

В викторианских романах об Африке «слон», «лев», «антилопа» (обратите внимание, всегда в единственном числе) — это «дичь», а с дичью что делать? Стрелять, конечно же, не раздумывая. Не для еды, не для самозащиты. Для «спорта». Но и здесь Zeitgeist изменился. Несмотря на то что богатые, отсидевшие в креслах зады «спортсмены» по-прежнему могут, безопасно устроившись в лендроверах, расстреливать африканских диких животных и увозить домой в качестве трофеев головы, им приходится нынче расплачиваться за это как чеками с длинным рядом нулей, так и всеобщим презрением. — «Нравственный Zeitgeist»

Американское вторжение в Ирак широко осуждается из-за количества жертв среди гражданского населения; и тем не менее число жертв в этой войне на несколько порядков ниже, чем во Второй мировой. Похоже, что стандарты морально приемлемого и здесь стремительно меняются. Звучащие сегодня в высшей степени бессердечно и гнусно заявления Дональда Рамсфилда показались бы речами мягкотелого либерала, выступи он с чем-то аналогичным во время последней мировой войны. — «Нравственный Zeitgeist»

Изменения в целом идут в одном и том же направлении, и большинство согласится, что они — к лучшему. Даже Адольф Гитлер, повсеместно признанный выходящим за все мыслимые рамки чудовищем, не выделялся бы особой кровожадностью во времена Калигулы или Чингисхана. Бесспорно, Гитлер истребил больше людей, чем Чингисхан; так ведь в его распоряжении были современные технологии. И можно ли о Гитлере сказать то же, что очень часто звучит в описании Чингисхана: он получал самое большое наслаждение, глядя, как «обливаются слезами друзья и близкие его жертв»? Мы судим Гитлера по моральным законам нашего времени, а моральный Zeitgeist, как и технология, далеко шагнул со времён Калигулы. Гитлер предстаёт воплощением ада потому, что нынешние стандарты не в пример гуманнее. — «Нравственный Zeitgeist»

Я уже цитировал в своей предыдущей книге утопический роман Г. Дж. Уэллса «Прозрения» о Новой республике, но хочу сделать это ещё раз, потому что он исключительно точно иллюстрирует мою мысль: «Как будет Новая республика обращаться с низшими расами? С чернокожими?.. С жёлтой расой?.. С евреями?.. С сонмами чёрных, коричневых, грязно-белых и жёлтых людей, не нужных в новом, точно отлаженном мире? Что ж, жизнь — это жизнь, а не богадельня, и, полагаю, придётся от них избавиться… Что же касается системы нравственности граждан Новой республики — системы, которой суждено господствовать над мировым государством, она будет устроена так, чтобы способствовать распространению самого лучшего, эффективного и прекрасного, что есть в человечестве, — красивых, сильных тел, ясных, светлых умов… До сих пор, во избежание воспроизведения убожеством убожества, природа использовала при организации мира свой метод… смерть… Люди Новой республики… получат идеал, ради которого стоит совершать убийство.» Это было написано в 1902 году, а сам Уэллс считался прогрессивным деятелем своей эпохи. В 1902 году подобные, хоть и не повсеместно одобряемые, умозаключения тем не менее вполне могли служить предметом дискуссии на званом обеде. Современный же читатель, столкнувшись с ними, не может не содрогнуться от ужаса. Приходится признать, что, как ни отвратителен Гитлер, он был не так уж далёк от духа своего времени, как это может нам казаться сегодня. До чего стремительно меняется Zeitgeist — и до чего согласованно движется он широким фронтом во всём просвещённом мире. — «Нравственный Zeitgeist»

In a previous book I quoted H. G. Wells's Utopian New Republic, and I shall do so again because it is such a shocking illustration of the point I am making. And how will the New Republic treat the inferior races? How will it deal with the black? . . . the yellow man? . . . the Jew?. . . those swarms of black, and brown, and dirty-white, and yellow people, who do not come into the new needs of efficiency? Well, the world is a world, and not a charitable institution, and I take it they will have to go . . . And the ethical system of these men of the New Republic, the ethical system which will dominate the world state, will be shaped primarily to favour the procreation of what is fine and efficient and beautiful in humanity: beautiful and strong bodies, clear and powerful minds . . . And the method that nature has followed hitherto in the shaping of the world, whereby weakness was prevented from propagating weakness . . . is death . . . The men of the New Republic . . . will have an ideal that will make the killing worth the while. That was written in 1902, and Wells was regarded as a progressive in his own time. In 1902 such sentiments, while not widely agreed, would have made for an acceptable dinner-party argument. Modern readers, by contrast, literally gasp with horror when they see the words. We are forced to realize that Hitler, appalling though he was, was not quite as far outside the Zeitgeist of his time as he seems from our vantage-point today. How swiftly the Zeitgeist changes — and it moves in parallel, on a broad front, throughout the educated world.

<Сейчас> постоянно происходит улучшение образования и, главное, растёт понимание того, что все мы имеем общие человеческие ценности с представителями других рас и другого пола. Обе эти идеи — совершенно не библейские, и они гораздо более сродни биологическим наукам, особенно эволюции. Одной из причин несправедливого обращения с чернокожими, женщинами, а в нацистской Германии — с евреями и цыганами является то, что их не считали полноценными людьми. — «Нравственный Zeitgeist»

Чем бы ни вызывались наблюдаемые положительные изменения Zeitgeist, сам факт их существования более чем убедительно показывает несостоятельность аргумента, что без бога мы не сумели бы творить добро и отличать добро от зла. — «Нравственный Zeitgeist»

Несмотря на общее движение Zeitgeist в сторону прогресса, улучшения происходят, как уже отмечалось, не плавно, а скорее зигзагообразно, с удручающими откатами в прошлое. — «А как же Гитлер и Сталин? Разве они не были атеистами?»

«И Гитлер и Сталин были атеистами. Что вы об этом скажете?» Этот вопрос задаётся практически после каждого моего публичного выступления на тему религии и почти в каждом радиоинтервью. Тон его, как правило, язвительный, и негодующий автор обычно подразумевает две вещи, а именно: Сталин и Гитлер не только были атеистами (1), но и совершали ужасные злодеяния именно по причине своего неверия (2). Положение (1) верно в отношении Сталина и сомнительно в отношении Гитлера. Но это в любом случае не имеет значения, потому что положение (2) ложно. Если оно приводится как вывод из положения (1), то оно просто нелогично. Даже если допустить, что Гитлер и Сталин оба были атеистами, то их также объединяло наличие усов, которые, кстати, имелись и у Саддама Хусейна. И что теперь? Вопрос не в том, были ли дурные (или хорошие) индивидуумы атеистами или верующими. Мы не собираемся пересчитывать дурных овец с обеих сторон и сравнивать списки. Тот факт, что на пряжках ремней нацистов было выгравировано «Gott mit uns», сам по себе ничего не доказывает, по крайней мере без дальнейшего углублённого изучения. Вопрос не в том, были ли атеистами Гитлер и Сталин, а в том, склоняет ли атеизм людей систематически совершать дурные поступки? Этому не существует никаких подтверждений. — «А как же Гитлер и Сталин? Разве они не были атеистами?»

... вывод из дискуссии о Сталине/Гитлере довольно прост. Отдельные атеисты могут совершать зло, но они не совершают его во имя атеизма. Сталин и Гитлер совершили чудовищные преступления: один — во имя догматического, доктринёрского марксизма, другой — во имя безумной ненаучной евгеники с элементами псевдовагнеровского бреда. Религиозные войны ведутся под знамёнами религии, и в ходе истории они происходили с ужасающей частотой. Но не могу вспомнить ни одной войны, которая бы велась во имя атеизма. Да и зачем она? Война может разразиться из-за жажды экономической наживы, политических амбиций, расовых или этнических предрассудков, жестокой обиды, или мести, или патриотической веры в высокое предназначение нации. Ещё более подходящим мотивом для войны может оказаться непоколебимая убеждённость в том, что наша религия — единственно правильная, что подтверждается священной книгой, безоговорочно приговаривающей всех еретиков и сторонников других религий к смерти и безоговорочно обещающей всем воинам Господа прямую дорогу в лучший уголок рая. <…> А теперь скажите: кому придёт в голову затевать войну ради отсутствия веры? — «А как же Гитлер и Сталин? Разве они не были атеистами?»

Глава восьмая. Что плохого в религии? Зачем на неё нападать?

… если я или другие атеисты и проявляем время от времени в отношении религии враждебность, она ограничивается словами. У нас нет планов бомбить, обезглавливать, побивать камнями, сжигать на кострах, распинать на крестах и направлять в небоскрёбы самолёты по причине теологических разногласий.

Может быть, учёные и проявляют фундаментализм, когда дело доходит до абстрактных формулировок смысла понятия «истина». Но в этом они не одиноки. Однако, когда я говорю, что эволюция — реальность, я проявляю не больше фундаментализма, чем когда заявляю, что Новая Зеландия расположена в Южном полушарии. Мы верим в эволюцию, потому что её реальность подтверждается фактами, но появись новые доказательства, демонстрирующие её ложность, мы тут же от неё откажемся. От фундаменталиста вы такого заявления никогда не услышите. Дело в том, что очень легко перепутать фундаментализм и страстность. Возможно, защищая эволюцию от фундаменталистов и креационистов, я выступаю слишком страстно, но это не потому, что меня распаляет собственный фундаментализм, но противоположного толка. Это происходит потому, что подтверждающих эволюцию фактов головокружительно много, и меня безмерно огорчает неспособность оппонента их увидеть — или, ещё чаще, нежелание оппонента даже взглянуть на них, потому что они противоречат его священным книгам. Моя страстность возрастает ещё больше при мысли о том, как много теряют эти несчастные фундаменталисты и их последователи. Правда об эволюции, как и многие другие научные открытия, невероятно увлекательна, потрясающа и прекрасна; умереть, так и не узнав о ней ничего, представляется мне настоящей трагедией! — «Фундаментализм и ниспровержение науки»

Как учёный, я враждебен фундаменталистской религии, потому что она активно работает на подрыв научного познания мира. Она учит нас не менять раз и навсегда усвоенные идеи и не пытаться узнать новые, интересные, доступные познанию факты. Она разрушает науку и высушивает разум. — «Фундаментализм и ниспровержение науки»

Фундаменталистская религия пытается отлучить от научного образования тысячи и тысячи невинных, любознательных, доверчивых молодых умов. Не фундаменталистская, «терпимая» религия, возможно, этого не делает. Но она создает питательную среду для фундаментализма, внушая людям с раннего детства идею о добродетели нерассуждающей веры. — «Фундаментализм и ниспровержение науки»

Вероотступничество <…> не предполагает нанесения никакого вреда ни людям, ни собственности. Это «мыслепреступление» в чистом виде, выражаясь словами Оруэлла из «1984», и по исламскому закону официальное наказание за него — смерть. — «Тёмная сторона абсолютизма»

... религиозного моралиста страстно заботит, чем люди занимаются (и что думают) за закрытыми дверями. — «Вера и гомосексуальность»

Человеческие эмбрионы — формы человеческой жизни. Следовательно, в глазах абсолютистской религии аборт — это зло, ничем не отличающееся от убийства. Не знаю, как тогда расценивать наблюдения, полученные мной из собственного опыта: многие из наиболее пылких противников умерщвления зародышей проявляют повышенный энтузиазм к совершению этого действия в отношении взрослых. — «Религия и неприкосновенность человеческой жизни»

Определённая категория верующих не видит моральной разницы между уничтожением микроскопической группы клеток с одной стороны и убийством взрослого врача — с другой. — «Религия и неприкосновенность человеческой жизни»

Почти все яростные противники абортов глубоко религиозны. Искренние же их сторонники, вне зависимости от их личной веры, чаще всего следуют нерелигиозной этике последствий, возможно задавая себе сформулированный Иеремией Бентамом вопрос: «Могут ли они страдать?» — «Религия и неприкосновенность человеческой жизни»

Согласно справедливому замечанию Медаваров, логический вывод аргумента о «человеческом потенциале» заключается в том, что каждый раз, пропуская возможность полового сношения, мы лишаем человеческую душу шанса появиться на свет. По идиотской логике «защитников жизни», любой отказ способного к деторождению индивидуума от совокупления приравнивается к убийству потенциального младенца! Даже сопротивление насильнику может считаться лишением жизни потенциального ребёнка (существует, кстати, немало «защитников жизни», отрицающих право на аборт и для жестоко изнасилованных женщин). — «Великий софизм о Бетховене»

Эволюционный довод довольно прост. «Человечность» клеток зародыша не может гарантировать им абсолютно исключительный, с точки зрения нравственности, статус. Не может — в силу нашего близкого эволюционного родства с шимпанзе и более отдалённого — с каждым видом живых существ на планете. Чтобы понять это, представьте, что в каком-то уголке Африки чудом выжил и был обнаружен промежуточный вид, скажем, Australopithecus afarensis. Считались бы эти создания людьми или нет? Для такого, как я, сторонника этики последствий вопрос недостоин ответа, потому что он ни к чему не ведёт. Я, бесспорно, был бы восхищён и обрадован возможностью встречи с новой «Люси». Абсолютисту же, напротив, ответ найти необходимо, поскольку, с его нравственных позиций, люди заслуживают уникального, особого статуса лишь по той причине, что они — люди. Если его припереть к стенке, то он, пожалуй, не постесняется устроить судилище, как в эпоху южноафриканского апартеида, для выяснения, можно ли считать человеком того или иного индивидуума. — «Великий софизм о Бетховене»

Наши западные политики, избегая «слова на букву Р», предпочитают говорить о войне против терроризма, словно терроризм — наделённый умом и волей дух или нечистая сила. Либо о террористах заявляют, что ими движет «зло». Но зло не является мотивом их поступков. Какими бы заблудшими мы их ни считали, они, подобно христианским убийцам врачей-гинекологов, руководствуются праведными и справедливыми, по их мнению, принципами, честно выполняя предписания своей веры. Мы имеем дело не с психопатами, а с религиозными идеалистами, которые считают себя, в рамках своих убеждений, людьми рациональными. Их уверенность в собственной правоте основана не на болезненном изменении личности, не на вселении в них Сатаны, а на том, что с самой колыбели они воспитывались в лоне абсолютной, беспрекословной веры. — «Как «умеренная» вера питает фанатизм»

До тех пор, пока мы соглашаемся уважать религиозные верования только потому, что это религиозные верования, трудно отказать в уважении и вере Усамы бен Ладена и террористов-самоубийц. Альтернатива этому — такая явная, что о ней, казалось бы, излишне и напоминать, — состоит в том, чтобы отказаться от принципа механического почтения к религиозным верованиям. Именно поэтому я делаю всё возможное, чтобы предостеречь людей не только против так называемой «экстремистской» веры, а против веры вообще. Учения «умеренных» религий, сами по себе не являющиеся экстремистскими, неизбежно мостят дорогу экстремизму. Нужно заметить, что религия не уникальна в этом отношении. Патриотическая любовь к своей стране или к своему народу тоже может оказаться источником той или иной разновидности экстремизма, не правда ли? Достаточно вспомнить японских камикадзе или «Тамильских тигров» Шри-Ланки. Однако религиозная вера является особенно мощным душителем голоса разума, превосходящим, по-видимому, все остальные по своей ослепляющей силе. Подозреваю, что дело здесь в легковесно-мошенническом обещании, что смерть не конец, а мученикам отведён особо соблазнительный уголок рая. И вдобавок вера по природе своей не поощряет лишних вопросов. Христианство, как и ислам, учит детей добродетели нерассуждающего послушания: веру не нужно доказывать. Стоит человеку заявить, что то-то и то-то составляет часть его религиозных убеждений, как остальные члены общества, вне зависимости от того, разделяют они веру говорящего или нет или вообще не верят в бога, обязаны, по укоренившемуся обычаю, не задавая лишних вопросов, «проявлять уважение». И уважение оказывается до тех пор, пока однажды вера не проявит себя жуткой бойней вроде разрушения Всемирного торгового центра, взрывов в Лондоне или Мадриде. Тут же раздаётся хор негодования; церковники и «лидеры сообществ» (кто их избирал, кстати?) выстраиваются в ряд, объясняя, что экстремисты извратили «истинную» веру. Но как можно веру извратить, если, в отсутствие доказательных доводов в ней не имеется никаких проверяемых, доступных для извращения стандартов? — «Как «умеренная» вера питает фанатизм»

… самое пагубное дело — учить детей, что вера как таковая является добродетелью. Вера именно потому и вредна, что она не требует доказательств и не терпит возражений. Внушать детям, что нерассуждающая вера — это благо, значит готовить их к превращению, с возрастом и при определённых, совсем нередких обстоятельствах, в смертоносные орудия будущих джихадов и крестовых походов. Оболваненный верующий, защищённый от страха смерти предвкушением рая для героев, достоин почётного места в истории боевых вооружений — в одном ряду с луком, боевым конём, танком и кассетной бомбой. Научи мы детей вместо преклонения перед безоговорочной верой сомневаться и обдумывать свои убеждения, тогда — могу поспорить — террористы-самоубийцы перевелись бы сами собой. Самоубийцы совершают свои деяния потому, что искренне верят всему, чему их научили в религиозных школах: долг перед богом превыше всего остального, а мученичество награждается райскими кущами. И научили их этому не обязательно фанатики-экстремисты, а подчас вполне добропорядочные, вежливые, умеренные религиозные наставники, усадившие их, ряд за рядом, в медресе, где они, ритмично качая невинными головками, заучивали наизусть, как обезумевшие попугайчики, каждое слово священной книги. Вера может быть очень и очень опасной, и расчётливо вбивать её в восприимчивую голову невинного ребёнка — большое зло. — «Как «умеренная» вера питает фанатизм»

Глава девятая. Жестокое обращение с детьми и бегство от религии

... разве не нелепа сама мысль об отнесении крошечного малыша к тому или иному вероисповеданию? <…> И разве это не насилие — навешивать религиозные ярлыки на детей, которые ещё слишком малы, чтобы думать о таких сложных вещах? И тем не менее это продолжается и по сей день почти без всякого противодействия.

Однажды после лекции в Дублине меня спросили, что я думаю по поводу широко освещённых в средствах массовой информации случаев сексуальных домогательств со стороны ирландских католических священников. Я ответил, что, несмотря на безусловную отвратительность сексуальных домогательств, наносимый ими вред, несомненно, меньше того вреда, который на протяжении долгого времени наносится ребёнку всем процессом воспитания в лоне католицизма. — «Насилие физическое и духовное»

... я получил письмо от воспитанной в католической вере сорокалетней американской женщины. Она писала, что в семилетнем возрасте в её жизни произошли два неприятных события. Заманив её в машину, к ней стал приставать с сексуальными домогательствами местный священник. И примерно в то же время трагически погибла её школьная подружка — и попала в ад, потому что была протестанткой, — по крайней мере в это верила тогда в соответствии с официальным догматом веры своих родителей автор письма. Нынче, будучи взрослой женщиной и сравнивая два эти примера насилия над ребёнком — физического и интеллектуального — со стороны католической церкви, она, не сомневаясь, расценивает второй как гораздо более ужасный. Вот что она пишет: «Когда меня начал лапать священник, мне (с точки зрения семилетки) было просто противно, а вот от мысли о моей горящей в аду подружке в памяти остался леденящий безмерный страх. Происшествие со священником не помешало мне спокойно спать; но от того, что люди, которых я люблю, попадут в преисподнюю, я провела в ужасе много бессонных ночей. Не могла отделаться от кошмаров.» — «Насилие физическое и духовное»

Когда всё воспитание, всё сказанное и родителями, и учителями, и священниками искренне и безоговорочно убеждает ребёнка, что грешников ожидает геенна огненная (или заставляет верить ещё в какой-нибудь, не менее омерзительный догмат, вроде того что жена является собственностью мужа), вполне возможно, что слова окажутся более вредоносными и долговечными, чем дела. Я придерживаюсь мнения, что, когда учителя и родители внушают детям веру в нечто вроде адских мук за неотпущенный смертный грех, то выражение «насилие над ребёнком» не является преувеличением. — «Насилие физическое и духовное»

... энтузиасты геенны огненной <…>, похоже, разделяют ликующее злорадство и самодовольство уверенных в собственном спасении, выраженное в работе «Summa Theologica» — светочем всех теологов святым Фомой Аквинским: «Чтобы святые могли полнее насладиться собственным блаженством и благодатью Божьей, им позволено наблюдать за мучениями грешников в преисподней». Приятные господа, ничего не скажешь. — «Насилие физическое и духовное»

Будь ад реальным, ему достаточно было бы быть умеренно страшным; но поскольку он вряд ли существует, чтобы компенсировать невероятность и поддерживать устрашающее воздействие на должном уровне, приходится изображать его очень-очень жутким. — «Насилие физическое и духовное»

Я благодарен своим родителям за их убеждённость в том, что детей надо учить не тому, что думать, а как думать. Если, в достаточной мере ознакомившись с объективными научными фактами, они вырастут и решат, что Библия действительно несёт буквальную правду или что на их жизнь влияют Марс и Венера, это их личное дело. Самое важное здесь — чтобы выбор, какого взгляда придерживаться, делали они сами; чтобы он не был насильно навязан решением родителей. — «В защиту детей»

Эта тенденция возвеличивать эксцентричные этнические религиозные обряды и оправдывать их жестокость проявляется снова и снова. В добропорядочных либеральных умах она служит источником мучительного внутреннего конфликта: с одной стороны, они терпеть не могут жестокости и страданий, а с другой — пройдя выучку у постмодернистов и релятивистов, считают своим долгом уважать другие культуры не менее собственной. Женское обрезание, несомненно, чудовищно болезненная процедура, лишающая женщину возможности наслаждаться сексом (в этом, видимо, и заключается её истинная цель), и одна половина добропорядочного либерального ума желает наложить запрет на этот обряд. Другая же половина «уважает» этнические культуры и полагает, что мы не должны вмешиваться, если им хочется увечить «своих девчушек». Примечание 217: — «В защиту детей»

Есть что-то чудовищно высокомерное и негуманное в принесении любой человеческой личности, а особенно детской, в жертву «культурному многообразию» и сохранению религиозных традиций. Нам замечательно живётся в окружении машин, компьютеров, антибиотиков и прививок. А вы — странный маленький народец в шляпах и старомодных брюках, с упряжками лошадей, архаичным диалектом и деревянными туалетами, — вы обогащаете нашу жизнь. Конечно, мы должны разрешить вам удерживать в жизни, устроенной по канонам XVII века, и ваших детей, иначе мы навсегда потеряем что-то ценное: часть замечательного разнообразия человеческой культуры. Крошечная часть моего сознания соглашается с вышесказанным. Но в целом меня от этой картины тошнит. — «В защиту детей»

Разыскивая незадолго до Рождества воплощающий праздничное настроение образ, ежедневно читаемая мною газета «Индепендент» напечатала сентиментальную, экуменическую сценку из школьной рождественской пьесы. В подписи к фотографии с гордостью заявлялось, что роли трёх волхвов исполняли четырёхлетние Шадбриит (сикх), Мушарафф (мусульманин) и Адель (христианка). Трогательно? Очаровательно? Думаю, ни то и ни другое, скорее — нелепо. Как порядочному человеку может прийти в голову, что на четырёхлеток допустимо навешивать ярлыки теологических установок и мировоззрений их родителей? Чтобы понять справедливость моего утверждения, представьте себе аналогичную фотографию со следующей подписью: «Четырёхлетние Шадбриит (кейнсианец), Мушарафф (монетарист) и Адель (марксистка)». Вы не сомневаетесь, что в редакцию хлынул бы поток жалоб? Конечно, хлынул бы. Но благодаря странно привилегированному положению религии в данном случае никто и не подумал возмутиться, как никто никогда не возмущается в других подобных ситуациях. Или представьте реакцию на такую подпись: «Четырёхлетние Шадбриит (атеист), Мушарафф (агностик) и Адель (светская гуманистка)». В отношении родителей могло бы, пожалуй, начаться расследование с целью проверки их методов воспитания. — «И опять — о пробуждении сознания»

... знание Библии необходимо для углублённого понимания <…> европейской литературы. Людям, говорящим по-арабски и по-индийски, знакомство с Кораном или Бхагавадгитой, по-видимому, не менее необходимо для полного понимания своего литературного наследия. Наконец, для полного наслаждения музыкой Вагнера (о которой кто-то однажды остроумно заметил, что она лучше, чем звучит) нужно уметь отличать одного нордического бога от другого. <…> атеистическое мировоззрение не означает исключение Библии и других священных текстов из системы образования. И, конечно же, мы можем сохранять сентиментальную привязанность к культурным и литературным традициям, скажем, иудаизма, англиканства или ислама и даже участвовать в таких религиозных ритуалах, как свадебный и похоронный, не обременяя себя традиционно сопутствующими этим ритуалам суеверными предрассудками. Мы можем отказаться от веры в бога, не порывая с нашим драгоценным культурным наследием. — «Религия как часть литературного наследия»

Глава десятая. Такая нужная ниша?

Часто говорят об имеющейся в сознании нише «под бога»: якобы у людей существует психологическая потребность в боге — воображаемом товарище, отце, старшем брате, исповеднике, задушевном друге, которую необходимо удовлетворить вне зависимости от того, существует ли бог на самом деле. Но что, если бог попросту занимает место, которое лучше было бы заполнить чем-то другим? Наукой, например? Искусством? Человеческой дружбой? Гуманизмом? Любовью к этой жизни в реальном мире, а не ожиданием другой, за могильной чертой? Любовью к природе?

Как ни странно, встретив яростного противника прекращения жизни из гуманных соображений или яростного противника самоубийства с врачебной помощью, можно биться об заклад, что перед вами — верующий. Вслух такие люди могут заявлять, что любое убийство — грех. Но почему грех, если вы честно считаете, что ускоряете другому дорогу в рай? — «Утешение»

Что меня больше всего поражает в идее чистилища — это представляемые теологами в её подтверждение доказательства, настолько очевидно неубедительные, что беззаботная уверенность, с которой они преподносятся, кажется от этого ещё более комичной. В разделе «Чистилище» Католической энциклопедии есть часть, озаглавленная «Доказательства». Вот в чём состоят главные доказательства существования чистилища. Если бы усопшие просто попадали в рай или ад в зависимости от совершённых в земной жизни грехов, не было бы смысла за них молиться. «Ибо зачем молиться за усопших, если мы не верим в силу молитвы послать утешение тем, на кого ещё не обратилась милость Божья?» Мы же молимся за усопших, верно? Следовательно, чистилище существует, иначе наши молитвы не имели бы смысла. Что и требовалось доказать! Перед нами поистине яркий пример бессмыслицы, которую религиозный рассудок воспринимает как «логическое умозаключение». — «Утешение»

Есть что-то инфантильное в ожидании того, что смысл и цель в вашу жизнь обязан внести кто-то другой (родители — когда речь идёт о детях, бог — в случае взрослых). Это напоминает инфантилизм отдельных личностей, которые, упав и подвернув лодыжку, начинают искать, кому бы предъявить иск. Кто-то обязан гарантировать моё благополучие, и, значит, кто-то виноват, что я ушибся. Не является ли подобный инфантилизм главной причиной «необходимости» бога? <…> По-настоящему взрослая точка зрения состоит в том, что наша жизнь имеет ровно столько смысла, значения и полноты, сколько мы потрудимся ей придать. А потрудившись, мы в силах сделать свою жизнь поистине замечательной. — «Утешение»

Многие атеисты уже говорили, и гораздо лучше, чем я: достаточно осознать, что эта жизнь — единственная, чтобы она стала более драгоценной. Поэтому атеистическая позиция — более жизнеутверждающая, способствующая улучшению жизни, но без самообмана, без принятия желаемого за действительное и без жалоб на злодейку-судьбу, свойственных тем, кто считает, будто жизнь им что-то должна. — «Вдохновение»

Мы обитаем где-то рядом с центром ветвящейся во всех направлениях пещеры Аладдина, наблюдая работу мироздания посредством органов чувств и нервной системы, предназначенных для восприятия и осознания лишь малого количества объектов средней величины, движущихся на средних скоростях. Нам легко оперировать объектами размером от нескольких километров (вид с вершины горы) до примерно десятой доли миллиметра (остриё иглы). За этими рамками даже воображению становится неуютно, и приходится прибегать к помощи приборов и математического аппарата, которые мы, к счастью, научились создавать и использовать. Изначально же наше воображение приспособлено работать в крошечном диапазоне размеров, расстояний и скоростей, лежащем посреди гигантского поля возможного: от странного микроскопического квантового мира до колоссальных размеров эйнштейновской космологии. — «Всем паранджам паранджа»

Возможно, смех является наилучшей реакцией на некоторые особо замысловатые парадоксы современной физики. Альтернативой, как мне иногда кажется, являются рыдания. — «Всем паранджам паранджа»

Вот вам один из любимых примеров <научного парадокса для здравого смысла>: каждый раз, когда вы выпиваете стакан воды, существует весьма высокая вероятность того, что по крайней мере одна из проглоченных вами молекул прошла в своё время через мочевой пузырь Оливера Кромвеля. Это лишь простая теория вероятности. Количество молекул в стакане воды неизмеримо больше, чем количество стаканов с водой, которые можно было бы получить, разлив в них всю имеющуюся в мире пресную воду. То есть каждый раз, наполняя стакан, мы имеем в нём довольно представительную выборку существующих в мире молекул воды. Дело тут, конечно, не в Кромвеле и не в мочевых пузырях. Вот сейчас вы и не заметили, что вдохнули тот же атом азота, что когда-то выдохнул третий игуанодон слева от высокого саговника? Разве не прекрасно жить в мире, где такие вещи не только возможны, но вам ещё выпала счастливая возможность понять, почему это так? И затем вы можете объяснить это кому-нибудь другому, и с вами согласятся не потому, что это ваше личное мнение или верование, а потому, что, поняв ваши аргументы, их невозможно не принять. — «Всем паранджам паранджа»

Только подумайте: на одной, возможно, единственной во Вселенной, планете молекулы, соединяющиеся обычно в объекты, не превышающие по сложности обломок камня, образовали объекты, по размеру сходные с обломками камней, но настолько сложные, что они оказались способны бегать, прыгать, плавать, летать, видеть, слышать, ловить и поедать другие похожие сложные объекты; а некоторые из них научились даже думать, чувствовать и влюбляться друг в друга. Сегодня мы понимаем, как это произошло, но не понимали до 1859 года. До 1859 года всё это казалось очень и очень и очень странным. Теперь, благодаря Дарвину, это просто очень странно. Ухватившись за края узкой прорези паранджи, Дарвин разорвал её, и внутрь хлынул такой поток ошеломляюще новых, возвышающих человеческий дух знаний, какого до него человечество, возможно, не знало — сравню с ним разве что сделанное Коперником открытие, что Земля — это не центр мироздания. — «Всем паранджам паранджа»

Окошко паранджи нашего сознания такое узкое потому, что для выживания наших предков этого было вполне достаточно. — «Всем паранджам паранджа»

Мы — порождения Среднего мира и его обитатели, и это налагает ограничения на возможности нашего воображения. Если у нас нет особо выдающихся способностей или исключительно разностороннего образования, то Средний мир — это всё, что доступно нашему взгляду из узкого окошка паранджи. — «Всем паранджам паранджа»

То, что мы воспринимаем как реальный мир — это не подлинный реальный мир без прикрас; это модель реального мира, настроенная и отрегулированная при помощи данных, получаемых органами чувств; это модель, организованная таким образом, чтобы с её помощью можно было успешно взаимодействовать с реальным миром. — «Всем паранджам паранджа»

Сумеем ли мы, терпеливо трудясь, освободиться от ограниченности Среднего мира, сорвать чёрную паранджу и достичь интуитивного, а не только математического понимания микро- и макромиров и огромных скоростей? Честное слово, не знаю, но я очень счастлив жить в такое время, когда человечество изо всех сил стремится достичь границ познаваемого. И что ещё лучше — мы можем в конце концов обнаружить, что этих границ не существует вовсе. — «Всем паранджам паранджа»; заключительные слова основного текста книги

Перевод

Н. Смелкова, 2008.

О книге

• В 2007 году вышли 2 книги, посвящённые критике «Бога как иллюзии»: «Заблуждение Докинза» и «Ангел Дарвина». Обе написаны с христианских позиций и содержат много повторений известных аргументов защитников христианства, а также некоторое число искажений написанного в книге Докинза и некоторых других его работах с элементами недобросовестной критики ad absurdum.

Обращает на себя внимание, что риторика современных атеистов почти буквально воспроизводит риторику советской антирелигиозной пропаганды; впрочем, эта риторика отличается и сходным уровнем правдоподобия. Например, Ричард Докинз в своей книге «Бог как иллюзия» пишет: «Не думаю, что в мире есть атеисты, готовые двинуть бульдозеры на Мекка, на Шартрский собор, кафедральный собор Йорка, собор Парижской Богоматери, пагоду Шведагон, храмы Киото или, скажем, бамианских Будд». На фоне истории ХХ века (особенно российской, но не только) эти слова звучат крайне издевательски; разумеется, они ничего общего не имеют с научной и интеллектуальной добросовестностью. Но Докинз вряд ли сознательно лжёт. Он верит в определённый миф, где «наука» увязана с «атеизмом», атеизм с «разумом», «терпимостью», «просвещением», а «религия» должна служить извечным источником зла, безумия и тирании. Если историческая реальность говорит ровно об обратном — тираническими и разрушительными оказывались именно атеистические режимы — то тем хуже для исторической реальности.

— Сергей Худиев, «Великий сциентистский миф», 2010

	Вера — это что-то большее, чем просто мнение, что существует Бог: это согласие с заявляемым Откровением, которое передаётся через священный текст или религиозную общину. Вера в религиозную доктрину, а не просто вера в Бога — вот реальная мишень книги Докинза «Бог как иллюзия».
	Faith is something more than the mere belief that there is a God: it is an assent to a purported revelation of God, communicated through a sacred text or a religions community. It is faith in a creed, not mere belief in God, that is Dawkins's real target in The God Delusion.
	— Энтони Кенни