Перейти к содержанию

Госпожа Бовари

Материал из Викицитатника
(перенаправлено с «Мадам Бовари»)
Французское издание 1857 года

«Госпожа́ Бовари́», или «Мада́м Бовари́» (фр. Madame Bovary) — роман Гюстава Флобера, впервые напечатанный в 1856 году.

  •  

Госпожа Бовари — это я! — автор об Эмме Бовари

Краткие и афористические цитаты

[править]
  •  

Если бы от наших страданий кому-нибудь было легче, то мы бы, по крайней мере, утешались мыслью о том, что жертвуем собой ради других.

  •  

Ей очень хотелось опереться на что-нибудь посолиднее любви.

  •  

Ей хотелось умереть и в то же время хотелось жить в Париже.

  •  

А её жизнь холодна, как чердак со слуховым окошком на север, и тоска бессловесным пауком оплетала в тени паутиной все уголки её сердца.

  •  

Быть может, любовь, подобно индийской флоре, тоже нуждается в разрыхленной почве, в особой температуре?

  •  

Любовь, казалось ей, приходит внезапно, с молнийным блеском и ударами грома; это вихрь, который налетает откуда-то с неба на жизнь, переворачивает ее вверх дном, обрывает желания, точно листья, и ввергает сердце в пучину.

  •  

Слова — это волочильный стан, на котором можно растянуть любое чувство.

  •  

Высокопарными словами обычно прикрывается весьма неглубокая привязанность.

  •  

Камин погас, маятник стучал себе и стучал, и Эмма бессознательно подивилась, как это вещи могут быть спокойны, когда в душе у нее так смутно.

Отрывки из текста романа

[править]
  •  

Однажды он попал на ферму около трех часов; все работали в поле. Он зашел на кухню, но сначала не заметил Эммы: ставни были закрыты. Солнечные лучи пробивались сквозь щели, вытягиваясь на каменных плитах тоненькими полосками, ломались об углы мебели и дрожали на потолке. По столу ползали мухи, они карабкались по грязным стаканам и с жужжанием тонули на дне в остатках сидра. Под солнцем, проникавшим через каминную трубу, отсвечивала бархатом сажа и слегка голубела остывшая зола. Эмма шила, сидя между печкой и окном, косынки на ней не было, на голых плечах виднелись капельки пота.
По деревенскому обычаю, она предложила Шарлю выпить. Он отказался. Эмма стала упрашивать и, наконец, смеясь сказала, что сама отведает с ним рюмку ликёра.

  Гюстав Флобер, «Часть I, Глава III» (пер. А. И. Ромм)
  •  

Солнце пробивалось сквозь голубые пузырьки разбивающихся, сменяющих друг друга волн; старые подрезанные ивы отражались в воде серой своей корой; выше лежали кругом пустынные луга. Все люди на фермах обедали; молодая женщина и ее спутник слышали только мерный звук своих шагов по тропинке, свои слова да шуршанье эмминого платья.
Садовые стены, утыканные поверху осколками бутылок, были нагреты, как стекла теплицы. Между кирпичами пробивался желтофиоль; проходя мимо, г-жа Бовари краем открытого зонтика задевала их, и увядшие цветы роняли желтоватую пыльцу; порой по шёлку, цепляясь за бахрому, секунду скользила веточка жимолости или клематита.

  Гюстав Флобер, «Часть II, Глава III» (пер. А. И. Ромм)
  •  

Часто шляпа калеки вдруг просовывалась в окно на ходу дилижанса, а сам он в это время цеплялся свободной рукой за подножку, и колеса обдавали его грязью. Голос его, вначале слабый и лепечущий, становился пронзительным. Он тянулся в ночи, как непонятная жалоба какого-то отчаяния; прорезая звон бубенцов, шелест деревьев и стук пустого кузова кареты, он нес в себе что-то отдаленное, отчего Эмма приходила в волнение. Оно врывалось ей в душу, как вихрь в пропасть, уносило ее в просторы беспредельной меланхолии. Но Ивер, замечая, что дилижанс накренился, прогонял слепого кнутом. Плетёный кнут стегал прямо по ранам, и нищий с воем падал в грязь.

  — «Часть III, глава V» (пер. А. И. Ромм)
  •  

Потом пассажиры «Ласточки» понемногу засыпали — кто с открытым ртом, кто упираясь подбородком в грудь; один прислонялся к плечу соседа, другой брался рукою за ремень, — и все ритмично покачивались вместе с дилижансом, свет трясущегося снаружи фонаря отражался от крупа коренной внутрь дилижанса и, проходя сквозь ситцевые занавески шоколадного цвета, отбрасывал на неподвижных людей кровавую тень. Эмма, опьяненная печалью, дрожала от холода; ноги все больше зябли, тоска давила сердце.

  Гюстав Флобер, «Часть III, глава V» (пер. А. И. Ромм)

Цитаты о романе в публицистике и литературоведении

[править]
  •  

Коснемся еще одного примера пересечения пространственного и временного рядов. В «Мадам Бовари» Флобера местом действия служит «провинциальный городок». Провинциальный мещанский городок с его затхлым бытом ― чрезвычайно распространенное место свершения романных событий в XIX веке (и до Флобера, и после него). Этот городок имеет несколько разновидностей, в том числе и очень важную ― идиллическую (у регионалистов).[1]

  Михаил Бахтин, «Формы времени и хронотопа в романе», 1938
  •  

Если и есть в Кавалерове что-то от Олеши, то только в том смысле, в каком Флобер на вопрос, с кого он писал мадам Бовари, ответил: «Эмма — это я».[2]

  Лев Славин, «Портреты и записки», 1965

Цитаты о романе в мемуарах и художественной прозе

[править]
  •  

Смеялась Лидия осторожно, неуверенно и резкими звуками, а посмеявшись немного, оглядывалась, нахмурясь, точно виноватая в неуместном поступке. Сомова приносила романы, давала их читать Лидии, но, прочитав «Мадам Бовари», Лидия сказала сердито:
― Все, что тут верно, ― гадость, а что хорошо ― ложь.[3]

  Максим Горький, «Жизнь Клима Самгина» (Часть Первая), 1925
  •  

Так вот, я был искренен, искажая и усиливая в рассказе эту действительную историю, и мое желание похвастаться этим случаем кажется мне свидетельством таких непочатых сил, что вызывает теперь только зависть. По сути, я хвастался, разыгрывая потрясенность и мистический ужас, и как бы приобщался к Флоберу, почувствовавшему признаки отравления, отравляя мадам Бовари, и к Пушкину, плачущему или прыгающему над неожиданными поступками своих героев, и хотя не говорил себе об этом, но чувствовал себя равным им.[4]

  Андрей Битов, «Записки из-за угла», 1964
  •  

Меня спросят: но почему же не принимать себя всерьез человеку, написавшему «Мадам Бовари», «Хозяина и работника» или «Дуинские элегии»? Раз все мы принимаем его всерьез, почему он не смеет этого делать? Нет, пусть другие «уважают» и «почитают» меня, но я-то сама про себя знаю, что при наличии во мне даже самой маленькой крошки мирового абсурда я не могу вести себя, как памятник самой себе.[5]

  Нина Берберова, «Курсив мой», 1966

Источники

[править]
  1. Бахтин М. М., Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худож. лит., 1975 г. — стр.388
  2. А.В.Белинков, «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша». — Мадрид, 1976 г.
  3. Максим Горький. Собрание сочинений. Том 20. Москва, «ГИХЛ», 1952 г.
  4. Битов А.Г. Неизбежность ненаписанного. Москва, «Вагриус», 1998 г.
  5. Берберова Н. «Курсив мой». Автобиография. — М., 1996 г.

См. также

[править]