Тропи́нка или тро́пка, маленькая тропа́ — узкая дорожка без дорожного покрытия, стихийным образом протоптанная людьми или животными; локальный торёный путь маленького размера. Как правило, ширина тропинки, в отличие от более широкой тропы, такая, что по ней может идти только один человек, а когда двое идут навстречу друг другу, то разойтись они могут, только если один из них отступит в сторону.
Название происходит от устаревшего русского глагола «тропать» (топтать или топать ногами, ходить со стуком). Тропа, тропка, тропи́на или тропинка может быть короткой, несколько десятков или сотен метров, после чего она выводит к более крупной (широкой) дороге. Хотя бывают и исключения, к примеру, горные тропы могут тянуться десятки и даже сотни километров.
Еще подалее видел я много всяких садовых и диких дерев; но мне не можно было вблизи их рассмотреть, потому что старинная к ним тропинка вся усыпана была волчцами.[1]
Оглядываясь направо и налево, мы не нашли лучшего, как идти покудова наудачу до первой тропинки. Мы и достигли желаемого, но вдвойне, то есть нам попались две узкие дорожки.[2]
— Василий Нарежный, «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814
Из всех тропинок, ведущих к сердцу женщины, жалость — самая короткая.
Тамъ же въ острогѣ, глядя ни грязныя стѣны, на почернѣвшій низкій, точно придавившій его потолокъ, онъ вспомнилъ привольную ширь луговъ, и озерки, и болотники на нихъ, и тѣ безчисленныя лѣсныя тропинки въ горахъ, точно уходящія въ небо.[5]
...живописная часть верхней Волги имеет вдоль берега проторенную тропинку; по ней можно удобно добраться до высокого кургана, с которого открывается вид на озеро Стерж и на широкий разлив Волги, весь заросший густою болотною травой.[6]
— Евгений Вишняков, «Истоки Волги. (Наброски пером и фотографиею)», 1893
Почернели дороги от людей, шевельнулись глухие тропы, и узкие тропинки налились шагами, и скоро большими дорогами станут они...[7]
— Леонид Андреев, «Анатэма», трагическое представление в семи картинах, 1909
Бежит тропинка с бугорка,
Как бы под детскими ногами...[8]
— Марина Цветаева, «Бежит тропинка с бугорка…» (из цикла «Ока»), 1910-е
Оторвавшись от речки, тропинка стала взбираться на каменистый косогор, заросший местами кошачьей лапкой, колокольчиком и рослой, порыжелой пижмой по самой вершине.[9]
Монголы кричали: «Только не сворачивайте с тропинки!» Действительно, по бокам среди острых краев плит чернели ямы и сама тропинка была усеяна дырками, попав в которые животное легко могло сломать ногу.[10]
Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли.[11]
— Иосиф Сталин, Ответ на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки, 12 января 1931 г.
На пыльных тропинках далёких планет
Останутся наши следы.
— Владимир Войнович, «Четырнадцать минут до старта» (музыка Оскара Фельцмана), 1960-е
Очень часто доли плодов переносятся ещё на ногах животных <...> и человека, о чём можно судить уже по частой встречаемости болотника на пониженных участках дорог и тропинок.[12]:413
— Александр Фёдоров и др., «Жизнь растений» (сем. болотниковые), 1978
Всякий раз, выходя за дверь, надо быть очень осторожным, потому что тропинка, начинающаяся у крыльца, на самом деле дорога, а дорога бесконечна.
...дома из каменных превращаются в деревянные, улицы из асфальтовых ― в грунтовые, а потом и вовсе становятся тропинками. Домики уменьшаются в размерах и кажется, что в конце тропинки, того и гляди, превратятся в землянку или норку...[17]
В нарочитом отсюда отдалении росли яблони, между листвием которых видно было плодов много, но зрелых мало. Еще подалее видел я много всяких садовых и диких дерев; но мне не можно было вблизи их рассмотреть, потому что старинная к ним тропинка вся усыпана была волчцами.[1]
По ночам кандалы не стынут на ногах и ноги не зябнут, но железо их стало как будто ещё тяжелее и несноснее. Толстые па́ли, стоящие вокруг тюрьмы сплошною стеной, не пускают ростков, когда и на арестантском дворе начинает зеленеть трава. Они ещё досаднее загораживают простор, чем это было зимою. А кукушка зовёт и зовёт откуда-то издали, напоминая о глухих зелёных тропинках, вьющихся по горным ущельям, о тёмных лесных чащах, о журчанье вольных, рек и ручьёв. Как же не назвать этого голоса волшебным?!
Речка подходит к озеру, то прихотливо извиваясь слабо заметным ручейком в густом еловом лесу, то быстро пробегая по открытой местности с нагорным левым берегом, то, наконец, лениво разливаясь широкими тихими плёссами, поросшими кувшинками и мечником, среди лиственного леса. Эта, более живописная часть верхней Волги имеет вдоль берега проторенную тропинку; по ней можно удобно добраться до высокого кургана, с которого открывается вид на озеро Стерж и на широкий разлив Волги, весь заросший густою болотною травой.[6]
— Евгений Вишняков, «Истоки Волги. (Наброски пером и фотографиею)», 1893
Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма.[11]
— Об антисемитизме. Ответ на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки, 12 января 1931 г.
Доли распадающихся плодов болотника распространяются главным образом постоянными или временными водными потоками. Очень часто доли плодов переносятся ещё на ногах животных (в том числе птиц) и человека, о чём можно судить уже по частой встречаемости болотника на пониженных участках дорог и тропинок.[12]:413
— Александр Фёдоров и др., «Жизнь растений» (сем. болотниковые), 1978
Если идти от центра Кашина к окраинам, для чего и получаса хватит, то дома из каменных превращаются в деревянные, улицы из асфальтовых ― в грунтовые, а потом и вовсе становятся тропинками. Домики уменьшаются в размерах и кажется, что в конце тропинки, того и гляди, превратятся в землянку или норку, в которую юркнет, обратившись в полевую мышку какой-нибудь…[17]
На половине вершного пути от казацкой станицы Ламы до Уктыча лед Шилки завалил громадами гор прибрежный путь, надо было это пространство верст в пять объезжать по крутям гор вышиною в 200 сажен, отвесно стоящим над Шилкою, по тропинке, едва протоптанной ногами пешеходов, и по отвесной стене горы. Лошадь беспрестанно скользит по сыпучей дресве, а сойти с коня еще опаснее, потому что, голодный, он, хватая траву, точно растущую по стене, останавливается и дергает Вас поводом в бездну реки.[18]
С первых же шагов мы усомнились, возможно ли продолжать путь на лошадях. Сначала шла гора такого рыхлого щебня, который сыпался из-под копыт, как колотый сахар, и не представлял никакого упора; потом поползла по косогористым краям обрывов капризно вьющаяся пешая тропинка, скользкая и в сухое время, а после ливня сделавшаяся невозможною.[4]
На другой день, несмотря на его занятия, его шестьдесят пять лет и очень сильный туман, он взялся нас проводить в горы. Эта предупредительность тем более была ценна в моих глазах, что мелкий и непрерывный дождь должен был у него отбить охоту путешествовать по скользким тропинкам, которых он уже досыта насмотрелся. Я рада была тормошить старика.[19]
Кажется, что огромный желтый шарф обмотан вокруг конуса горы, вершина которой тоже желтая, ослепительно желтая под яркими лучами солнца. Я подымаюсь по узкой тропинке, которая извивается по пеплу и лаве, поворачивает то вправо, то влево и возвращается назад, крутая, скользкая и твёрдая. Местами вы видите окаменевший каскад серы, который излился из расселины, подобно водопадам, низвергающимся в швейцарских горах.[20]
На днях я послал Бергу два стихотворения, из которых одно начинается стихом: «Ель рукавом мне тропу занавесила». Этот лесной рукав возник в моём воображении раньше, чем я увидал, что повторяю внесенную тобою в русскую поэзию прелестную рифму: занавесил и весел. Чтобы хоть сколько-нибудь исправить намёк на кражу, я в настоящую минуту переправил для печати вместо бывшей: «тропу занавесила» — «тропинку завесила». Если бы я как-нибудь мог справиться с моим образом, то переменил бы весь куплет.[21]
Направляясь от Позилипо к Байскому заливу кратчайшим путем по тропинкам между виноградниками и пустырями, я не мог миновать Сольфатары и амфитеатра и, чтобы отдохнуть от скорой ходьбы, всякий раз делал себе привал и завтракал своими каштанами, то сидя на камешке в жерле кратера, то взобравшись на один из уступов амфитеатра.[22]
Но ведь я приехал в Каруйзаву не для отдыха или для того чтобы пользоваться прелестным горным воздухом, а для восхождения на действующий вулкан Асама-Яму. Восхождение было решено делать ночью, пользуясь прохладою. Вечером мы двинулись в путь верхами в сопровождении носильщиков и проводников с фонарями. Опять наш проводник сбился с дороги, и мы до двенадцати часов ночи бились, отыскивая тропинку, ведущую к вулкану. Там пришлось оставить лошадей и идти пешком.[23]
Отойдя от бивака версты четыре, я нашел маленькую тропинку и пошёл по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил её и пошёл целиною. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.[24]
В такую погоду сумерки наступают рано. Чтобы не заблудиться, я решил вернуться на тропинку. По моим соображениям, она должна была находиться слева и сзади. Прошел час, другой, — а тропинка не попадалась. Тогда я переменил направление и пошел по оврагу, но он стал загибать в сторону.[24]
Мы шли по зелёной дорожке, на которой босые ноги прохожих деревенских людей примяли траву, но прибили до земли, как это обыкновенно бывает, где много ходит людей и тропинки становятся серыми, покрытыми мягкой бархатной пылью. Глядя вниз, чтобы не наколоть о что-нибудь свою босую ногу, Петя заметил узкую серую тропинку, пересекающую нашу зеленую. На этой серой тропинке мы увидели множество муравьев, влекущих, по-нашему, конечно, очень маленькие древесные соринки, а, по-ихнему, огромные бревна, превосходящие иногда во много раз тело самого муравья. Мы вскоре нашли на одном конце серой муравьиной большой дороги их огромное государство...[25]
Ивовые кусты росли у края болотинки и переходили дальше в березовое редколесье с высокой травой. Зеленая, еле заметная тропинка шла между ивами и березовым суходолом. По этой тропинке мы пришли к замеченной мной порезом коры осине, вблизи которой в кустах ивы я слышал однажды квохтание несущейся тетёрки.[26]
Странно было идти сперва безводной песчаной пустыней и чувствовать, что на запад от нас начинается самое малоисследованное нагорье Куен-Луня. Постепенно пески сменились затвердевшими соляными отложениями, дарами бывшего озера, и караван вошел как бы в бесконечное кладбище, состоящее из нагроможденных острых соляных плит. Самое опасное место пришлось идти в сумерках, а затем при луне. Монголы кричали: «Только не сворачивайте с тропинки!» Действительно, по бокам среди острых краев плит чернели ямы и сама тропинка была усеяна дырками, попав в которые животное легко могло сломать ногу. Кони шли особенно осторожно. Из верблюдов провалился на самой тропинке лишь один и с большими трудами был вытащен. Солончаковая пыль овеивала все место каким-то странным туманом, глубоко проникая в лёгкие.[10]
Мне хотелось найти дорогу к тому голому хребту, что возвышается за лесом. Сегодня я был на этом хребте. Подъём километра три и я подошёл по тропинке к гребню: вся Савойя с её вершинами и хребтами была передо мной.[27]
В мае и июне очень часты дожди и высока травяная растительность, которая на этом маршруте является довольно серьёзным препятствием для передвижения и не позволяет уклониться в сторону от узенькой тропинки.[28]
Хорошо утоптанная тропинка привела к живописному болоту, образовавшемуся из лесной заплывшей речки. Яркая зелень камыша перемежалась здесь с белыми облаками цветущего дягиля, распространяющего вокруг свой неповторимый, я бы сказал, речной аромат.[29]
Бамбук медленно горит, освещая нам путь. Трудно идти по еле заметной, скользкой, размытой дождем глинистой тропинке. На пути — подъёмы и спуски по вырубленным в глине скользким ступеням. Справа и слева от тропы ― стена непроходимых джунглей. В этих зарослях вьетнамских джунглей нашли себе могилу тысячи и тысячи солдат французского экспедиционного корпуса.[30]
— Роман Кармен, «Но пасаран!» (часть вторая), 1972
И скоро будет весна. И май придет безбрежным весенним ливнем, когда земля вспухает, опоясанная лакированными ремнями морщинистых ручьев, блестят тропинки, вытягиваясь в сумраке осклизлыми дождевыми червями, капли впиваются в плечи острыми осами...[13]
Когда мы в самой чаще забавлялись собиранием грибов, ужасная буря затемнила небо. Дождь с градом обрушился на наши головы; и мы всю ночь должны были провести под ветвями елей. Настало утро прекрасное; мы вышли из своего убежища, но не знали, куда направить шаги свои. Оглядываясь направо и налево, мы не нашли лучшего, как идти покудова наудачу до первой тропинки. Мы и достигли желаемого, но вдвойне, то есть нам попались две узкие дорожки.
— Слава богу, — вскричала радостно Ликориса. — Одна из этих тропинок, верно, ведет в нашу деревню.
— Без сомнения, — вскричал я, — и, верно, в правую сторону!
— Ах нет, — сказала она, — без сомнения, в левую!
— А почему так? — спросил я задорно.
— Потому, припомни! Когда мы искали грибов, в которую сторону склонялись?
— Помнится, больше влево!
— Точно![2]
— Василий Нарежный, «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814
Солнце пробивалось сквозь голубые пузырьки разбивающихся, сменяющих друг друга волн; старые подрезанные ивы отражались в воде серой своей корой; выше лежали кругом пустынные луга. Все люди на фермах обедали; молодая женщина и её спутник слышали только мерный звук своих шагов по тропинке, свои слова да шуршанье эмминого платья.
Инге нарядилась в самое лучшее платье, надела новые башмаки, приподняла платьице и осторожно пошла по дороге, стараясь не запачкать башмачков, — ну, за это и упрекать её нечего. Но вот, тропинка свернула на болотистую почву; приходилось пройти по грязной луже. Не долго думая, Инге бросила в лужу свой хлеб, чтобы наступить на него и перейти лужу, не замочив ног. Но едва она ступила на хлеб одною ногой, а другую приподняла, собираясь шагнуть на сухое место, хлеб начал погружаться с нею всё глубже и глубже в землю, — только чёрные пузыри пошли по луже!
Высота Снайфедльс равняется пяти тысячам футов. Вулкан замыкает своим двойным конусом трахитовую цепь, обособленную от горной системы острова. С того места, откуда мы отправились, нельзя было видеть на сером фоне неба силуэты двух остроконечных вершин. Я только заметил, что огромная снежная шапка нахлобучена на чело гиганта.
Мы шли гуськом, предшествуемые охотником за гагарами; наш проводник вел нас по узким тропинкам, по которым два человека не могли идти рядом. Дорога была трудная, и мы вынуждены были шагать молча.[31]
— Жюль Верн, «Путешествие к центру Земли» (глава XV), 1864
Она свернула с шоссе и поскакала по узкой, неторной дорожке, которая действительно как будто направлялась к горам. Санин поскакал за нею.
Дорожка эта скоро превратилась в тропинку и наконец совсем исчезла, пересечённая канавой.[3]
— Впрочем, после поговорим, — прибавил он. — Если на пчельник, то сюда, по этой тропинке, — обратился он ко всем.
Дойдя по узкой тропинке до нескошенной полянки, покрытой с одной стороны сплошной яркой иван-да-марьей, среди которой часто разрослись тёмно-зелёные высокие кусты чемерицы, Левин поместил своих гостей в густой свежей тени молодых осинок, на скамейке и обрубках...[32]
Тамъ же въ острогѣ, глядя ни грязныя стѣны, на почернѣвшій низкій, точно придавившій его потолокъ, онъ вспомнилъ привольную ширь луговъ, и озерки, и болотники на нихъ, и тѣ безчисленныя лѣсныя тропинки въ горахъ, точно уходящія въ небо. Какъ сильно колотилось его сердце при одномъ воспоминаніи объ этой суровой, пустынной и дикой, для всякаго заѣзжаго человѣка, сторонѣ и полной такого невыразимаго очарованія для него. Какъ страстно тосковалъ онъ по ней! какими горькими слезами обливалъ онъ изголовье![5]
Вчера вечером был сильный ливень с грозой, а потому трава немного помята и лоснится. Тропинка, которая бежит недалеко от окна и ведет к оврагу, кажется умытой, и разбросанная по сторонам ее битая аптекарская посуда, тоже умытая, играет на солнце и испускает ослепительно яркие лучи. А дальше за тропинкой жмутся друг к другу молодые ёлки, одетые в пышные зеленые платья...[33]
Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил на твёрдо убитой тропинке, по поросшему подорожником и клоповником выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми ногами крестьянскую девушку в пёстрой занавеске с пушками на ушах. Возвращаясь уже назад, она быстро махала одной левой рукой поперёк своего хода, правой же крепко прижимала к животу красного петуха.[34]
Звон колокола казался то ближе, то дальше. «Где-то в горах, — думал я, — приютилась маленькая колокольня и одна славит своим звонким голосом мир и тишину воскресного утра, призывая идти к ней по горным тропинкам, над голубым озером…»[35]
Тропинка раздвигалась все шире и шире. Скоро пропали болота и кочки. Освещенные солнцем, зазеленели поляны, закраснели жёсткие ягоды бересклета, зашелестели под ногами еще не сгнившие прошлогодние дубовые листья. Повеяло теплом, ароматом мелких лесных цветов...[36]
— Однажды ты, великий хан, послал гонца к соседнему хану Ибрагиму. Дал ему письмо, как следует перевязав шёлковым шнурком и припечатав своим перстнем. И велел гонцу: «Не останавливаясь, лети к хану Ибрагиму и отдай ему это письмо». Дело было под ночь. Полетел гонец через скалы, через ущелья, по таким тропинкам, по которым и туру проскакать только днём.[37]
Ты позвал нас, Давид, — и мы пришли. Уже давно мы ждали, безмолвные, твоего милостивого зова, и до самых дальних пределов земли разнесся твой клич, Давид. Почернели дороги от людей, шевельнулись глухие тропы, и узкие тропинки налились шагами, и скоро большими дорогами станут они — и как вся кровь, какая есть в теле, бежит к единому сердцу, так к тебе, единому, идут все бедные земли.[7]
— Леонид Андреев, «Анатэма», трагическое представление в семи картинах, 1909
…Солнце ещё не успело позолотить верхушек тамариндовых деревьев, ещё яркие тропические птицы дремали в своих гнёздах, ещё чёрные лебеди не выплывали из зарослей австралийской кувшинки и желтоцвета, — когда Вильям Блокер, головорез, наводивший панику на всё побережье Симпсон-Крика, крадучись шёл по еле заметной лесной тропинке… Делал он только четыре версты в час...
Человек из того сочиняет, что пред его глазами лежит... Оторвавшись от речки, тропинка стала взбираться на каменистый косогор, заросший местами кошачьей лапкой, колокольчиком и рослой, порыжелой пижмой по самой вершине. Неслышное, но с ума сводящее стрекотанье августовскихкузнечиков висело в остекленевшем полуденном воздухе.[9]
Давай сюда! ― прошептал он, кивая головой на узкую лазейку в кустах дерезы. Оставив Петьку одного, мы перебежали улицу и нырнули с разбегу в колючие кусты. Согнувшись, мы пробирались над обрывом по извилистой, чуть заметной тропинке. Густые ветки дерезы переплелись, как проволочные заграждения. Под ногами чернели крючковатые корни кустарника, ржавые завитки жести. Мы пробирались осторожно, чтобы не порезать босые ноги.[39]
Каждый год, в то время когда полая вода идет на спад, река Пелеговка начинает «рвать берега». Огромные, как грузные медвежьи туши, кусищи земли с прошлогодней щетинистой травой или с чисто выбитыми прибрежными тропинками то там, то тут ухают вниз, взбрасывая вверх мутные брызги.[40]
Всякий раз, выходя за дверь, надо быть очень осторожным, потому что тропинка, начинающаяся у крыльца, на самом деле дорога, а дорога бесконечна. И если забыть об осторожности, можно оказаться… очень далеко и обнаружить, что ты чужак в чужой стране, а как ты попал туда, неведомо и тебе самому.
Солнце стояло невысоко и проглядывало сквозь ветви. Его можно было принять за луну. Оно светило бело-перламутровым, осенним, чуть прозрачным светом. Слава разглядела тропинки из разбитых кирпичей, сквозь которые прорастала трава и жёлтая, как измена, мать-и-мачеха.[14]
С горы стекает узкая речка. Я перехожу через неё. Тропинка выводит меня на высокий холм. Сейчас я взберусь на него, упаду в траву и стану ждать. Здесь другой мир. По стеблю оранжевой пупавки ползёт прозрачно-зелёная тля. Ромашки и васильки покачиваются, словно в хороводе, высоко над моей головой. Там же игрушечными коньками перелетают подтянутые кузнечики. Рука нащупывает зрелую землянику.[15]
— Ты не поверишь, как здесь бывает: вчера ещё ничего нет, а сегодня, за одну ночь, вся тропинка усыпана примулами! И после этого ― как по команде ― почки набухают, за неделю горы меняют цвет. Это как волшебство…[41]
Когда рассеянно брожу без цели,
Куда глаза глядят и не глядят,
И расстилаются передо мной
На все четыре стороны свободно
Простор, и даль, и небосклон широкой, —
Как я люблю нечаянно набресть
На скрытую и узкую тропинку,
Пробитую средь жатвы колосистой!
Мне кажется, что по тропинке этой
Не в первый раз брожу, что я когда-то
Играл на ней младенцем беззаботным,
Что юношей, тревог сердечных полным,
Влачил по ней тоскующие думы,
Незрелые и тёмные желанья,
И радости, и слёзы, и мечты.
Передо мной не та же ль жатва зрела?
Мрёт сухостой, и вкривь и вкось торчащий.
И ни тропинки нет, ни колеи,
и на ходу закуриваешь чаще,
и папоротниковый косогор
обходишь неприязненно, как чащу,
где ящеры ржавеют до сих пор.[46]
— Глеб Семёнов, «И неудобней под ногами корни...» (из цикла «Отпуск в сентябре»), 1950-е
↑ 12В. Т. Нарежный, Собрание сочинений в 2 томах. Том 2. — М.: «Художественная литература», 1983 г.
↑ 12Тургенев И.С. Собрание сочинений. — Москва, «Наука», 1954 г.
↑ 12Евгений Марков. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Евгения Маркова. Издание 3-е. — Товарищество М. О. Вольф. С.-Петербург и Москва, 1902 г.
↑ 12А. А. Кирпищикова. Петрушка Рудометов. — Санкт-Петербург: «Отечественныя Записки», № 12, 1878 г.
↑ 12Е. П. Вишняков, Истоки Волги. (Наброски пером и фотографиею). — Спб., типография и фототипия В. И. Штейна, 1893 г. — стр.15-17
↑ 12Л. Н. Андреев. Драматические произведения в 2-х томах. — Л.: Искусство, 1989 г., том 1.
↑ 12М. И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.
↑ 12Леонов Л. М. «Вор». — М.: Советский писатель, 1979 г.
↑ 12Н. К. Рерих. Сердце Азии. ― Нью-Йорк: Алатас, 1929 г.
↑ 12Михаил Бару. «Кольчуга из щучьей чешуи». — Саратов: «Волга», № 3-4, 2010 г.
↑М. А. Бестужев. Путевые письма родным. — Научное наследство. Том 24. — М.: Наука, 1995 г.
↑Вяземский П. П. Письма и записки Оммер де Гелль. — М.: Художественная литература, 1990 г.
↑Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в двенадцати томах, том 9 (Перевод Г.А. Рачинского, примечания Ю. Данилина). — М.: Библиотека «Огонёк», Правда, 1958 г.
↑Афанасий Фет. Собрание сочинений в двух томах. Том 2. — М. Художественная литература, 1982 г.
↑Буслаев Ф. И. Мои досуги: Воспоминания. Статьи. Размышления. — М.: «Русская книга», 2003 г.
↑Г. А. Де-Воллан. В стране восходящего солнца. Записки русского консула о Японии. — Ленинград, «Кубуч», 1926 г.
↑ 12В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
↑Пришвин М. М. Дневники. 1926-1927. Москва, «Русская книга», 2003 г.
↑М. М. Пришвин. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.
↑Ельчанинов А.В. «Записи» (1926-1934). — Москва, «Русский путь», 1992 г.]
↑Е. Е. Холодовский. По Горной Абхазии. — М.-Л., «Физкультура и туризм», 1931 г.
↑А. А. Фет, Лирика. — М.: Художественная литература, 1966 г. — стр. 172
↑Н. Гумилёв. Собрание сочинений в четырёх томах / Под редакцией проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. — Вашингтон: Изд. книжного магазина Victor Kamkin, Inc., 1962 г.
↑Игорь Северянин, «Громокипящий кубок. Ананасы в шампанском. Соловей. Классические розы.». — М.: «Наука», 2004 г. — стр. 25.
↑Абросимов Е. Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне. — Академический проект, 2005 г.
↑Г. Семёнов. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2004 г.
