Марсель Жуандо

Материал из Викицитатника

Марсéль Жуандó (фр. Marcel Jouhandeau; 1888—1979) — французский прозаик-модернист, эссеист, драматург. Автор психологических романов, основанных на автобиографических хрониках, философских эссе и пьес, в числе которых «Юность Теофиля», «Брак господина Годо», автобиографических произведений «Опыт о самом себе», «Размышления о старости и смерти», «Бревиарий, портрет Дон Жуана», «Хроники страсти», «Похвала сладострастию», «Затерянные страницы», «О моём падении» и др.
Жена Марселя Жуандо — Элиза, до 1925 года танцовщица, известная под именем Кариати́с, в девичестве — Элизабе́т Тулемо́н (Élizabeth Toulemon), прославилась более всего как заказчица и исполнительница главной роли в балете Эрика Сати «Эксцентричная красавица».

Афоризмы[править]

  •  

Все люди рождаются свободными и равными в правах, но некоторые потом женятся.

  •  

Всякая душа есть маленькое тайное общество.

  •  

Гораздо легче обманывать других, чем не обманывать себя самого.

  •  

Женщина выходит замуж за поэта, но, став его женой, она прежде всего замечает, что он забывает спускать воду в туалете.

  •  

Кощунство — единственный способ для неверующих оставаться религиозными людьми.

  •  

Неверно, будто нам не хватает дружбы и доброты; это дружбе и доброте не хватает нас.

  •  

Поскольку нет ничего дороже времени, всего благороднее тратить его не считая.

  •  

Придёт день, когда нам будет недоставать одной-единственной вещи, и это не будет объект наших желаний, а сами желания.

  •  

Р. спрашивает меня, что я имею против него. Я не могу простить ему откровенных признаний, которые я ему сделал.

  •  

Чтобы вынести историю собственной жизни, каждый добавляет к ней немножко легенд.[1]

Цитаты[править]

  •  

«Приключение, не выходящее за тесные рамки комнаты в борделе, затрагивает все уголки света во времени, пространстве и вечности, географию и историю, геологию и космографию, логику и богословие, физику и метафизику — вплоть до границ осязаемого и сверхчувственного. Здесь затаили дыхание Небо и Ад, участливо наблюдающие за каждым кувырком».[2]

  •  

Откуда нам знать, чего мы желаем? Обнимая зверя, кто-то стремится к Богу. А пока кто-то другой молится Богу, за ягодицы его кусает зверь. Паскаль пишет, что разум нарушает покой тех, кто предаётся страстям, а страсти всегда живы в тех, кто жаждет от них избавиться.[2]

  •  

«У кого-то можно сразу распознать все симптомы очевидного и ужасного порока; но личность, душа — как её постичь, как определить? Является ли она союзницей этого порока или страдает от него? А ведь отношение души к тому, что, кажется, заполняет её, — именно это самое важное».[3]

  •  

«Мне случалось достигать странных компромиссов с самим собой в совершении святотатств, которые, возможно, по сути были священнодействиями. Нет ничего более священного для меня, чем мой Грех — я принес ему в жертву всё, и те постоянные расчёты, к которым он меня обязывает, нравятся мне в силу самой их сложности».[3]

  •  

Каждый верит, что живёт в доме и в городе, но, даже если я и говорю с моими братьями, даже если я их вижу, слышу, касаюсь, - я прекрасно знаю, что и город, и дом - всего лишь иллюзии, как и мои братья.[3]

  •  

Искушение подобно молнии, на мгновение уничтожающей все образы и звуки, чтобы оставить вас во тьме и безмолвии перед единственным объектом, чей блеск и неподвижность заставляют оцепенеть.[3]

  •  

Иногда с трудом удаётся поверить в своё собственное существование, принять себя всерьёз.[3]

  •  

Случается, что будучи удовлетворённым, ваше желание оставляет вас наедине со своим объектом, с которым вы уже не знаете, что делать; однако наибольшая трагедия - когда вам воочию предстает недостойность того, к кому вы привязаны, но привязанность продолжает сохраняться.[3]

  •  

То, что уникально, ускользает от всякого понимания.[3]

  •  

Если бы у меня не было никаких сложностей с самим собой, какой интерес представляла бы для меня моя жизнь?[3]

  •  

Мужчина, который любит женщину, даже слишком сильно, не подвергается никакой опасности, поскольку повинуется закону природы и поскольку любит в женщине лишь то, чего недостаёт ему в себе, – но мужчина, который любит мужчину, любит только Человека, и он обречён, потому что собственную человеческую природу предпочитает всей Природе в целом, и потому что, презрев всё остальное, существующее в природе, ради себя, он не только ставит себя выше Божьего творения, – поскольку она создана Богом, – он предпочитает себя самому Богу, он предпочитает свою человеческую природу природе божественной.[3]

  •  

Истинный герб каждого – это лицо.[3]

  •  

Весь свой жизненный интерес я сосредоточил на получении удовольствия и не извинюсь за это ни перед кем.[4]

  •  

С венцом стыда на челе, я не упоминаю о своих вывернутых внутренностях – взбудораженных, вздутых, кипящих, переполненных, раздражённых и беспокойных, словно я произвёл на свет Дракона или Геракла. Кто же их отец? Разумеется, Зевс.[4]

  •  

Какой прелестный мир обретаю я в этом сокровенном уголке, который так несправедливо считается гнусным![4]

  •  

Пожалуй, самая большая редкость – умение скрывать явные стигматы собственных катастроф.[4]

  •  

Чем меньше способов употребления, тем больше настаивают на их достоинствах и удовольствиях. Неотразимый Дон Жуан, женоподобный извращенец – какая гадость![4]

  •  

Только Зверь бывает таким торжественным и ручным, ведь он видит свою жизнь во сне, пребывая целиком в настоящем и полностью отвлекаясь от того, что делает, без воспоминаний о прошлом и мыслей о будущем, неспособный на сожаления.[4]

  •  

Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием.[5]

  •  

В волнении, которое испытываешь при виде заповедных мест человеческого тела, нет ничего постыдного. Подобно тому, как есть красота горных вершин, есть и красота тёмных бездн, и тот ужас, что охватывает вас при их созерцании, порой более патетичен, более вдохновляющ, чем любое восхищение чем-то возвышенным. Красота и величие совсем не обязательно отсутствуют в том, что считается приличным скрывать. Напротив, тайна, которой мы окружаем эти заповедные уголки наших тел, лишь добавляют им притягательности, близкой к преклонению. Свет, который их озаряет, не менее восхитителен, чем свет солнца, когда оно заглядывает в бездны.[5]

  •  

Ах, если бы вы знали, какую волшебную страну я втайне посещаю, на каких монстрах скачу верхом, в каких бываю заповедных уголках! Но это загадка для меня самого.[5]

  •  

Слабые люди избегают наслаждения, как если бы они боялись потревожить какую-то врождённую болезненную рану. Для них лучше усыпить эту боль и уснуть вместе с ней.[5]

  •  

Мне нравится всё, что он делает, потому что это делает он, а не кто-то другой, всё то, что несёт на себе его отпечаток, всё то, частью чего он является, всё, что его окружает, ограничивает, сдерживает, сохраняет в рамках его личности. Я люблю то, что осталось от его молодости, не более и не менее; то, что сохранилось в границах его тела и души от времени, пространства и вечности – здесь чёткие границы моих владений в этом мире и в Ином.[6]

  •  

Любовь – это форма, которую естественным образом приняла моя особая склонность к чистому созерцанию; она словно туннель, по которому я иду в темноте рядом с кем-то невидимым, и время от времени нам попадаются пещеры, где мы уединяемся и отдыхаем вместе – адские? райские?..[6]

  •  

Отныне мой собственный дом из-за тебя стал мне чужим, и я охотно разрушил бы его стены, если бы снаружи меня не ждала бы та же самая тюрьма.[6]

  •  

Из-за тебя даже границы моего существа меня тяготят, моё тело и моя душа меня гнетут – единым с тобой существом хотел бы я стать...[6]

  •  

Элиза – единственная женщина всей моей жизни, она моя жена, я дал ей своё имя, свое тело, свою душу и свое достояние... И вот из-за того, что я люблю и любим, ей нужно, чтобы мой друг погиб, или я простился с ним навсегда: я не имею права не быть одиноким... Я заключил сам с собою ужасную сделку: отказаться от него, чтобы его спасти...[6]

  •  

Конечно, я не устаю по сто раз на дню восхищаться её необычайными добродетелями, но всё это не мешает мне констатировать в ней недостаток благородства. Дары, которые я ей принёс, были безвозмездными; та поспешность, с которой она старалась меня унизить, списала мне оставшиеся грехи перед ней...[6]

  •  

Я знаю теперь, в чём заключается тайна любви между нами; благодаря этому миражу, который он сотворил, я смог однажды и навсегда увидеть себя в этом мире таким, каким я был бы в Ином: я увидел себя в аду.[6]

Цитаты о Жуандо[править]

  •  

«Марсель Жуандо — самый замечательный и глубокомысленный писатель современной Франции».[3]

  Николай Бердяев

Источники[править]

  1. Еремишин О. «Афоризмы. Золотой фонд мудрости». Москва, «Просвещение», 2006
  2. 1 2 Марсель Жуандо. «Затерянные страницы». Серия: Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий. Тверь, «Kolonna Publications», 2011 — ISBN 978-5-98144-150-9
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Марсель Жуандо. «О моём падении». Серия: Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий. Тверь, «Kolonna Publications», 2013 — ISBN 978-5-98144-174-5
  4. 1 2 3 4 5 6 Марсель Жуандо. «Тайные письмена». Серия: Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий. Тверь, «Kolonna Publications», 2013 — ISBN 978-5-98144-166-0
  5. 1 2 3 4 Марсель Жуандо. «Похвала Сладострастию». Серия: Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий. Тверь, «Kolonna Publications», 2014 — ISBN 978-5-98144-187-5
  6. 1 2 3 4 5 6 7 Марсель Жуандо. «Хроника страсти». Серия: Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий. Тверь, «Kolonna Publications», 2013 — ISBN 978-5-98144-184-4

См. также[править]