Борови́чские поро́ги(ранее : Борови́цкие пороги, Мсти́нские пороги) — исторически известная стремнина, каменистый участок в русле водотока реки Мста, расположенный в Новгородской области неподалёку от города Боровичи между селом Опеченский Посад и деревней Шиботово. Длина порожистого участка составляет 30 километров, а суммарное падение реки на этом участке — 70 метров. Всего же на Мсте насчитывается более полусотни порогов и сливов, из которых около трёх десятков входят в число Боровицких порогов. Все мстинские пороги образованы выходами (обнажениями) плотных известняков. Самые крупные и норовистые из порого получили у метного населения и лоцманов имена собственные: Лестница, Ёгла, Углинский, Выпь...
Во времена, когда Мста была частью важного водного пути из Волги в озеро Ильмень и Великий Новгород, боровичские пороги были серьёзным препятствием, которое приходилось преодолевать с помощью обходного пути, позволявшего их избежать — по малым рекам Уверь, Удина, затем по цепочке озёр к северу от Боровичей и, наконец, волоком назад во Мсту, называвшимся Нижним волоком, в отличие от Верхнего волока из Тверцы в Цну. Волок заканчивался возле села ниже Боровичей, которое так и называется — Волок.
В Боровицких порогах великия трудности в мелководие имеют, так случалось, почти весь караван в порогах остановится, и принуждены на себе тащить, и иные суда от наноснова каменья проламываются.[1]
...при пропуске барок у всех хозяев спрашивал, где бывают по навигации препятствии от самова начала Мстинскаго озера до Ношкинской и Басутинской пристаней и до Ретка. (От онаго отправляются барки чрез Боровицкие пороги до Претельпелской пристани)...[1]
По Мсте и все пороги плыли на яхте, но только Боровицкия принц изволил плыть водою в шлюпке, а великая княгиня горою в коляске, будучи уже беременна...[2]
— Григорий Григорьевич Томилов, Памятная книга, 1810-й год
Приплыли з баркою на Опеченскую пристань, но вода так велика стала, что на пристани взлилась на берега и тут страх велик был пустится плыть в Боровицкия пороги. Однако решились с некоторыми хазявыми плыть в пороги з барками. И я, Иван Никалаев, согласился с ними плыть в пороги, з баркою, но с ужесом выплыли из порогов толки сем барок, а некоторыя барки в парогах погибли.[3]
— Иван Масленников, Книга записи погоды и сообщений по Торжку, 1819 год
Пётр послал осмотреть Мстинские пороги, желая доставить судам возможность оные миновать...[4]
— Александр Пушкин, История Петра: Подготовительные тексты, 1836
Перед каждым порогом на обоих берегах стоят нищие, плачевно напевая. При виде близкой опасности судохозяева и приказчики их до того размягчаются, что никогда не забудут щедро метать на берег медные деньги.[5]
Барка, ловко заворачивая, шла по течению и пронеслась по порогам, находящимся между Рядком и деревнею, называемою Порогом. Попутный ветер становился все сильнее и сильнее.
— Кабы не ветер! — говорил один концевой. — Работы будет![5]
Издали уже был слышен глухой шум воды, разбивающейся об каменья. Мрачно взъерошенная поверхность ее на порогах резко отделялась от предшествовавшей спокойной поверхности. Барка взошла на пороги и, страшно треща, понеслась по ним как стрела. Кругом нее вода волновалась, крутилась, клокотала и яростно билась между преграждающими ей путь каменьями. Низвергаясь в водовороты, в эти страшно кипящие и пенящиеся бездны, барка изгибалась, как змея, и так заметно, что Каютину каждую секунду казалось, что она разломится пополам под его ногами.[5]
Барка пролетела пороги и быстро неслась на скалистый берег. Каютин встрепенулся, и глаза его, полные ужаса, обратились к лоцману. Лоцман был спокоен и слегка улыбнулся. Барка ударилась об заплыви и, скользя около них, пошла спокойнее.[5]
Так как иногда на порогах в барке делаются проломы, то после каждых важных порогов дожидается много баб, чтоб отливать воду в случае нужды. Они вскакивают, на барки с заплывей, и каждая попавшая на барку получает плату.[5]
Между двумя стенами отвесных белеющихся скал изредка поросших мелким кустарником, барка, треща и изгибаясь, делая самые крутые повороты, неслась по порогам, в иных местах около самого берега, стремясь носом иногда на скалу.[5]
Поэзия этого оригинального плавания действует и на низший класс народа. Верст из-за пятидесяти сбираются мужики в Рядок, бросая более необходимые занятия для работы на барках. И можно с достоверностью полагать, что не одни выгоды заставляют их стекаться сюда. Они идут в посад во время судоходства, как на праздник, как на пир.[5]
При важнейших порогах, на которых преимущественно бьются барки, всегда находятся в судоходное время три дежурные лоцмана с рабочими и лодками для подания в случае нужды помощи. И теперь они делали свое дело: запасные лодки вывозили людей.[5]
Волны, празднуя победу, ярились и пенились около раздробленных барок с возрастающей силой и разносили кули в разные стороны; потеси ломались; ветер пронзительно выл. Скоро показалась другая барка, потом третья, — и опять удары, и опять треск![5]
Суда возвращаться не могут, следовательно, должны стоить хозяину как можно дешевле. Потом в Боровицких порогах от неровности дна и от сильного волнения подвергаются перегибу, а по мелкости фарватера не могут глубоко сидеть в воде. Всё это заставляет строить суда <...> совершенно плоскодонными <...>, из тонко распиленного елового лесу <... и> топорной работы для избежания лишних издержек.[6]
Обе реки, и Мста и Тверца (да и большая часть северных рек ― притоков Волги и впадающих в озера), прорылись каменными скалами, засыпались камнями и надводными и подводными: образовались пороги. Об камни разбиваются барки в щепу, на порогах вода спрыгивает, но мчится вперед с удвоенной силой и опять налетает на камни.[7]
Слава про пороги Мстинские (называемые чаще Боровицкими) велика: знают про них в целой России не только торгующие хлебом и плавающие на судах, но и мы, черпающие знание из книг. <...> На Боровицких порогах довольно страхов, и со страхами этими можно встать глаз на глаз, видеть опасность воочию.[7]
Волны ревут тут как быки в поле, оттого и зовутся такие пороги быками. <...> Пугливо и сиротливо прислонились к посадскому берегу барки, и смотрят на них двухэтажные посадские дома с смелостью и уверенностью отпустить на каждую проводника и защитника, в деле бывалого и присноровившегося к причудам и приемам всех барочных врагов ― Мстинских порогов.[7]
...предприятия, касавшиеся торговых путей, всё-таки по-старому ложились тягостью на местное народонаселение. В 1719 году по Волхову и Мсте до пристани, которая была ниже Боровицких порогов, велено устроить бечевник, чтобы взводить суда вверх по течению лошадьми. Устройство этого бечевника было разложено на 11499 дворов.[8]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
Ты вѣдь не знаешь ихъ семьи, а я знаю. Каждое лѣто на Мстѣ рѣкѣ разбитыя барки караулила, чтобы товаръ затонувшій въ порогахъ таскать, такъ что хорошаго![9]
...выработан новый проект применения электрической энергии к движению поездов по Николаевской жел. дор. Энергию предполагается добывать на Мстинских порогах в Новгородской губ.[10]
— Московская жизнь, «Электрификация Николаевской дороги», 18 марта 1902 года
Река Мста, протекающая преимущественно по Валдайской возвышенности, отличается обилием порогов и кос, которые отмечаются почти на всем её протяжении — от истока из оз. Мстино до Мстинской дельты. Подавляющее большинство порогов сосредоточены на участке течения от дд. Ножкино и Кожино Удомельского р-на Тверской обл. до г. Боровичи. <...> выделяются три группы порогов — Ножкинские <...>, Басутинские <...> и Боровицкие <...>, последняя группа была наиболее опасной для торгового судоходства.[11]:325
— Валерий Васильев, «Гидронимия бассейна реки Мсты: свод названий и анализ микросистем», 2017
Боровичские пороги в публицистике и документальной прозе
Пётр в Вышнем Волочке остановился, осмотрел реки Тверцу и Мсту, и определил соединить их, а тем и Балтийское с Каспийским, открыл таким образом Индии путь в Петербург. Он тут же повелел начать работу и сделал все нужные учреждения. <...>
Петр послал осмотреть Мстинские пороги, желая доставить судам возможность оные миновать; также реки Уверью и Вилью и места из Мологи к Мсте или Сяси, а после ехать на Вытегру и Шексну, и планы всему подать в сенат (указ от 28 мая), «дабы будущею весною зачать дело неотложно».[4]
— Александр Пушкин, История Петра: Подготовительные тексты, 1836
Обе реки, и Мста и Тверца (да и большая часть северных рек ― притоков Волги и впадающих в озера), прорылись каменными скалами, засыпались камнями и надводными и подводными: образовались пороги. Об камни разбиваются барки в щепу, на порогах вода спрыгивает, но мчится вперед с удвоенной силой и опять налетает на камни. К тому же и покатость речного русла велика, а стало быть, и течение воды еще быстрее. Некоторые пороги так богаты камнями и так часты, что не одолеть их: надо обходить.[7]
Вышневолоцкие шлюзы привели нас во Мсту, Мста гостей любит и охотно принимает, но осматривает из опасения, не сделать бы хуже. Через шлюзы наливается в нее из Мстина озера воды очень много, однако не настолько, чтобы мог проходить корабль и глубоко сидящее в воде судно. Мста мстит таким недогадливым хозяевам отказом в пропуске, приказом перегружаться на мелкие барки, съемкою лишнего груза и порогами. Сильнее и хуже их нет. Слава про пороги Мстинские (называемые чаще Боровицкими) велика: знают про них в целой России не только торгующие хлебом и плавающие на судах, но и мы, черпающие знание из книг. Там мы узнаем, что пороги тянутся на протяжении 29 верст, что они самое затруднительное препятствие по всей системе: на них ежегодно ломаются барки и портится груз. На Боровицких порогах довольно страхов, и со страхами этими можно встать глаз на глаз, видеть опасность воочию.[7]
Я так и сделал весной 1872 года (30 мая) ко второму весеннему каравану, когда обмелела Мста, открыли шлюзы, напустили воды и пригласили барки попробовать прокатиться в эту вторую «перемычку», то есть в промежуток времени между первым и вторым сплавом (всех перемычек четыре). Со станции Валдайки взяли мы тройку и отправились в Опеченский посад. Посад оттого и назвался так, что под опечком в народе разумеются такие разные места, на которых имеются песчаные подводные мели. До времен Петра это место называлось просто Рядок, но и на этот раз не лучше, потому что заимствовал свое прозвище от рядков ― порогов в реке, перекатов. И в самом деле, сейчас под посадом первый порог ― голова остальных Боровицких порогов.[7]
Стоят камни непрерывной стеной ― вода оборачивается назад, делает круги, на спопутных камнях брызжет вверх и взбивает пену, а при встрече со вновь набегающими шальными волнами делает водовороты, тем опасные для пловцов и для судоходов, что выбивают вертячие пучины. Водяная сила тут велика на две стати: промежду двух сцепившихся противников хоть не попадайся. Разошедшись в разные стороны, накипятившиеся в свалке, торопливые и сердитые волны наскакивают потом на поперечные гряды камней, по которым или надо стремиться с усилием, если не остыл еще пыл, или в изнеможении валиться с кручи каменьев, с уступа на манер дверного порога, как ни попало. Волны ревут тут как быки в поле, оттого и зовутся такие пороги быками. Таких и подобных им злодеев и опасных мест (мелей) насчитывают от Опеченского посада по Мсте пятьдесят, и первый из них ревет как водяная птица бухало, бучило или выпь, а потому и прозван Выпью. Когда в посаде все улеглось спать и смолкло и строения не мешали слуху, сейчас за посадской околицей этот порог Выпь давал себя знать сильным и глухим гулом.[7]
Пугливо и сиротливо прислонились к посадскому берегу барки, и смотрят на них двухэтажные посадские дома с смелостью и уверенностью отпустить на каждую проводника и защитника, в деле бывалого и присноровившегося к причудам и приемам всех барочных врагов ― Мстинских порогов. Больше полутораста лет, по указу Великого Петра, проходятся здесь мудреная наука проводки судов Боровицкими порогами, и созданные Петром лоцманы живут в посаде, может быть, с тех давних пор уже пятым поколением. Выработались и лучшие, и кое-какие. Жалеешь груз и не жалеешь денег, бери любого из лучших, ― мы остановились именно у такого, который сорок пять лет водил суда и только раз потерпел несчастье (да и простить себе этого не может до сих пор почтенный Михайло Никифорович Кузнецов). Лучшие лоцманы, по вольному найму от судохозяев, называются просбенными.[7]
Но если постройка Ладожского канала производилась уже не в смысле народной повинности, а свободным наймом, то другие предприятия, касавшиеся торговых путей, всё-таки по-старому ложились тягостью на местное народонаселение. В 1719 году по Волхову и Мсте до пристани, которая была ниже Боровицких порогов, велено устроить бечевник, чтобы взводить суда вверх по течению лошадьми. Устройство этого бечевника было разложено на 11499 дворов. В половине следующего года до сведения правительства дошло, что это дело подало повод к разного рода злоупотреблениям и притеснениям народа. Народ был так запуган, что ничему не верил: когда предположили было копать канал из реки Гжати в гжатскую пристань, работая охочими наемными людьми, то люди боялись идти на работу, думая, что им будут делать насилия и не заплатят денег по договору.[8]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
В настоящее время в электротехническом отделе русского технического общества выработан новый проект применения электрической энергии к движению поездов по Николаевской жел. дор. Энергию предполагается добывать на Мстинских порогах в Новгородской губ., и оттуда посредством подземного или воздушного кабеля передавать на ближайший пункт Николаевской дор. Теперь при паровой тяге жел. дор. расходуется 20 000 лошадиных сил; Мстинские пороги могут дать энергию в 70 000 сил.[10]
— Московская жизнь, «Электрификация Николаевской дороги», 18 марта 1902 года
Водный путь по маршруту «озеро Валдайское — река Валдайка — озеро Пирос — река Валдайка — река Березайка — река Мста» играл в торговле и военном деле Новгорода и центра Руси важную роль. Представляется, что эта роль гораздо более важная, чем принято считать. Водный путь по Мсте был возможен только в одну сторону — из центра Руси и Вышнего Волочка до Новгорода и далее, но обратно — только через Пирос и реку Березайку, т. к. плыть вверх по Мсте из-за высоких (до трёх метров высотой) Боровицких порогов было совершенно нереально. Вниз по течению — ещё кое-как, но вверх!.. Поэтому и пользовались рекой Березайкой.[12]
— Любовь Сорока, Николай Ласточкин, Анатолий Тарасов, «На берегах Кемки», 2007
Река Мста, протекающая преимущественно по Валдайской возвышенности, отличается обилием порогов и кос, которые отмечаются почти на всем её протяжении — от истока из оз. Мстино до Мстинской дельты. Подавляющее большинство порогов сосредоточены на участке течения от дд. Ножкино и Кожино Удомельского р-на Тверской обл. до г. Боровичи. По материалам XIX в., на этом отрезке русла выделяются три группы порогов — Ножкинские (от Ножкинской пристани до Басутинской), Басутинские (от Басутинской пристани до Опеченского Посада) и Боровицкие (от Опеченского Посада до Боровичей), последняя группа была наиболее опасной для торгового судоходства.[11]:325
— Валерий Васильев, «Гидронимия бассейна реки Мсты: свод названий и анализ микросистем», 2017
Боровицкие пороги в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
В 9 день <майя> маеору от гвардии Писареву велено делать бечевник, начав от Ладоги, по рекам Волхову и Мсте, чтоб мочно было везде до пристани, которая ниже Боровицких порогов, взводить всякие суды лошадьми.[13]
— Пётр I, Подённая записка (Гистория Свейской войны), 1698-1721
Тогда покушались хозяева барок по-прежнему обыкновению своему приносить ко мне империалы, червонцы и рубли, но я за то зделав определение, сек кошками, дабы оне бросили свою привычку. И при пропуске барок у всех хозяев спрашивал, где бывают по навигации препятствии от самова начала Мстинскаго озера до Ношкинской и Басутинской пристаней и до Ретка. (От онаго отправляются барки чрез Боровицкие пороги до Претельпелской пристани и дают на каждую барку по лоцману; всего было сто дватцать человек тех лосманов на жалованье. На что ответствовали: «Весма тесной проход) во многих местах есть такие крутые обороты, что высадив на берег людей, привязав снасть х корме удерживать надлежит, дабы не зарыскнула барка. Сверх же онова при устье Мсты в мелководие принуждены ставить барку, нагрузив каменьем. И как прикопится вода, из Вышняго Волочка спустят барки, и когда приплывут до оной каменьем нагруженной барки, то и обязанны бывают из той барки каменья выгрузить. И как подоймет водою, то поставят ее к берегу, а сами поплывут сею наемную водою. В Боровицких порогах великия трудности в мелководие имеют, так случалось, почти весь караван в порогах остановится, и принуждены на себе тащить, и иные суда от наноснова каменья проламываются».[1]
Того же года весною <...> их высочества изволили плыть на яхте, нарочно для того построенной, по Тверце, Мсте, даже до самого С-Петербурга. В то время и я плыл на своих барках в один спуск с их высочеством. Оне, будучи в Волочке, осматривали все слюзы и водохранилище. <...> На яхту их назначено 5 чел. лоцманов и 30 чел. гребцов из вышневолоцких мещан, которыя были одеты в приличное платье. По Мсте и все пороги плыли на яхте, но только Боровицкия принц изволил плыть водою в шлюпке, а великая княгиня горою в коляске, будучи уже беременна (принцом Павлом). Почему в других местах носили ее <в> нарочно для сего сделанной катафалке.[2]
— Григорий Григорьевич Томилов, Памятная книга, 1810-й год
Во время же зимы необыкновенно было много снегов. Весною по раскрытии рек нагружена была барка тем же потопшим овсом и переделаною ячною крупою и дополнен грус барки купленным тут овсом. И поплыл я, Иван Никалаев, в ход по прибылой воды. Приплыли з баркою на Опеченскую пристань, но вода так велика стала, что на пристани взлилась на берега и тут страх велик был пустится плыть в Боровицкия пороги. Однако решились с некоторыми хазявыми плыть в пороги з барками. И я, Иван Никалаев, согласился с ними плыть в пороги, з баркою, но с ужесом выплыли из порогов толки сем барок, а некоторыя барки в парогах погибли. И так я в числе семи барок приплыл з баркою в Питербург благополучно и в три дни разпродал весь хлеб высокими ценами и загладил убыток от потопления, но уже барышей не было. Итак старания и хлопоты мои пропали без ползы. А после, по прибытии в Питербург каравана, цены на хлеб изменились. Ежели бы я не отважился бы плыть по болшой воде Боровицкия пороги, то непременно бы получили убытки от потопшаго хлеба.[3]
— Иван Масленников, Книга записи погоды и сообщений по Торжку, 1819 год
...устройство судов условливается самим Вышневолоцким путем. Суда возвращаться не могут, следовательно, должны стоить хозяину как можно дешевле. Потом в Боровицких порогах от неровности дна и от сильного волнения подвергаются перегибу, а по мелкости фарватера не могут глубоко сидеть в воде. Всё это заставляет строить суда, во 1-х, совершенно плоскодонными, чтобы при малой осадке поднимали как можно более грузу, во 2-х, из тонко распиленного елового лесу <днище два дюйма, бока один дюйм> для гибкости, в 3-х, топорной работы для избежания лишних издержек. К типу вышневолоцких судов можно причислить вышневолоцкие лодки, хотя они не входят в канал Вышневолоцкий, а доходят только до Торжка и Вышнего Волочка и возвращаются назад в Тверь. Они строятся в Вышневолоцком и Осташковском уездах и в Твери.[6]
― Молись богу! ― кричит опять лоцман. Все молятся на восход солнца. Судно снимается с места: обряд исполнен. Видел я его на Северной Двине и на Белом море, видел на реке Мсте перед страшными Боровицкими порогами, видел на Дону и на Волге: везде одно и то же, словно спелись и сговорились.[7]
Каждый раз при проходе барки сторож, приставленный к часовне, звонил в колокол. Приказчики с мимо идущих барок бросают к ногам его деньги. А судохозяева, едущие берегом, кладут свои усердные приношения в кружку, привинченную к часовне, сопровождая их горячими молитвами.
Перед каждым порогом на обоих берегах стоят нищие, плачевно напевая. При виде близкой опасности судохозяева и приказчики их до того размягчаются, что никогда не забудут щедро метать на берег медные деньги.
И Каютин не хотел изменить обычаю и потому отдал заранее кучу медных денег ехавшему с ним из Волочка лоцману, который на порогах был только зрителем. И каждый раз, как лоцман взмахивал своей щедрой рукой, между нищими происходило страшное волнение.
Барка, ловко заворачивая, шла по течению и пронеслась по порогам, находящимся между Рядком и деревнею, называемою Порогом. Попутный ветер становился все сильнее и сильнее.
— Кабы не ветер! — говорил один концевой. — Работы будет![5]:349
...когда стали приближаться к Рыку,[14] Клушин встрепенулся. Он быстро снял полукафтанье и остался в суконном жилете, надетом на красную рубашку, окинул взором барку и закричал, взявшись сам за ручку потеси:
— Долой шубы! долой живее!
Многие тотчас исполнили приказание.
— Долой, говорят, долой! — заревел Клушин остальным. — Аль оглохли!.. согреетесь ужо!
И он принялся за работу.
— Наложь! — кричал концевой, ближайший к Каютину, красивый мужик лет двадцати.
— Сильно!.. сильно!.. дружно!.. Еще сильнее!.. ну, Ванюха!.. мало!
Издали уже был слышен глухой шум воды, разбивающейся об каменья. Мрачно взъерошенная поверхность ее на порогах резко отделялась от предшествовавшей спокойной поверхности. Барка взошла на пороги и, страшно треща, понеслась по ним как стрела. Кругом нее вода волновалась, крутилась, клокотала и яростно билась между преграждающими ей путь каменьями. Низвергаясь в водовороты, в эти страшно кипящие и пенящиеся бездны, барка изгибалась, как змея, и так заметно, что Каютину каждую секунду казалось, что она разломится пополам под его ногами.[5]:349-350
Барка пролетела пороги и быстро неслась на скалистый берег. Каютин встрепенулся, и глаза его, полные ужаса, обратились к лоцману. Лоцман был спокоен и слегка улыбнулся. Барка ударилась об заплыви и, скользя около них, пошла спокойнее.
Все перевели дух. Так как иногда на порогах в барке делаются проломы, то после каждых важных порогов дожидается много баб, чтоб отливать воду в случае нужды. Они вскакивают, на барки с заплывей, и каждая попавшая на барку получает плату. И теперь на заплыви стояло около сотни женщин, с шайками, ведрами и чашками, и хоть рабочие кричали им, что в отливальщиках нет нужды, бранили, толкали их, однакож несколько баб все-таки вскарабкались на барку и попадали на дно ее, преследуемые всеобщим смехом.[5]
Между двумя стенами отвесных белеющихся скал изредка поросших мелким кустарником, барка, треща и изгибаясь, делая самые крутые повороты, неслась по порогам, в иных местах около самого берега, стремясь носом иногда на скалу. Каютину беспрестанно казалось, что барка или разобьется вдребезги о берег, или разломится на части при изгибах. Он до того был увлечен дикою смелостью такого без сравнения быстрого плавания, поэзиею этой беспрестанно возобновляющейся опасности, что почти забывал, с какими важными для него интересами сопряжён благополучный проход барок. Поэзия этого оригинального плавания действует и на низший класс народа. Верст из-за пятидесяти сбираются мужики в Рядок, бросая более необходимые занятия для работы на барках. И можно с достоверностью полагать, что не одни выгоды заставляют их стекаться сюда. Они идут в посад во время судоходства, как на праздник, как на пир.
Так опасность этого быстрого плавания между двумя высокими и скалистыми берегами, посреди волн, яростно воюющих между собой и с грядами камней, имеет какое-то охмеляющее свойство.
Преодолевая страшные препятствия, барка благополучно достигла до Еглы.[5]
Между двумя стенами отвесных белеющихся скал изредка поросших мелким кустарником, барка, треща и изгибаясь, делая самые крутые повороты, неслась по порогам, в иных местах около самого берега, стремясь носом иногда на скалу. Каютину беспрестанно казалось, что барка или разобьется вдребезги о берег, или разломится на части при изгибах. Он до того был увлечен дикою смелостью такого без сравнения быстрого плавания, поэзиею этой беспрестанно возобновляющейся опасности, что почти забывал, с какими важными для него интересами сопряжен благополучный проход барок. Поэзия этого оригинального плавания действует и на низший класс народа. Верст из-за пятидесяти сбираются мужики в Рядок, бросая более необходимые занятия для работы на барках. И можно с достоверностью полагать, что не одни выгоды заставляют их стекаться сюда. Они идут в посад во время судоходства, как на праздник, как на пир.
Так опасность этого быстрого плавания между двумя высокими и скалистыми берегами, посреди волн, яростно воюющих между собой и с грядами камней, имеет какое-то охмеляющее свойство.
Преодолевая страшные препятствия, барка благополучно достигла до Еглы.[5]
Каютин сообразил, что барки, сидевшие на ходу, по всей вероятности принадлежали ему, что они грозили гибелью и следующим баркам. Сердце его облилось кровью. Он ощутил вдруг страшные силы; ему казалось, что он способен теперь своротить исполинские камни, разрушить неодолимые преграды, достать свое добро со дна глубокой пропасти… И он долго метался по палубе, как будто искал: где же опасность? чтоб скорей померяться с ней… Он хотел умереть работая — или спасти свое добро… Но делать ему было нечего! Он должен был оставаться в, бездействии, в совершенном бездействии, как посторонний, зритель катастрофы. Он знал, что барку никаким образом остановить нельзя, что причалить к берегу невозможно, и потому молчал и только с напряженным вниманием, с горячими глазами смотрел вперед.
Казенка завернула за угол, и взорам всех представились две барки: одна стояла на ходу, почти до самого борта в воде, другая, разломившаяся пополам, с раскрытою внутренностью, окруженная рассыпавшимися кулями, билась с яростью об каменья. Одна половина ее неслась далее, прямо к берегу. На ней держалось еще немного народу; большая же часть его была уже на берегу.[5]
Каютин видел, что казенка стремится прямо на другую барку, и не ошибся. Со всего разбегу она ударила в борт сидевшей барки. Послышался страшный треск, и вода прорвалась в барку. Рабочие бросили потеси и все кинулись с полатей на бунты. Потеси, оставленные рабочими, заходили, и одна из них разломалась пополам.
— Берегись потесей! — кричал лоцман. — Руби их!
Но никто уж не слушал его; всякий заботился только о собственном спасении. Барка трещала и ломалась: рогожи бунтов разошлись; кули обнажились. Каютин схватился за один из них; потом он сполз с ними вниз, сопровождаемый другими кулями. Почувствовав воду вокруг себя, он взглянул, где берег. Кругом него были обломки и кули; над ним вертелась потесь. Держась за куль, он поплыл к берегу, руководимый просто инстинктом самосохранения. Каким-то обломком ударило его по голове и чуть не оглушило; пенящиеся волны хлестали ему в лицо; быстрое течение влекло его с страшною скоростью. Кто-то ухватился за его ногу и тянул его ко дну; он с силою ударил другой ногой: послышался страшный крик, но нога его осталась свободною. Его поднесло к берегу. Кто-то протянул крюком его куль, и он, весь измокший, вышел, на берег. Здесь уже стояло много народу с разбитых барок.[5]
При важнейших порогах, на которых преимущественно бьются барки, всегда находятся в судоходное время три дежурные лоцмана с рабочими и лодками для подания в случае нужды помощи. И теперь они делали свое дело: запасные лодки вывозили людей.
Бледный, дрожащий Каютин, едва сохраняя сознание, дико смотрел на страшную картину разрушения. Часть его красивой казенки с прицепившимися на ней людьми прибило к берегу. Но вот из-за угла показалась еще барка. Смело, спокойно неслась она по течению, будто не видела неминуемой гибели. Опять удар и треск от страшного столкновения, и барка села!
Волны, празднуя победу, ярились и пенились около раздробленных барок с возрастающей силой и разносили кули в разные стороны; потеси ломались; ветер пронзительно выл. Скоро показалась другая барка, потом третья, — и опять удары, и опять треск! Каютин закрыл глаза. Невыносимой пыткой отдавался каждый удар в его груди. В изнеможении прислонился он к скале, немного поодаль от многочисленных зрителей. Недалеко от него стояли сконфуженные лоцмана и толковали о случившемся несчастии, справедливо слагая всю вину на поднявшийся во время хода барок ветер. [5]
― А вы какія сами-то будете?
― Новгородскія, боровичскія.
― Прогнѣвался на насъ Господь и ни одной барочки нынче на Мстѣ не разбило? Такъ васъ дразнятъ, что-ли? Знаемъ.
― И, милостивецъ, мы отъ Мсты-то дальнія. Мы сорокъ верстъ отъ Мсты.
― Все-таки, поди, кулье-то да мѣшки съ мукой приходили на Мсту ловить. Нѣтъ тутъ у меня вашихъ боровичискихъ. У меня покуда какія есть бабы и дѣвки ― всѣ новоладожскія. <...>
― Что мать-то ейная въ деревнѣ скажетъ!
― Да у ней и мать-то путанная, барочная. Ты вѣдь не знаешь ихъ семьи, а я знаю. Каждое лѣто на Мстѣ рѣкѣ разбитыя барки караулила, чтобы товаръ затонувшій въ порогахъ таскать, такъ что хорошаго![9]
Остаток нашего к Петрополю пути
Намереваемся водою перейти.
Носимы ладией средь влажныя дороги,
Мы видим, Мста, твои шумящие пороги.
Преградою их скал в пути раздражена,
Кипящая твоя свергается волна,
Но после, возвратясь к естественному чину,
Тиха, являет нам брегов своих картину,
Доколь, распространив течения свои,
Вливает в озеро прозрачные струи,
Прекрасно озеро, близ коего потоков
День Труворов затьмил в полудни Сумароков.[15]
↑ 123М. А. Муравьёв. Записки. Публикация (вступ. ст. и примеч. Т. Г. Дмитриевой, М. М. Якушкиной, Г. Р. Якушкина). Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994 г.
↑ 12Г. Г. Томилов, В. Г. Томилов в книге: Купеческие дневники и мемуары конца XVIII ― первой половины XIX века. — Купцы Блиновы. Дневник (1762-1782). ― М.: РОССПЭН, 2007 г.
↑ 12Иван Никалаев Маслеников в книге: Купеческие дневники и мемуары конца XVIII ― первой половины XIX века. — Купцы Блиновы. Дневник (1762-1782). ― М.: РОССПЭН, 2007 г.
↑ 12А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. 10. — М., Л.: Изд. Академии наук СССР, 1938.
↑ 12Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Выпуск шестой: XVIII столетие.
↑ 12Лейкин Н. На заработкахъ. Романъ изъ жизни чернорабочихъ женщинъ. С.-Петербургъ, 1891 г.
↑ 12Новости дня. «Электрификация Николаевской дороги». — М.: «Московская жизнь», 18 (5) марта 1902 года
↑ 12В. Л. Васильев. Гидронимия бассейна реки Мсты: свод названий и анализ микросистем. Издание 2-е. — М.: Издательский Дом ЯСК, Языки славянской культуры, 2017 г.
↑Л. Сорока, Н. Ласточкин, А. Тарасов. «На берегах Кемки». «Кафтинское заозерье» ― М.: 2007 г. — 440 стр.
↑Гистория Свейской войны (Подённая записка Петра Великого). Сост. Т. С. Майкова, под общей ред. А. А. Преженского. — М.: Наука, 2004 г.
↑Рык — один из замечательнейших порогов. Они суть следующие: Рык, Вяз, Печник, Выпь, Лестницы, Сверстка, Глинки, Егла, Витцы и Опошня. (прим. от автора)
↑М. Н. Муравьев. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — М.-Л.: Советский писатель, 1967 г.
