У этого термина существуют и другие значения, см. Вода (значения).
Кипято́к, кипя́щая вода — вода, доведённая до точки кипения (кипящая или только что закипевшая), то есть, достигшая температуры кипения (вода, подвергнутая процедуре кипячения, но уже остывшая, называется кипячёной; кипячёная вода применяется как питьевая).
Кипение воды сопровождается обильным выделением пара, при этом из состава жидкости выделяются свободные молекулы. Для чистой пресной воды при нормальном давлении в одну атмосферу на равнинных участках Земли необходимая для кипения температура составляет 100°C, что встречается только в лабораторных условиях. Точная температура, при которой горячая вода становится кипятком, не определена (сама температура кипения воды варьирует с высотой, жёсткостью и примесями солей) но в науке и приготовлении кофе для кипятка обычно указывается диапазон 90-95°С.
В быту для получения кипятка применяются чайники, кипятильники и (ранее широко распространённые в России) самовары.
Вода была настолько обжигающей, что он сразу не понял, кипяток это или жидкий лёд ― с пальца, который он опрометчиво погрузил в жидкость, лохмотьями слезала кожа.[6]
— Сергей Осипов, «Страсти по Фоме. Книга первая. Изгой», 1998 г.
Не обваритесь! ― кричал мне голый батюшка, стыдливо закрываясь руками. А голые негры-банщики, как черти в преисподней, носились среди белых русских тел, скалили зубы и дикими голосами орали! ― Карашо-марашо, бания!…
Нет, англичане ничего не смыслят в нашем тифе. Можно даже сказать, ― ни бельмеса! Я не врач, но хорошо знаю, что кипяток и мыло ― это главное, что нужно для борьбы с эпидемией. А они нас опрыскивают. Все опрыскивают![9]
Повторив эту операцию раз 5-12, пока не получится желаемой густоты оттенка, хорошенько отмывают стволы кипятком, затем протирают слегка и ровно сухою тряпочкой до блеска и, не давая им остынуть, обильно покрывают их льняным маслом на шерстяной тряпочке, водя ею по стволам вдоль их длины и с очень легким нажимом, чтобы не стереть еще неокрепшей окраски; наконец, высушивают.[10]
— Сергей Бутурлин, «Дробовое ружье и стрельба из него», 1926
Сколько часов работали половые, носясь по залам, с кухни и на кухню, иногда находящуюся внизу, а зал — в третьем этаже, и учесть нельзя. В некоторых трактирах работали чуть не по шестнадцати часов в сутки. Особенно трудна была служба в «простонародных» трактирах, где подавался чай — пять копеек пара, то есть чай и два куска сахару на одного, да и то заказчики экономили.
Садятся трое, распоясываются и заказывают: «Два и три!» И несет половой за гривенник две пары и три прибора. Третий прибор бесплатно. Да раз десять с чайником за водой сбегает.
— Чай-то жиденек, попроси подбавить! — просит гость.
Подбавят — и еще бегай за кипятком.[11]
...во время оно в имперских ресторанах подавали тройной или четверной гарнир, назывался он сложным, а сложность его была в этом третьем или четвертом, похожем на горку мокрого песка, маленькая такая дюна в ненастный день, вот ее мы и создадим. Сыплю манку на раскаленную сковороду и помешиваю, она темнеет, снег в окне, ты на жердочке, смотришь, а я заливаю ее кипятком, шипит, пузырится, впитывает, пар столбом, много манки, воды не хватает, сколько ни лью ― впитывает, густеет, восходит, ширится, как пустыня под ливнем ― во все края, а по ней народ израильский сорок лет идет, год за годом, а ты все сидишь, ладони к губам прижала, еле сдерживаясь: моисейка![12]
Бахчисарай с его тесной горной улицей, харчевнями, лавками, медными и жестяными производствами, действующими открыто на глазах прохожих, сохранил полностью характер азиатского города. В лучшей гостинице, где пришлось нам ночевать, мы после девяти часов вечера могли только получить чайник кипятку, так как самовара уже не полагается.[13]
— Афанасий Фет, «Мои воспоминания» (часть II), до 1889
Прислуживал спиногрудый горбун: половой; храпели кругом тяжкозадые ночные извозчики: в черных лаковых шапках; кому-нибудь из них приносился в огромном чайнике особый вид кипятка, именуемый «водой»; спиртные напитки запрещались; и их приносили в чайнике, под видом воды; позднее в чайную приводили ― Бердяева, Вячеслава Иванова, Гершензона: с заседания Религиозно-философского общества, происходившего в морозовском особняке (угол Смоленского и Глазовского).[3]
Минут через двадцать мне дали через форточку большую жестяную кружку со словами: «Кипяток». Это было кстати. Кипяток обжигал губы, но внутри по всему телу разливалась приятная теплота. Сделав несколько глотков, я поставил кружку на стол, желая немного остудить кипяток. В камере стало совершенно темно. Поднося кружку ко рту, я заметил, что она сделалась необычайно легкой: оказалось, что кружка была дырявой, и весь кипяток из нее вытек.[14]
Немного спустя раздали хлеб и разнесли кипяток. Несмотря на мою просьбу, кружки мне не заменили и пришлось залепить дырки хлебным мякишем. Благодаря этому, все-таки удалось выпить четверть кружки. Чтобы не смешить больше надзирателя, я не задавал больше вопросов о сахаре или чае, так как, очевидно, здесь этого не полагалось. После кипятку я немного отошел и принялся от скуки читать при тусклом свете стенную литературу. Среди надписей, датированных после 1917 года, было мало утешительного.[14]
Вчера страшная весть — финны сдались — согласились на тяжкий и позорный мир. Даже ночью, сквозь сон, всё мучился, что-то во сне думал, выдумывал.
Первый почти летний день. Ночью туман, слышны были лягушки.
Позавчера обварил себе правую руку кипятком. Горит, вспухла.
На разрушенных войной в пух и прах просторах удерживалось много печных труб. Тянут они свои шеи к небу, обнадеживают. Люди подходят, затапливают, греют кипяток ― это алтарь жизни, это возрождение. Так вот, сидим мы, рисуем, а душа и нос слышат жизнь бабушкиной печки. Слюни текут, а просить нельзя. <...>
Утро выдалось хорошим. Недаром испокон веку есть надпись на станциях ― «Кипяток». Кипяток ― это жизнь, и в купе у нас бурлила жизнь. Кипяток с парко́м, какая ни есть еда очутились на маленьком столике. Как хорошо!
― Мне твои фильмы всю ночь снились, ― сказал молодой пассажир в офицерской рубашке.[8]
— Я не рыскала по белу свету! — продолжала третья мышь. — Я оставалась дома, оно и вернее. Нечего ездить за границу, — всему не хуже можно выучиться и здесь! Я осталась, и то, что я знаю теперь, я узнала не от сверхъестественных существ, не выгрызла из книг, не выпытала от сов; нет, я дошла до всего собственным умом. Прикажите поставить котёл на плиту!.. Теперь налейте воды! Полнее, до самых краёв!.. Разведите огонь!.. Пусть вода закипит ключом!.. Теперь палочку в воду! А затем не угодно ли мышиному царю опустить в кипяток свой хвост и помешивать им суп! Чем дольше будет царь мешать суп, тем крепче выйдет навар. Затрат никаких, приправ тоже, только — мешать и мешать!
— Нельзя ли мешать кому-нибудь другому? — спросил мышиный царь.
— Нет! — ответила мышь. — Вся сила в хвосте мышиного царя!
Вода закипела, мышиный царь примостился поближе — небезопасно таки было! — и вытянул хвост, словно собирался снять им устой со сливок и потом облизать его, как это часто делают в молочных ловкие мышки. Но едва он сунул хвост в горячий пар — подпрыгнул и соскочил на пол.[15]
Откуда-то сверху сквозил слабый луч, расплывавшийся в холодной сырости карцера. Сделав два шага, я наткнулся на какие-то обломки. «Куб здесь был раньше, ― пояснил мне Меркурий, ― кипяток готовился, сырость от него осталась, ― беда! Тем более, печки теперь не имеется…» <...> Что-то холодное, проницающее насквозь, затхлое, склизкое и гадкое составляло атмосферу этой могилы… Зимой она, очевидно, промерзала насквозь… Вот она ― «кузькина-то мать!» подумал я.[16]
Он выехал со двора, за ним остальные служилые люди. Впереди бежали холопы с зажженными смоляными факелами и освещали путь.
Сойдя у Вознесенских ворот с коня, воевода поспешил на стену. От факелов мрак кругом еще более сгустился, так что нельзя было отличить осаждающих. Что-то металось внизу, под стенами, слышны были голоса: «Давай лестницы!.. приставляй к стенам!.. дружно, атаманы-молодцы!»
— Лей кипяток на головы им, окаянным! — распоряжался воевода.
Послышался плеск воды со стен.
— Лей дружнее!.. не жалей кипятку! А внизу вдруг раздается хохот…
— Вода-то у вас, братцы, тепленька! не замерзла бы! — слышится снизу.
— И впрямь вода не горяча!.. Што за притча!.. Остыла что ли… — слышны голоса на стене.[17]
Жена взяла стакан, протерла его полотенцем, поставила в подстаканник и спросила:
— Тебе покрепче?
— Конечно! Ты же знаешь.
Не отрывая глаз от газеты, муж взял стакан, поднес его ко рту и вдруг, закричав, вскочил со стула.
— Что такое?
Он завертелся по комнате, как подстреленный, потом подскочил к столу, нагнулся и, негодующе глядя на жену, простонал:
— Это ты… нарочно?
— Что такое?! Что — нарочно?
— Подсунула мне кипяток?
— Какой там кипяток? Что такое! Обыкновенный чай.
— Нет-с, это настоящий крутой кипяток-с!!
— Что ты хочешь этим сказать?
— То и хочу сказать, что это низость! Ты была бы очень рада, если бы я обварил горло![19]
— Странно… Владимиру Ивановичу всегда наливаю такой чай, и он пьет…
— Это потому, что у твоего Владимира Ивановича вместо горла, водопроводная труба!
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ну, вот! Заладила сорока Якова…
— Какого Якова? На какого ты Якова намекаешь?!! Я тебе на твою немку не намекаю?!
— Во-первых, у меня никакой немки нет, а затем она всегда наливает чай, как следует, а не кипяток!
— Ах, вот что?!.. Так ты бы и шел к ней!..
— И пойду! Я, слава Богу, еще не в аду живу, где грешников кипятком шпарят…
— Все равно — скоро попадешь туда.
— Да, конечно! При твоем содействии. Сегодня кипяток, завтра кипяток, — конечно, в конце концов, сваришься. Ты рада меня со свету сжить, а самой убежать к твоему чертову Владимиру Ивановичу!..
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, вот! Черта крести, а он говорит — пусти.
— Да, уж верно!! Тебе только черта и крестить — для человека ты не годишься!!
— Шшто-с?! Так я тебе говорю: если ты мне еще раз подсунешь такой кипяток…
Жена вскочила, уронив стул, и завопила:
— Это не кипяток!! Обыкновенный горячий чай, который все пьют — слышишь ты это?!! Все!![19]
Солдат усмехнулся, опустил железное веко глазка и отошёл. Это была особая камера. Около неё не надо было ни стучать, ни кричать, потому что это была даже и не камера вовсе, а карцер, и не простой карцер, а особый, для голодающих. Этот зек сидел здесь четвёртый день. Ему каждое утро приносят хлеб и жестяную кружку с кипятком, кипяток он берёт, а хлеб возвращает. А сегодня и кипятка тоже не взял, это значит, с простой голодовки он перешёл на решительную, смертельную. О смертельных голодовках коридорный обязан был немедленно извещать корпусного. Так он и сделал сегодня утром. Корпусной пришёл сейчас же и, подняв круглую железку, долго смотрел на зека.[20]
— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть четвёртая, 1978
Когда вечерний гость нечаянно нагрянет,
Приятней курицу ту в ужин кушать станет,
Которую велишь живую ты сварить,
И в кипяток вина Фалернского подлить.
Переменится вдруг на нежный вкус суровый.[21]
— Иван Барков, «Катий» (Сатиры Горация, Книга вторая), 1763
Но если б соколам,
Как нашей братье каплунам,
На кухне заглянуть случилось
В горшок, где б в кипятке их княжество варилось,
Тогда хозяйский свист и их бы не провел;
Тогда б, как скот-каплун, черкнул и князь-сокол![22]
Поднесут тебе форели! Тотчас их варить вели, Как увидишь: посинели, — Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу, Луку маленькой кусок.[23]
Она на кухне жарила картошку,
А он пришел туда за кипятком.
Вдруг Любка увидала их в окошко
И рассказала Таньке шепотком:
«Слыхала, Машка спуталась с Тимошкой?»
Но дело было, собственно, не в том:
Она на кухне жарила картошку,
А он пришел туда за кипятком.[24]
— Игорь Холин, «Она на кухне жарила картошку...», 1960-е
Просты причины радости простой Солдат продрогший знает всею юшкой
Как сладок даже кипяток пустой
С пушистым белым облачком над кружкой.
За рубежом, в одном подвале,
Ютясь под тесною доской,
Я вспоминал, как мы бывали
В тюменской бане городской.
Там рот напрасный улыбая
В зубах как белые слоны,
Блестит Джоконда голубая
С мольберта вымытой спины.
Там человек, сибирский житель,
Плюя на службу и партком,
Снимает валенки и китель
И жопу моет кипятком.[25]
— Алексей Цветков, «За рубежом, в одном подвале...» (из сборника «Письма на волю»), 1978
А на печи
Разгулялся пожар-самовар да заварена каша.
Луч ― не лучина
На белый пуховый платок.
Небо в поклон
До земли обратим тебе, юная девица Маша!
Перекрести
Нас из проруби да в кипяток.[26]
Эрос не рос.
Ведь дева была без подушки. В ванне, одна.
Отключили краны и душ.
Я ее поливал кипятком. Шипела.
Но эрос не рос.
Маленький мой огонек не поднимался столбом.
Я ведро вскипятил. Сел, как соловей.
Эрос не рос.
Члены мои леденели, как дети.
Чресла ее пошли пузырями, ожоги.[7]
↑Андрей Белый. Петербург: Роман. — Санкт-Петербург, «Кристалл», 1999 г.
↑Катаев В. Собрание сочинений в 9 т. Том 1. Рассказы и сказки. — М.: «Худ. лит.», 1968 г.
↑ 12Андрей Белый. «Начало века». — М.: Художественная литература, 1990 г.
↑В. Каверин. «Пурпурный палимпсест», — М.: «Аграф», 1997 г.
↑ 12Анна Горенко. Праздник неспелого хлеба. Стихи девяностых годов. Предисловие Д.Давыдова. Составление Е. Сошкина и И. Кукулина. Подготовка текстов Е. Сошкина и В. Тарасова. — М.: Новое литературное обозрение, 2003 г. — Серия «Поэзия русской диаспоры». — 112 с.
↑Сергей Осипов. «Страсти по Фоме. Книга третья. Книга Перемен», — М.: Вагриус, 2003 г.
↑ 12В. Соснора. Куда пошёл? и где окно? — СПб.: Пушкинский фонд, 1999 г.
↑А. А. Яблоновский, «Гости английского короля» в книге: Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2003 г. — Вып. XIII.
↑С. А. Бутурлин. Дробовое ружье и стрельба из него. — М.: изд-во Всекохотсоюза, 1929 г.
↑Гиляровский В.А. Собрание сочинений в 4 томах, Том 4. — Москва, 1999 г.
↑Фет А. А. Воспоминания (сост. и прим. А. Тархова). — М.: Правда, 1983 г.
↑ 12Б. Седерхольм. В разбойном стане: Три года в стране концессий и «Чеки». — Рига: Типография «STAR», 1934 г.
↑Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e издание. — СПб., 1894 г. — Т. 1
↑В.Г. Короленко. «Собрание сочинений в десяти томах», том 1. «Повести и рассказы». — Москва: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 г.
↑Мордовцев Д.Л. Сочинения. В 2-х т. Том 2. — М.: Худож. лит., 1991 г.
↑Н. А. Лейкинъ. Въ гостяхъ у турокъ. Юмористическое описаніе путешествія супруговъ Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановыхъ черезъ Славянскія земли въ Константинополь. Изданіе второе.— С.-Петербургъ. Высочайше утв. Т-во Печатня С. П. Яковлева. 1897 г.
↑ 12А.Т.Аверченко. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 4. Чёрным по белому. — М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2012 г.
↑Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В шести томах. Том пятый. — М.: «Терра», 1992 г.
↑Барков И.С. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. — Санкт-Петербург, «Академический проект», 2004 г.
↑Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. — М.: Языки славянской культуры, 2000 г.
↑Пушкин А.С. Полное собрание сочинений, 1837-1937: в шестнадцати томах, Том 2
↑И. С. Холин. Избранное. — М.: Новое литературное обозрение, 1999 г.
↑Алексей Цветков. Сборник пьес для жизни соло. — Энн Арбор: Ардис, 1978 г.
.svg){kind=logo}
