Музыковед
Музыковéд — специалист по музыковéдению (или, как иногда говорят, музыкознанию), а музыковедение — это наука о музыке и одна из обширных областей искусствознания.
Цитаты
[править]Заметьте ― не Бог давал наименование сотворённой живности, а человек! Творец и не должен вербализовать те смутные силы, которые чувствуются им в свежесотворённых созданиях. Это дело человека со стороны. Композитор пишет, пианист играет ― музыковед проговаривает, проясняет, обсуждает. То, что не высказано, загоняется внутрь и изнутри разрушает безмолвное бытие. То, что сказано, остаётся на века, не вырубленное топором. Хотя, конечно, в зависимости от того, как сказано.[1] |
Что они там наскрипели, в своих записях? Собираем дневники, читаем. Интересная картина получается. Зачем музыковеды исполнителям и композиторам? Бытовое сознание считает: эти выскочки-учёные норовят объяснить творцу, по каким законам он должен творить, а завидущие газетно-журнальные писаки стремятся очернить творческие достижения своих гениальных собратьев-исполнителей. В то время как перья их должны сочиться молоком и мёдом. Прославлять, прославлять и ещё раз прославлять.[1] |
Наряду с педагогической, фольклорно-этногарфической и другими видами педагогических практик, филармоническая практика входит в учебные стандарты и планы по специальности «Музыковедение». Очевидно, что современный музыковед должен быть не только специалистом в своей области, но и деятелем, обладающим обширным спектром знаний и навыков, способным организовывать культурный контекст и влиять на него. Филармоническое пространство является благоприятной средой для воспитания активного профессионала, максимально приближённого к реалиям современной культуры.[2] |
В непрерывно меняющемся звуковом мире музыковедение как форма его осмысления, как особая область гуманитарного знания являет себя в различных ипостасях: в виде научного исследования, доклада, газетной статьи или журнального опуса (порой становящихся возбудителями общественных скандалов), в виде неотъемлемой части филармонического пространства, в виде основы концертного действа или целых музыкально-художественных проектов. Везде музыковедение присутствует как род словесности, владение которым в анализе и толковании произведений, характеристике творческого процесса, познании судьбы композиторов приобретает особую значимость.[2] |
Вместе с тем возникает вопрос: готовы ли мы, музыковеды XXI века ― века выживания искусства, приспособления его к жёстким условиям рынка ― проявлять себя столь же многогранно и своевременно как, например, представители русской критической мысли XIX века. Достаточно сослаться на деятельность «механика и физика культуры» князя В.Одоевского, создавшего в своих очерках и статьях наиболее полный хронограф концертной жизни Москвы и Петербурга. Именно он как блестящий литератор, критик, публицист, просветитель в живом, непосредственном контакте с М.Глинкой, А.Даргомыжским, А.Верстовским, А.Серовым обеспечил мощный общественный резонанс событиям музыкальной культуры, связанным с их именами, как в России, так и за её пределами.[2] |
При Холопове остерегались рассуждать на птичьем языке странствующих музыковедов о «полифазных структурах» и «параметрах экспрессии» ― недолюбливал равно и охотников чисто конкретно «звуки умертвив» разъять музыку и следопытов, отыскивающих сонатную форму в оперной сцене. Не упускал случая спросить, что имеется в виду, неизменно интересовался, что это означает на русском языке, и требовал привести соответствующий музыкальный пример. Полностью разделял неизбывную грусть Способина по поводу того, что «раньше музыковеды получались из композиторов, а теперь ― из неудавшихся пианистов». Потому и предпослал книге такой эпиграф из Чайковского («Каждый хороший музыкант, а особенно теоретик-критик, должен испробовать себя во всех родах сочинения») и воздвиг её (другого слова и не подберешь) на очень простых основаниях», главное из которых ― воссочинение. Потому что считал, что музыку нельзя постигнуть словесно, к ней надо «причаститься». Потому что провозгласил «метод исследования музыки путём её воссоздания».[3] |
― Папа, а тётя Клава кем работает? | |
— «Коллекция анекдотов»: дети (1970-2000) |
Вот идёт девочка с огромными распахнутыми глазами, рядом с ней тоже несколько непривычное в своей сосредоточенности юношеское лицо, мальчишеская, изо всех сил сдерживаемая улыбка счастья, а вот знакомый, музыковед Парьев, живой как ртуть, с вечной озабоченностью в лице, быстрыми движениями и невнятной речью.[4] | |
— Пётр Проскурин. «Чёрные птицы» |
Этот милый, лёгкий, весёлый человек <Дмитрий Гачев> был эрудитом трёх профилей. Литературовед, который равно чувствовал себя дома не только в болгарской и русской, но и во французской литературе, философ и музыковед, – он по праву был авторитетом.[5] | |
— Евгения Книпович, литературовед |
— Наталья Иванова, «Арестанты и надзиратели» |
Наши музыковеды ― вы меня простите ― склонны иногда считать, что если они порицают всё в области лёгкой музыки, то они помогают формированию хороших вкусов. Ложная концепция! Нужно выявлять недостатки, которые у нас есть, чтобы их исправить, и отмечать достоинства, чтобы их развивать. Этот принцип относится к оценке и лёгкой, в том числе джазовой, музыки.[7] | |
— Леонид Утёсов, «Спасибо, сердце!» |
— При жизни Микаэла Леоновича музыковеды с долей пренебрежения причисляли его к категории кинокомпозиторов. Он от этого очень страдал. Ведь Таривердиев сочинил много академической музыки, которую, кстати сказать, считал главной в своём творчестве. Но я уверена, что по сути у него не было главного и второстепенного.[8] | |
— Анатолий Стародубец, «Приходит время его музыки» |
Я преподаю с конца 1960-х. Изменились приоритеты и тонус музыковедческой жизни. Ведь музыковеды — не хоровики или оркестранты, не люди коллективного сознания. Бытие музыковеда — атомарное. В этом серьёзная психологическая сложность. Наше музыковедческое консервато́рское образование, сильное традиционной академической составляющей, плохо поддаётся модернизации. Часто музыковед не подготовлен Консерваторией к жизни в современном мире.[9] | |
— Людмила Ковнацкая |
Поначалу музыковедение было для меня чем-то вроде игры: если я узнавал что-либо новое и интересное из бесконечного мира музыки, мне хотелось своими знаниями с кем-нибудь поделиться <…> Потом отношение стало серьёзней. Видимо, жажда получения настоящих профессиональных навыков и привела меня к мысли о музыковедческом классе, тем более я видел совершенно уникального педагога, у кого можно было многому научиться – Константина Константиновича Розеншильда (к счастью, он от меня не отказался, хотя студентов-дипломников брал крайне редко).[10] | |
— Виктор Екимовский, «Автомонография» |
Моя активная музыковедческая работа, ставшая основной и, фактически, единственной статьёй дохода, отнюдь не ограничивалась только печатной продукцией. <…> наконец, рецензий на книги, статьи и на музыку композиторов, вступающих в члены Союза. | |
— Виктор Екимовский, «Автомонография» |
Примечания
[править]- ↑ 1 2 «Российская музыкальная газета», 15 января 2003. Статья «Любил ли Кабалевский музыковедов?»
- ↑ 1 2 3 «Российская музыкальная газета», 11 июня 2003. Статья «Музыковедение XXI века: от иллюзии к реальности»
- ↑ «Российская музыкальная газета», 15 октября 2003. Статья «Его прощальный поклон»
- ↑ Проскурин П. «Полуденные сны». - Москва: «Современник», 1985 год
- ↑ Гачев Г.Д. «Воспамятование об отцах : Документальное Повествование» (Часть Первая: Голоса) // Дружба народов. – 1989. – № 7. – С. 161–223.
- ↑ Наталья Иванова. «Арестанты и надзиратели», «Огонек». № 11, 1991
- ↑ Л.О. Утёсов. Спасибо, сердце! Москва, «Вагриус», 1999. «Спасибо, сердце!» (1982)
- ↑ Еженедельная газета «Труд-7», 19 ноября 2004. Анатолий Стародубец, статья «Приходит время его музыки»
- ↑ «Людмила Ковнацкая подготовила трёхтомник о юных годах Шостаковича»
- ↑ 1 2 Виктор Екимовский «Автомонография». — Второе издание. — М.: «Музиздат», 2008. — 480 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-904082-04-8
См. также
[править]
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |