Пантагрюэль, король дипсодов

«Пантагрюэль, король дипсодов, сын великого гиганта Гаргантюа, показанный в его доподлинном виде со всеми его ужасающими деяниями и подвигами. Сочинение покойного магистра Алькофрибаса Назье» (фр. Les horribles et espoventables faictz et prouesses du très renommé Pantagruel, roy des Dipsodes, filz du grand géant Gargantua, Composez nouvellement par Maistre Alcofrybas Nasier) — первая книга романа-эпопеи Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», вторая по внутренней хронологии. Впервые издана в 1532 году.

Цитаты

	… шуточный предмет избрав, Сумел ты эту повесть написать, Где столько истин, всем полезных, скрыто. Мне кажется, я слышу Демокрита, Чей смех бичует глупости людские. Пусть книга будет в наши дни забыта, — Пиши: её поймут века другие.
	… car ton entendement En ce livret, soubz plaisant fondement, L'utilité a si très bien descripte, Qu'il m'est advis que voy ung Democrite Riant les faictz de nostre vie humaine. Or persevere, et, si n'en as merite En ces bas lieux, l'auras au hault dommaine.
	— Десятистишие мэтра Гюга Салеля, посвящённое автору этой книги (Dizain de Maistre Hugues Salel à l'auteur de ce livre)

… когда жена [Гаргантюа] Бадбек производила на свет и повивальные бабки у неё принимали, то сначала из её утробы вышло шестьдесят восемь погонщиков мулов, причём каждый вёл под уздцы мула, навьюченного солью, потом вышло девять дромадёров, тащивших ветчину и копчёные бычьи языки, потом семь верблюдов с грузом угрей, потом, наконец, двадцать пять возов с луком-пореем, чесноком и зелёным луком, и обоз этот навёл на помянутых бабок страх <…>. А пока они судачили, появился на свет и сам Пантагрюэль… — глава II

… sa mere Badebec enfantoit, et que les sages femmes attendoient pour le recepvoir, issirent premier de son ventre soixante et huyt tregeniers chascun tirant par le licol ung mulet tout charge de sel : apres lesquels sortirent neuf dromadaires chargez de iambons et langues de bœuf fumees : sept chameaulx chargez d’anguillettes : puis vingt et cinq charrettes de porreaulx, daulx, d’oignons et de cibotz, ce que espoventa bien lesdictes saiges femmes <…>. Et, comme elles caquetoyent de ces menus propos entre elles, voicy sortir Pantagruel…

… за каждой трапезой он высасывал молоко из четырёх тысяч шестисот коров и что печку, в которой можно было варить ему кашку, складывали все печники из Сомюра, что в Анжу, из Вильдьё, что в Нормандии, и из Фрамона, что в Лотарингии, кашицу же эту ему подавали в огромной каменной водопойной колоде, до сих пор ещё существующей в Бурже, возле дворца, однако зубы у Пантагрюэля были до того острые и крепкие, что он отгрыз от указанной колоды немалый кусок, и это явственно видно. — глава IV

… de ses repas il humoit le laict de quatre mille six cens vaches. Et comment pour luy faire ung paeslon a cuire sa bouillie furent occupez tous les paesliers de Saumur en Aniou, de Villedieu en Normandie, de Bramont en Lorraine : et lu bailloit on ladicte bouillie en ung grand tymbre qui est encores de present a Bourges au pres du palays : mais les dentz luy estoient desia tant crues et fortifiees quil en rompit dudict tymbre ung grand morceau, comme tresbien apparoist.

	… толстую железную цепь <…> унесли черти, чтобы связать Люцифера, который порвал на себе цепи в то время, когда у него схватило живот, оттого что Люцифер съел за завтраком фрикасе из души какого-то судейского. — глава IV
	… grosses chaines de fer <…> fut emportee des diables pour lyer Lucifer qui se deschainoit en ce temps la, a cause dune colicque qui le tourmentoit extraordinairement, pour avoir mange lame dung sergeant en fricassee a son desieuner.

Пантагрюэль <…> долго учился на юридическом факультете и оказал большие успехи; потом он не раз говорил, что книги по юриспруденции напоминают ему чудо какой красивый и нарядный плащ, расшитый золотом и драгоценными камнями, а по краям отделанный дерьмом. — На всем свете не сыщешь такой прекрасной, такой цветистой и такой изящной книги, как тексты Пандектов, — говаривал он, — а вот отделка их, то бишь глоссы Аккурсия, до того грязная, противная и вонючая, точно это отбросы и нечистоты. — глава V

Pantagruel <…> estudia bien long temps et proffita beaucoup en la faculte des loix. Et disoit aulcunesfois que les livres des loix luy sembloient une belle robbe dor triumphante et precieuse a merveilles, qui feust brodee de merde : car disoit il, au monde ny a livres tant beaulx, tant aornez, tant elegans, comme sont les textes des Pandectes : mais la brodure diceulx, cest assavoir la glose de Accursius, est tant salle, tant infame et punaise, que ce nest quordure et villenie.

	… вместимость его памяти равнялась двенадцати бочкам из-под оливкового масла. — глава VIII
	… capacite de memoire a la mesure de douze oyres et botez dolif.

«Ныне науки восстановлены, возрождены языки: греческий, не зная которого человек не имеет права считать себя учёным, еврейский, халдейский, латинский. Ныне в ходу изящное и исправное тиснение <…>. Всюду мы видим учёных людей, образованнейших наставников, обширнейшие книгохранилища, так что, на мой взгляд, даже во времена Платона, Цицерона и Папиниана было труднее учиться, нежели теперь, и скоро для тех, кто не понаторел в Минервиной школе мудрости, все дороги будут закрыты. Ныне разбойники, палачи, проходимцы и конюхи более образованны, нежели в моё время доктора наук и проповедники. Да что говорить! Женщины и девушки — и те стремятся к знанию, этому источнику славы, этой манне небесной». — глава VIII

Maintenant toutes disciplines sont restituees, les langues instaurees. Grecque, sans laquelle cest honte quune personne se die scavant. Hebraicque, Caldeicque, Latine. Les impressions tant elegantes et correctes en usance <…>. Tout le monde est plain de gens scavans, de precepteurs tresdoctes, de librairies tresamples, quil mest advis que ny au temps de Platon, ny de Ciceron, ny de Papinian, ny avoit point telle commodite destude quil y a maintenant. Et ne se fauldra plus dorenavant trouver en place ny en compaignie qui ne sera bien expoly en lofficine de Minerve. Ie voy les brigans, les bourreaux, les avanturiers, les palefreniers de maintenant plus doctes que les docteurs et prescheurs de mon temps. Il nest pas les femmes et les filles qui ne ayent aspire à ceste louange et a ceste manne celeste de bonne doctrine.

… нелепые и безрассудные доводы да разные благоглупости Аккурсия, Бальда, Бартола, Кастро, Имолы, Ипполита, Панормы, Бертакино, Александра, Курция и прочих старых пентюхов, которые так и не удосужились прочесть ни одного закона из Пандектов, — ведь по части знания законов это же были настоящие брёвна, сущие неучи. Доподлинно известно, что они не знали ни греческого языка, ни латинского, а только готский и варварский. А между тем законы были <…> были составлены на самой изящной и изысканной латыни <…>. Как же могли понять тексты законов эти старые сумасброды, которые никогда в глаза не видели хорошей книги на латинском языке, непреложное чему доказательство представляет собой их собственный слог, слог печников, поваров и кухонных мужиков, а не законоведов? Да и потом, коль скоро законы пересажены с почвы нравственной и натуральной философии, то как бы эти олухи могли их понять, раз они сами, ей-богу, меньше смыслят в философии, нежели мой мул? Что же касается знания гуманитарных наук, древностей и истории, то они могут им похвастать так же, как жаба — перьями, и прибегают они к нему так же часто, как пьяницы к крестному знамению, а ведь любое право этим полно и без такого рода познаний понято быть не может… — глава X

… sottes et deraisonnables raisons et ineptes opinions de Accurse, Balde, Bartole, de Castro, de Imola, Hippolytus, Panorme, Bertachin, Alexandre, Curtius, et ces aultres vieulx mastins, qui iamais nentendirent la moindre loy des Pandectes : et nestoient que gros veaulx de disme, ignorans de tout ce quest necessaire à lintelligence des loix. Car (comme il est tout certain) ilz navoient congnoissance de langue ny Grecque ny Latine, mais seulement de Gothicque et Barbare. Et touteffois les loix <…> sont redigees en Latin le plus elegant <…>. Comment doncques eussent peu entendre ces vieux resveurs le texte des loix, qui iamais ne virent bon livre de langue Latine ? comme manifestement il appert a leur stille, qui est stille de ramonneur de cheminee, ou de cuysinier et marmiteux non de Iurisconsulte. Davantaige veu que les loix sont extirpees du meillieu de philosophie morale et naturelle, comment lentendront ces folz qui ont par dieu moins estudie en philosophie que ma mulle ? Et au regard des lettres de humanite, et de congnoissance des antiquitez et histoires, ilz en estoient chargez comme ung crapault de plumes, et en usent comme ung crucifix dun pifre, dont touteffois les droictz sont tous plains, et sans ce ne peuvent estre entenduz…

— … изложите мне по пунктам ваше дело в полном согласии с истиной <…>. Лижизад начал: — <…> портные намеревались из краденых кусочков соорудить трубу и покрыть ею Океаническое море, коего пучина в ту пору, по мнению сеноуборщиков, была как раз вспучена, ибо в ней находился горшок щей, однако ж медики уверяли, что по морской моче с такою же определённостью можно судить о том, что море наелось топоров с горчицей, с какою распознают дрофу по её шагу, если только господа судьи бемольным указом не воспретят дурной болезни обирать шелковичных червей и разгуливать во время церковных служб, оттого что оборванцы уже начали откалывать весёлый танец <…>. Если же мы условимся, что судебный пристав не будет так высоко ставить мишень на стрельбище, а секретарь перестанет кругообразно обгрызать себе ногти на пальцах, равно как и гусиные перья, то мы ясно увидим, что каждый виновный берёт себя за нос, дабы разглядеть в перспективе при помощи органов зрения то место у камина, где вешают питейный флаг с сорока кушаками, потребными для двадцати оснований к отсрочке <…>. Мне бы, однако ж, хотелось, чтобы у каждого человека был красивый голос, — тогда игра в мяч тотчас пошла бы на лад, и те едва уловимые тонкости, которые способствуют этимологизированию ботинок на высоких каблуках, легче будет спускать в Сену как постоянную замену Моста мельников, касательно чего давно уже есть указ Канарийского короля, но только он залежался в канцелярии. — главы X (1-я строка) и XI

… contez moy de poinct en poinct vostre affaire, selon la verite <…>. [Baisecul] commença. <…> les cousturiers vouloient faire des retaillons desrobez une sarbataine pour couvrir la mer oceane, qui estoit grosse denfant selon lopinion des boteleurs de foin, mais les physiciens disoient, que a son urine ilz ne congnoissoient point signe evident au pas dostarde de manger des choux gelez a la moustarde, sinon que messieurs de la court feissent par bemol commandement a la verolle, de non plus alleboter apres les maignans ainsi se pourmener durant le service divin : car les marroufles avoient ia bon commencement a danser lestrindore… <…> entendu que le sergeant ne mist pas si haut le blanc a la butte, que le greffier ne sen leschast bas et roidde les doigtz empenez de iart, et nous voyons manifestement que chascun sen prent au nez, sinon quon regardast en perspective ocularement vers la cheminee a lendroit ou pend lenseigne du vin a quarante sangles, qui sont necessaires a vingt bas <…>. Et a la mienne voulente que chascun eust aussi belle voix, lon en iourroit beaucoup mieulx a la paulme, et ces petites finesses, quon faict a porter des pastins, descendroient plus aisement en Seine pour tousiours servir au pont aux meusniers, comme iadis feut decrete par le roy de Canarre, que larrest en est au greffe de ceans.

Тут сеньор Пейвино начал следующим образом: — Милостивый государь и милостивые государи! Если бы неправду можно было так же легко различить и вынести о ней суждение категорическое, как легко заметить в молоке мух, то мир — четыре быка! — не был бы до такой степени изъеден крысами, как в наше время, и всякий приложил бы своё коварнейшим образом обглоданное ухо к земле, ибо хотя все, что противная сторона говорит по поводу формы и содержания factum'a имеет оперение правды, со всем тем, милостивые государи, под горшком с розами таятся хитрость, плутовство, подвохи. <…> белые анжуйские вина дают тем, кто их пьёт, под зад коленом, как бретонцы друг дружке в драке. — глава XII

Lors commenca le seigneur de Humevesne ainsi que sensuyt. Monsieur et messieurs, si liniquite des hommes estoit aussi facilement veue en iugement, comme on congnoit mousches en laict, le monde ne seroit pas tant mange de ratz, comme il est, et y auroit des aureilles maintes sur terre, qui en ont este rongees trop laschement. Car combien que tout ce que a dit partie adverse soit bien vray quant a la lettre et lhistoire du factum, toutesfoys messieurs la finesse, la tricherie, les petitz hanicrochemens, sont cachez soubz le pot aux roses. <…> vins blancs d’Aniou qui font la iambette collet a collet a la mode de Bretaigne.

— Имея в виду, приняв в соображение и всесторонне рассмотрев тяжбу между сеньорами Лижизад и Пейвино, суд постановляет: Учитывая мелкую дрожь летучей мыши, храбро отклонившейся от летнего солнцестояния, дабы поухаживать за небылицами, коим с помощью пешки удалось сделать шах и мат благодаря злым обидам светобоящихся ночных птиц, обитающих в римском климате с распятьем на коне, самостоятельно натягивая арбалет, истец имел полное право проконопатить галион, который надувала служанка, — одна нога здесь, другая там, — выдавая ему, отличающемуся совестью неподкупною, в виде возмещения столько же чечевичных семечек, сколько шерстинок у восемнадцати коров, и такое же точно количество — мастеру хитрого плетенья. <…> Что же касается обвинений, взведённых им на ответчика, будто бы тот занимался починкой обуви, сыроедством, а также смолением мумий, то они с колебательной точки зрения неправдоподобны, что убедительно доказал упомянутый ответчик, на основании чего суд приговаривает истца к трем полным стаканам творогу, приправленного, разбавленного, трампампавленного, как велит местный обычай, каковые стаканы он обязуется уплатить упомянутому истцу в майской половине августа. Упомянутый же ответчик обязуется доставить сена и пакли на предмет затыкания гортанных прорех, перекрученных устрицами, пропущенными через решето на колёсиках. Будьте же снова друзьями, без оплаты издержек, и на этом судебное заседание закрывается. — глава XIII

Veu, entendu, et bien calcule le different dentre les seigneurs de Baisecul et Humevesne, la court leur dit que consydere que le soleil decline bravement de son solstice estival pour mugueter les bille vesees qui ont eu mat du pyon par les males vexations des lucifuges nycticoraces, qui sont inquilines du climat diaromes dung crucifix a cheval bandant une arbeleste aux reins, le demandeur eut iuste cause de calfreter le gallion que la bonne femme boursouffloit ung pied chausse et laultre nud, le remboursant bas et roidde en sa conscience dautant de baguenaudes, comme il y a de poil en dix huyt vaches et autant pour le brodeur. <…> Mais en ce quil met sus au defendeur quil fut rataconneur tyrofageux et goildronneur de mommye, que na este trouve estre vray comme bien la debastu ledict defendeur, la court le condemne en troys verrassees de caillebottes assimentez prerorelitantes et gaudepisees comme est la coustume du pays, envers ledict defendeur payables a la My oust en May, mais ledict defendeur sera tenu de fournir de foin et destoupes a lembouschement des chaussetrapes gutturales emburelucocquees de guilvardons bien grabelez a rouelle, et amys comme devant, et sans despens et pour cause.

О приговоре Пантагрюэля все тот же час услышали и узнали, отпечатан он был во множестве экземпляров <…>. Его даже хотели сделать докладчиком и председателем суда, но он, вежливо поблагодарив, решительно отказался. — Подобного рода должности, — пояснил он, — требуют от человека слишком много раболепства, и если принять в рассуждение испорченность человеческой природы, то лица, вступающие в такие должности, лишь с величайшим трудом могут спасти свою душу. И сдаётся мне, что если пустота, образовавшаяся после отпадения некоторых ангелов, будет заполняться только этого звания людьми, то Страшный суд не наступит и через тридцать семь юбилейных годов, предсказания же Кузануса в «О предположениях» окажутся ложными. — глава XIV

Le iugement de Pantagruel fut incontinent sceu et entendu de tout le monde, et imprime a force, et redige es Archives du Palays <…>. Et de faict lon le voulut faire maistre des resquestes, et president en la court : mais il refusa tout, les remerciant gracieusement, car il y a (dist il) trop grand servitude a ces offices, et a trop grand peine peuvent estre saulvez ceulx qui les exercent, veu la corruption des hommes. Et croy que si les sieges vuides des Anges ne font remplis d’aultre forte de gents, que de trente sept Jubilés nous n’aurons le jugement final, & sera Cusanus trompé en ses Conjectures.

	Если б я так же быстро умел подниматься, как спускать вино к себе в утробу, я бы уж вместе с Эмпедоклом вознёсся превыше лунной сферы! Однако что за чёрт? Никак не возьму в толк: вино превосходное, превкусное, а чем больше его пью, тем сильнее у меня жажда. Видно, тень монсеньора Пантагрюэля так же легко вызывает жажду, как луна — простуду. — глава XIV
	… si ie montasse aussi bien comme ie avalle, ie feusse desia au dessus de la sphere de la lune, avecques Empedocles. Mais ie ne scay que diable cecy veult dire, ce vin est fort bon et bien delicieux, mais tant plus bien ien boy, tant plus iay soif. Ie croy que lumbre de monseigneur Pantagruel engendre les alterez, comme la lune faict les catarrhes.

— … я подал в суд на мулов председателей, советников и других лиц и потребовал, чтобы советницы сшили им слюнявки, а то они запакостили своей слюной двор при суде, куда их ставят грызть удила, и из-за этого слуги судейских лишены возможности располагаться со всеми удобствами на мощеном дворе и играть в кости или же в чертыхалки, не боясь запачкать колени. Я это дело выиграл, но стоило оно мне немало. А затем прикиньте-ка, во что мне обходятся ежедневные угощения этих самых слуг. — А зачем вы это делаете? — спросил я. — Друг мой! — сказал [Панург]. — У вас нет никаких развлечений, а у меня их больше, чем у самого короля. Давайте объединимся, — вот уж тогда мы наделаем дел! — Нет, нет, — сказал я, — клянусь святым Петлионом, когда-нибудь вас повесят! — А вас когда-нибудь похоронят, — заметил он. — Что же, по-вашему, почётнее: воздух или земля? Эх вы, шляпа! Сам Иисус Христос висел в воздухе. — глава XVII

… ie formay complaincte à la court contre les mulles des Presidens, Conseilliers, et aultres : tendant à fin que quand en la basse court du Palays l’on les mettroit à ronger leur frain, que les Conseilleres leur feissent de belles baverettes affin que de leur bave elles ne gastassent point le pavé en sorte que les paiges du palays peussent iouer dessus à beaulx detz, ou au reniguedieu à leur ayse, sans y rompre leurs chausses aux genoux. Et de ce en euz bel arrest : mais il me couste bon. Or sommez à ceste heure combien me coustent les petitz bancquetz que ie fays aux paiges du palays de iour en iour. Et à quelle fin ? dis ie. Mon amy (dist il) tu ne as nul passetemps en ce monde. Ien ay moy plus que le roy. Et si tu vouloys te rallier avecques moy, nous serions diables. Non non (dis ie) par sainct Adauras : car tu seras une foys pendu. Et toy (dist il) tu seras une foys enterré, lequel est plus honorable ou l’air ou la terre ? He grosse pecore, Iesuchrist ne fut il pas pendu en l’air.

	… [Панург] знал не только <…> шестьдесят три способа добывать деньги, но и целых двести четырнадцать способов их тратить, не считая расходов на замаривание червячка. — глава XVII
	… il avoit <…> soixante et troys manieres de recouvrer argent : mais il en avoit deux cens quatorze de le despendre, hors mis la reparation de dessoubz le nez.

… все собаки, налетевшие сюда издалека, так отделали её дверь, что из их мочи образовался целый ручей, в котором свободно могли плавать утки, и это и есть тот самый ручей, что и сейчас ещё протекает недалеко от Св. Виктора и где Гобелен, пользуясь особыми свойствами собачьей мочи, красит материи в пунцовый цвет <…>. На таком ручье с божьей помощью можно было бы и мельницу поставить, но, конечно, не такую, как Базакльская мельница в Тулузе. — глава XXII

… touts les chiens y acouroient de demie lieuë, & compissarent li bien la porte de sa maison, qu’ils y feirent ung ruisseau de leurs urines, auquel les cannes eussent bien nagé. Et c’est celluy ruisseau qui de present passe à S. Victor, auquel Guobelin teinct l’escarlatte, pour la vertus specificque de ces pisse-chiens <…>. Ainsi vous aift Dieu, ung moulin y eust peu mouldre. Non tant toutesfois que ceulx du Basacle à Thoulouse.

… в древности земли не мерились ни милями, ни миллиариями, <…> пока наконец король Фарамонд не ввёл этого разделения, и вот каким образом: он отобрал в Париже сто красивых и статных молодых людей, неробкого притом десятка, и сто красивых девушек-пикардиек, целую неделю держал их в неге и холе, а затем призвал к себе, каждому из молодых людей дал по девушке, дал денег на расходы и велел идти в разные стороны и там, где они пощекочут своих девиц, класть камень, — это, мол, и будет миля. И вот молодые люди и их спутницы начали весёлое своё путешествие, а так как делать им было нечего, силы же у них были свежие, то и баловались они на каждой меже, — вот почему французские мили такие короткие. Но потом, когда они много прошли и устали как собаки, а масла в лампах поубавилось, они уже не резвились так часто и довольствовались (я говорю о мужчинах) жалким и несчастным разочком в день. Вот откуда в Бретани, в Ландах, в Германии и других более отдалённых странах такие длинные мили. — глава XXIII

… d’ancienneté les pays n’estoient poinct distinctz par lieues miliaires, <…> iusques à ce que le roy Pharamond les distingue, ce que fut faict en la maniere que s’ensuyt. Car il print dedans Paris cent beaux ieunes et gallans compaignons bien deliberez, et cent belles garses picardes : et les feit bien traicter et bien penser par huict iours puis les appella et à ung chascun sa garse avecques force argent pour les despens, leur faisant commandement qu’ilz s’en allassent en divers lieux par cy et par là. Et à tous les passaiges qu’ilz chevaucheroient leurs garses qu’ilz missent une pierre, et ce feroit une lieue. Par ainsi les compaignons ioyeusement partirent, et pour ce qu’ilz estoient frays et de seiour ilz chevauchoient à chasque bout de champ et voylà pourquoi les lieues de France sont tant petites. Mais quand ilz eurent long chemin parfaict et estoient ilz las comme pouvres diables et qu’il n’y avoit plus d’olif en ly caleil, ilz ne chevauchoient pas si souvent et se contentoient bien (ientends quant aux hommes) de quelque meschante paillarde foys le iour. Et voylà qui faict les lieues de Bretaigne, d’Elanes, d’Allemaignes, et aultres pays plus esloignez, si grandes.

— Как бы мне ухитриться, — сказал Панург, — за один день перепробовать всех девок и чтобы ни одна не ускользнула, пока я не натешусь ею всласть? <…> Эвсфен заговорил: — Я с самого Руана пощусь, а ведь стрелка-то у меня подскакивала и до десяти и до одиннадцати, и сейчас она ещё тугая и твёрдая, как сто чертей. — Вот мы тебе и дадим самых дородных и жирных, — рассудил Панург. — Что такое? — воскликнул Эпистемон. — Все будут кататься, а я буду осла водить? Какого дурака нашли! Мы будем действовать по закону военного времени: Qui potest capere capiat. — глава XXVI

C’est, dist Panurge, comment ie pourray avanger à braquemarder toutes les putains qui y sont en ceste apres disnée, qu’il n’en eschappe pas une, que ie ne passaige en forme commune. <…> dist Eusthenes, qui ne dressay oncques puis que bougeasmes de Rouen, au moins que l’agueille montast sur les dix ou unze heures, voire encores que l’aye dur et fort comme cent diables. Vrayment, dist Pantagruel, tu en auras des plus grasses et des plus refaictes. Comment dist Epistemon, tout le monde chevauchera et ie meneray l’asne, le diable emport qui en fera riens. Nous ferons du droict de guerre, qui potest capere capiat.

	Я один своим гульфиком смету с лица земли всех мужчин, а святой Дыркитру, который обитает у меня в гульфике, поскоблит всех женщин. — глава XXVI
	Ma seule braguette espoussetera tous les hommes, et sainct Balletrou qui dedans y repose, decrottera toutes les femmes.

	Нет лучше тени, чем тень от полога, лучше пара, чем пар от женских грудей, и лучше звона, чем звон мужских доспехов. — глава XXVII
	Il n’est umbre que de cuysine. Il n’est fumée que de tetins, et n’est clycquetis que de couillons.

Пантагрюэль <…> пукнул, земля задрожала на девять миль в окружности, и вместе с испорченным воздухом из него вышло более пятидесяти трёх тысяч маленьких человечков — карликов и уродцев, а из выпущенных им газов народилось столько же маленьких горбатеньких женщин, каких вы можете встретить всюду: ростом они бывают не выше коровьего хвоста, а в ширину не больше лимузинской репы. —<…> Надо бы их поженить — они наплодят слепней, — воскликнул Панург. Пантагрюэль так и сделал: он назвал их пигмеями и отослал жить на ближний остров, и там они с тех пор сильно размножились. <…> эти человеческие огрызки (в Шотландии их называют «ручками от скребков») чрезвычайно вспыльчивы. Физическую причину этого должно искать в том, что сердце у них находится около самого заднего прохода. — глава XXVII

Pantagruel <…> pet qu’il fist, il engendra plus de cinquante mille petitz hommes nains et contrefaictz : et d’une vesne engendra autant de petties femmes acropies comme vous en voyez en plusieurs lieux, qui iamais ne croissent, sinon comme les quehues de vache, contre bas, ou bien comme les rabbes de Lymousin, en rond. <…> dist Panurge, <…> il les fault marier ensemble. Ils engendreront des mousches bovynes. Ce que fist Pantagruel : et les nomma Pygmées. Et les envoya vivre en une ville là aupres, où ilz se sont fort multipliez depuis. <…> ces petitz boutz d’hommes (lesquelz en Escosse l’on appelle manches d’estrilles) sont voulentiers cholericques. La raison physicale est par ce qu’ilz ont le cueur pres de la merde.

… расскажу вам о том, как Панург обошёлся со своим пленником, королём Анархом. <…> — Перед вами первостатейный король. Я хочу сделать из него порядочного человека. Эти чёртовы короли — сущие ослы: ничего-то они не знают, ни на что не годны, только и умеют, что причинять зло несчастным подданным да ради своей беззаконной и мерзкой прихоти будоражить весь мир войнами. Я хочу приспособить его к делу — научу его торговать зелёным соусом. <…> Два дня спустя Панург женил его на старой шлюхе… — <…> если каштаны — цельные, то, когда их жарят, они трещат, как сумасшедшие, а чтобы они не трещали, их накалывают. Наша новобрачная тоже славно наколота снизу, вот почему она никогда уже не будет трещать. — глава XXXI

… ie vous veulx dire comment Panurge traicta son prisonnier le roy Anarche. <…> C’est monsieur du Roy de troys cuittes. Ie le veulx faire homme de bien : ces diables de roys icy ne sont que beaulx, et ne sçavent ny ne valent riens, sinon à faire des maulx es pouvres subiectz, et à troubler tout le monde par guerre pour leur inique et detestable plaisir. Ie le veulx mettre à mestier, et le faire cryeur de saulce vert. <…> Et deux iours apres Panurge le maria avecques une vieille lanterniere… <…> les chastaignes qu’on faict cuyre au feu, si elles sont entieres elles petent que c’est raige : et pour les engarder de peter l’on les entomme. Aussi ceste mariée est bien entommée par le bas, ainsi elle ne petera point.

Пролог автора

Prologue de l'Auteur

Вы не так давно видели, читали и изучали Великие и бесподобные хроники об огромном великане Гаргантюа и отнеслись к этой книге с таким же доверием, с каким люди истинно верующие относятся к Библии или же к Святому евангелию, и не раз при встрече с почтенными дамами и благородными девицами вместо любовных речей вы услаждали их слух извлечёнными из этой книги забавными и длинными рассказами, за что вам честь и хвала и вечная память! Будь моя воля, я бы всем и каждому велел позабыть о своих обязанностях, пренебречь своими занятиями и бросить свои дела, дабы всё своё время посвятить этим рассказам, так чтобы никакие посторонние предметы не отвлекали рассказчиков и мыслей их не занимали, — таким путём все в конце концов выучили бы эти рассказы наизусть, и, в случае если бы книгопечатание прекратилось или если бы все книги почему-либо погибли, каждый мог бы слово в слово пересказать сию повесть своим детям и передать её наследникам своим и потомкам как бы из рук в руки, точно некую религиозную каббалу, ибо пользы от неё больше, чем, вероятно, полагает шайка покрытых болячками самохвалов <…>. Многие из моих знакомых высокопоставленных сеньоров, отправившись на охоту по крупному зверю или же на охоту соколиную и не найдя зверя в том месте, которое указал ловчий, или же если сокол упустил добычу, бывали, как вы сами понимаете, сильно огорчены, и всякий раз поднимали их дух и разгоняли их тоску бесподобные деяния упомянутого Гаргантюа. Бывают и такие случаи, и это совсем не враки: у человека адски болят зубы, просадит он на лекарей всё своё достояние, а толку никакого, и вот оказывается, что самое действительное средство — это обернуть вышеназванные Хроники в добротное полотно, предварительно хорошенько его прогрев, сверху посыпать порошком из сухих какашек и приложить к больному месту. А уж про бедных венериков и подагриков говорить нечего! <…> Единственное их утешение — послушать несколько страниц из вышеуказанной книги, и как же они чертыхаются, если в то время, пока их держат в парильне, чтение не приносит им существенного облегчения, — точь-в-точь как роженицы, когда им читают житие святой Маргариты!

… vous avez na gueres veu, leu, et sceu les grandes et inestimables chronicques de l’enorme geant Gargantua, et comme vrays fideles les avez creues tout ainsi qu'en texte de Bible ou du sainct Evangile, et y avez maintefoys passé vostre temps avecques les honorables dames et damoyselles, leur en faisans beaulx et longs narrez, alors que estiez hors de propos : dont estes bien dignes de grande louange. Et à la mienne volunte que ung chascun laissast sa propre besoigne, ne se souciast de son mestier et mist ses affaires propres en oubly, afin d'y vacquer entierement sans que son esprit feust de ailleurs distraict ny empesche, jusques à ce que l’on les sceust par cueur, affin que si d’adventure l’art de l’imprimerie cessoit, ou en cas que tous livres perissent, au temps advenir dont chascun les puisse bien au net enseigner à ses enfans : car il y a plus de fruict que par adventure ne pensent ung tas de gros talvassiers tous croustelevez <…>. J’en ay congneu de haultz et puissans seigneurs en bon nombre, qui, allant à chasse de grosses bestes, ou voller pour faucons : s’il advenoit que la beste ne feust rencontree par les brisees, ou que le faulcon se mist à planer, voyant la proye gaigner à tire d’esle, ilz estoient bien marryz, comme entendez assez : mais leur refuge de reconfort et affin de ne se morfondre estoit à recoler les inestimables faictz dudict Gargantua. D'aultres sont par le monde (ce ne sont pas faribolles) qui estans grandement affligez du mal des dentz, apres avoir tous leurs biens despenduz en medecins, ne ont trouve remede plus expedient, que de mettre les dictes chronicques entre deux beaulx linges bien chaulx, et les appliquer au lieu de la douleur, les sinapizant avecques ung peu de pouldre d’oribus. Mais que diray ie des pauvres verollez et goutteux ? <…> Toute leur consolation nestoit que de ouyr lire quelque page dudict livre. Et en avons veu qui se donnoyent à cent pipes de diables, en cas que ilz n’eussent senty allegement manifeste a la lecture dudict livre, lors quon les tenoit es Iymbes, ny plus ny moins que les femmes estans en mal d’enfant quand on leurs list la vie de saincte Marguerite.

… я долгом своим почитаю сказать, что готов прозаложить всем чертям на свете тело своё и душу, всего себя со всеми потрохами, если на протяжении этой истории хоть раз прилгну. Но уж и вас чтоб спалил антонов огонь, чтоб падучая вас била, чтоб молния вас убила, чтоб от язв на ногах вам охрометь, чтоб от поноса вам отощать, чтоб во всём теле у вас приключилось трясение, а в заднем проходе воспаление, чтоб вас, как Содом и Гоморру, поглотили сера, огонь и пучина морская, если вы не будете твёрдо верить всему, о чём я поведаю вам в предлагаемой мною хронике!

… tout ainsi comme ie me donne à cent mille panerees de beaulx diables corps et ame, trippes et boyaulx, en cas que ien mente en toute lhistoire dung seul mot, pareillement le feu sainct Antoine vous arde, mau de terre vous vire, le lancy, le mau lubec vous trousse, la caquesangue vous viengne, le mau fin feu de ricque racque, aussi menu que poil de vache, tout renforcé de vif argent, vous puisse entrer au fondement, et comme Sodome et Gomorre puissez tomber en soulfre en feu et abysme, en cas que vous ne croyez fermement tout ce que ie vous racompteray en ceste presente chronicque.

Глава I

… вскоре после того как Авель пал от руки своего брата Каина, земля, впитав в себя кровь праведника, уродила множество всяких плодов, какие только в её лоне произрастают, в особенности же так много кизила <…>. В тот год греки стали считать время на календы, в марте не было Великого поста, а первая половина августа была в мае. Кажется, на октябрь этого года или, если только не ошибаюсь, на сентябрь, — а я страх как боюсь ошибиться, — пришлась неделя, известная нам по летописям под названием семипятничной, ибо на этой неделе бывает семь пятниц по причине високосной нерегулярности, в связи с чем солнце, точно хромец, слегка пошатнулось влево, луна отклонилась от своей орбиты более чем на пять туазов, и было ясно видно сотрясение так называемого неподвижного небосвода, столь сильное, что средняя Плеяда, покинув спутников своих, отклонилась в сторону линии равноденствия, а звезда, именуемая Колосом, покинула созвездие Девы и двинулась по направлению к Весам, — всё это были явления столь грозные и столь трудные и недоступные для понимания, что астрологи обломали об них все зубы, а зубы-то у них, должно полагать, были ох какие длинные, коли могли они так далеко доставать! <…> мужчины и женщины, жившие в те времена, накинулись на прекрасные крупные ягоды кизила. И от сего с ними произошли всякие несчастья, ибо у всех у них появились ужасные опухоли, но только в разных местах. <…> У иных вытягивался в длину орган, именуемый пахарем, — он становился на диво длинным, дюжим, ражим, пригожим, цветущим, торчащим вверх на античный манер, и люди пользовались им как поясом и раз пять или шесть обматывали его вокруг туловища. <…> У иных росли уши, и такие они становились большие, что из одного уха люди делали себе и куртку, и штаны, и камзол, а другим накрывались, как испанским плащом, и говорят, что в Бурбонне доныне сохранилась порода людей, благодаря которой бурбоннезские уши вошли в поговорку. Иные же росли и вдоль и поперёк. От них-то и произошли великаны. А от них — Пантагрюэль; И первым был Шальброт, который родил Сараброта, который родил Фариброта, который родил Хуртали, великого охотника до супов, царствовавшего во времена потопа, <…> Какус родил Этиона, первого подхватившего дурную болезнь, оттого что не пил летом холодного вина, <…> Геркулес родил Енака, великого искусника по части снятия с рук клещей…

… ung peu apres que Abel fut occis par son frere Cayn, la terre embue du sang du iuste fut une certaine annee si tresfertile en tous fruictz qui de ses flans nous sont produictz, et singulierement en mesles <…>. En ycelle les Kalendes feurent trouvées par les breviaires des Grecz. Le moys de mars faillit en Karesme, et fut la my oust en may. On moys de Octobre ce me semble ou bien de Septembre, affin que ie ne erre : fut la sepmaine tant renommee par les annales, quon nomme la sepmaine des troys Ieudys : car il y en eut troys, a cause des irreguliers bissextes que la Lune varia de son cours plus de cinq toizes, et feut manifestement veu le movement de trepidation on firmament dict Aplane, tellement que la Pleiade moyenne, laissant ses compaignons, declina vers l'Equinoctial, et l'estoille nommée l'Espy laissa la Vierge, se retirant vers la Balance, qui sont cas bien espouventables et matieres tant dures et difficiles que les astrologues n'y peuvent mordre. Aussy auroient ilz les dens bien longues s'ilz povoient toucher jusques-là. <…> les hommes et femmes de ce temps la mangeoient en grand plaisir de ce beau et gros fruict : mais il leurs en advint beaucoup daccidens. <…> Les aultres enfloient en longitude par le membre, qu’on appelles le laboureur de nature : en sorte quils le avoyent merveilleusement long, grand, gras, gros, vert, et acreste, a la mode antique, si bien quils sen servoient de ceincture le redoublant a cinq ou six foys par le corps. <…> Daultres par les aureilles, lesquelles ils avoient si grandes que de lune en faisoient pourpoint, chausses, et sayon : et de laultre se couvroient comme dune cappe à lespaignole. Et dit lon quen Bourbonnoys encores en a de lheraige, dont sont dictes aureilles de Bourbonnoys. Les aultres croissoient en long du corps : et de ceulx là sont venuz les geans, et par eulx Pantagruel. Et le premier fut Chalbroth, qui engendra Sarabroth, qui engendra Faribroth, qui engendra Hurtaly, qui fut beau mangeur de souppes et regna au temps du deluge, <…> Cacus engendra Etion, lequel premier eut la verolle pour n'avoir beu frais, <…> Hercules engendra Enay qui fut tresexpert en la matier de oster les cyrons des mains…

Я предвижу, что <…> у вас возникнет вполне законное недоумение, и вы спросите: «Как же это так? Ведь во время потопа погибли все, за исключением Ноя и ещё семи человек, которых он взял с собою в ковчег, однако ж в их число упомянутый Хуртали не попал?» Вопрос, по правде говоря, разумный и сам собою напрашивающийся, но мой ответ, я думаю, вас удовлетворит, или у меня плохо проконопачена голова. На свете меня в то время не было, брать же с потолка я не намерен, и я сошлюсь на масоретов, <…> которые положительно утверждают, что вышеназванного Хуртали в Ноевом ковчеге не было, оттого что не мог он туда войти, — слишком он был велик, — он сидел на ковчеге верхом и болтал ногами <…>. Благодаря этому Хуртали оказался вторым после бога спасителем помянутого ковчега, ибо он предотвратил кораблекрушение: он с помощью ног приводил ковчег в движение и поворачивал его в любую сторону, так что его ноги служили ковчегу как бы рулём.

Jentends bien que <…> vous faictes en vous mesmes ung doubte bien raisonnable. Et demandez, comment est il possible qu’ainsi soit : veu que au temps du deluge tout le monde perit fors Noe et sept personnes avecques luy dedans l’Arche : au nombre desquels nest point mys ledict Hurtaly ? La demande est bien faicte sans doute et bien apparente : mais la response vous contentera. Et par ce que nestoys pas de ce temps la pour vous en dire a mon plaisir, ie vous allegueray l’auctorite des Massoreths <…> : lesquels disent que sans point de faulte ledict Hurtaly nestoit point dedans l’Arche de Noe, aussi ny eust il peu entrer : car il estoit trop grand, mais il estoit dessus l’Arche à cheval iambe deca iambe dela <…>. Et en ceste façon saulva, après Dieu, ladicte Arche de periller : car il luy bailloit le bransle avecques les iambes, et du pied la tournoit ou il vouloit comme on faict du gouvernail dune navire.

Глава VI

— Ну, как же вы, господа студенты, проводите время в этом самом Париже? Студент ему на это ответил так: — Мы трансфретируем Секвану поутру и ввечеру, деамбулируем по урбаническим перекресткусам, упражняемся во многолатиноречии и, как истинные женолюбусы, тщимся снискать благоволение всесудящего, всеобличьяприемлющего и всеродящего женского пола. Чрез некоторые интервалы мы совершаем визитации лупанариев и в венерном экстазе инкулькируем наши веретры в пенитиссимные рецессы пуденд этих амикабилиссимных меретрикулий, а затем располагаемся в тавернах «Еловая шишка», «Замок», «Магдалина» и «Мул», уплетандо отменные баранусовые лопаткусы, поджарентум кум петруцка. В тех же случаях, когда карманари ностри тощают и пребывают эксгаустными от звонкой монеты, мы расставамус с нашими либрисами и с лучшими нашими орнаментациями и ожидамус посланца из отеческих ларов и пенатов. Тут Пантагрюэль воскликнул: — На каком это чёртовом языке ты изъясняешься? Ей-богу, ты еретик! — Сениор, нет, — возразил студент, — ибо едва лишь возблещет первый луч Авроры, я охотниссиме отправляюсь во един из велелепейших храмов, и там, окропившись люстральной аквой, пробурчав какую-нибудь стихиру и отжарив часы, я очищаю и избавляю свою аниму от ночной скверны. Я ублажаю олимпиколов, величаю верховного Светоподателя, сострадаю ближнему моему и воздаю ему любовью за любовь, соблюдаю десять заповедей и по мере сил моих не отступаю от них ни на шаг. Однакорум поеликве мамона не пополнирует ни на йоту моего кошелькабуса, я редко и нерадиво вспомоществую той голытьбарии, что ходит под окнами, молендо подаяниа. — А, да пошёл он в задницу! — воскликнул Пантагрюэль. — Что этот сумасшедший городит? Мне сдаётся, что он нарочно придумал какой-то дьявольский язык и хочет нас обморочить. На это один из спутников ему сказал: — Сеньор! Этот молодец пытается обезьянничать с парижан, на самом же деле он обдирает с латыни кожу, хотя ему кажется, что он подражает Пиндару; он совершенно уверен, что говорит на прекрасном французском языке — именно потому, что говорит не по-людски. <…> — Сениор миссер! Гению моему несродно обдираре, как выражается этот гнусниссимный сквернословус, эпидермный покров с нашего галликского вернакула, — вицеверсотив, я оперирую в той дирекции, чтобы и такум и сякум его обогатаре, дабы стал он латинокудрым.

Et a quoy passez vous le temps vous aultres messieurs estudians audict Paris. Respondit leschollier. Nous transfetons la Sequane au dilucule et crepuscule, nous deambulons par les compites et quadriviez de lurbe, nous despumons la verbocination latiale et comme verisimiles amorabunds captons la benevolence de lomniiuge omniforme et omnigene sexe feminin, certaines diecules nous invisons les lupanares de Champgaillard, de Mascon, de Cul de sac, de Bourbon, de Huslieu, et en ecstase Venereicque inculcons nos veretres es penitissimes recesses des pudendes de ces meretricules amicabilissimes, puis cauponizons es tabernes meritoires, de la pomme de Pin, de la Magdaleine, et de la Mulle, belles spatules vervecines perforaminees de petrofil. Et si par forte fortune y a rarite ou penurie de pecune en nos marsupiez et soyent exhaustez de metal ferrugine, pour lescot nous dimittons nos codices et vestez oppignerees, prestolans les tabelliaires a venir des penates et lares patrioticques. A quoy Pantagruel dist. Quel diable de langaige est cecy. Par dieu tu es quelque hereticque. Seignor non, dist leschollier : car libentissimentent des ce quil illucesce quelque minutule lesche de iour ie denigre en quelquung de ces tant bien architectes monstiers, et ia me irrorant de belle eaue lustrale, grignotte dung transon de quelque missicque precation de nos sacrificules. Et submirmillant mes precules horaires, elue et absterge mon anime de ses inquinames nocturnes, Ie revere les olympicoles, Ie venere latrialement le supernel astripotens, Ie dilige et reclame mes proximes, Ie serve les prescriptz decalogicques, et selon la facultatule de mes vires, n’en discede le late unguicule. Bien est veriforme que a cause que Mammone ne supergurgite point en mes locules, Ie suis quelque peu rare et lend à superoger les elle emosynes a ces egenes queritans leur stipe hostialement. Et bren bren dist Pantagruel, quest ce que veult dire ce fol. Ie croy quil nous forge icy quelque langaige diabolicque, et quil nous cherme comme enchanteur. A quoy dist ung de ses gens. Seigneur sans nulle doubte ce gallant veult contrefaire la langue des Parisiens : mais il ne faict que escorcher le latin, et cuyde ainsi Pindariser, et luy semble bien quil est quelque grand orateur en françoys, par ce quil dedaigne lusance commun de parler. <…> Seigneur, mon genie nest point apte nate a ce que dit ce flagitiose nebulon, pour escorier la cuticule de nostre Vernacule Gallicque, mais vicecersement ie gnave opere et par veles et rames ie me enite de le locupleter de la redundance latinicome.

Глава VII

Он утверждал, что в [Париже] хорошо жить, а умирать плохо, оттого что бродяги на кладбище Невинноубиенных младенцев греют себе зад костями мертвецов. О библиотеке же святого Виктора он был чрезвычайно высокого мнения, в частности о книгах, список коих мы прилагаем, и primo: Bigua salutis, Bragueta juris, Pantofla Decretorum, Malogranalum vitiorum, Клубок теологии, Метёлка проповедника, сочинение Дармоеда, Слоновьи яички для отважных, Отрава для епископов, Marmotretus, De baboinis et cingis, cum commento Dorbellis, Decretum universitatis Parisiensis super gorgiasitate muliercularum ad placitum, Явление святой Гертруды инокине Пуассийского монастыря, в то время как та производила на свет, Ars honeste pettandi in societate, per M. Ortuinum Горчичник покаяния, Гамаши, alias Башмаки терпения, Formicarium artium, De brodiorum usu et honestate chopinandi, per Silvestrem Prieratem, Jacospinum Судейское головомороченье, Корзинка нотариусов, Звено, связующее состоящих в браке, Гнездо созерцания, Пустозвонство законников, Побудительная сила вина, Сила, притягивающая к сыру, Decrotatorium scholarium, Tartaretus, De modo cacandi, Римские парады, Брико, De differentiis soupparum, Хлестание по задику, Шлёпание подошвою по ягодицам смиренных, Треножник благомыслия, Чан великодушия, Крючки на удочках духовников, Щёлкание приходскими священниками друг друга по носу, Reverendi Patris Fratris Lubini, Provincialis Bavardiae, De croquendis lardonibus libri tres, Pasquili, Doctoris marmorei, De capreolis cum chardoneta comedendis, tempore Papali ab Ecclesia interdicto, Обретение креста господня, на шесть действующих лиц, разыгранное продувными бестиями, Окуляры поримупаломничающих, <…> Прелатская волынка, Беда, De optimitate triparum, Жалоба адвокатов на реформы в области подношений, Бумагомаранье поверенных, Горох в сале, cum commento, Доходец от индульгенций, Praeclarissimi juris utriusque Doctoris Maistre Pilloli Raquedenari, De bobelinandis glosse Accursiane baguenaudis, Repetitio enucidiluculidissima, Stratagemala Francarchieri Баньоле, Franctopinus, De re militari, cum figuris Tevoti, De usu el utilitate escorchandi equos et equas, authore M. nostro de Quebecu, Неотёсанность попиков, M. n. Rostocostojambedanesse, De moustarda post prandium servienda, lib. quatuordecim, apostilati per M. Vaurillonis, Мзда брачащихся поповским сожительницам, Quaestio subtilissima, utrum Chimera in vacua bombinam possit comedere secundas intentiones, et fuit debaluta per decem hebdomadas in concilio Constantiensi, <…> Barbouilamenta Scoti, О летучемышеподобных париках у кардиналов, De. calcaribus removendis decades undecim, per M. Albericum de Rosata, Ejusdem, De castrametandis crinibus, lib. tres, <…> Marforii bacalarii cubantis Rome, De pelendis mascarendisque Cardinalium mulis, Ответ тем, кто утверждает, что папский мул питается в строго определённые часы, Предсказание, que incipit Silvi Triquebille, balata per M. n. Songecruyson, Boudarini episcopi, De emulgentiarum profectibus enneadei novem, cum privilegio papali ad triennium, et postea non, Шашни девиц, Облысение зада у вдовиц, <…> Зубостучание у голытьбы, Богословская мышеловка, Узость некоего отверстия у магистров наук, Оккамовы поварята с малой тонзурой, <…> Cullebutatorium confratriarum, incerto authore, Шляпы братьев прожорливцев, <…> Глистогонное средство для кухонных мужиков, <…> R. Lullius, De batisfolagiis Principium, Callibistratorium caffardiae, auctore M. Jacobo Hocstratem, hereticometra, <…> Испускание ветров буллистами, копиистами, скрипторами, аббревиаторами, референдариями и датариями в описании Региса, Постоянный альманах для подагриков и венериков, Maneries ramonandi fournellos, per M. Eccium <…> Удобства монашеской жизни, Рагу из святош, <…> Antipericatamelanaparbeugedamphicribrationes merdicantium, Улитка рифмачей, <…> Проделки сборщиков лепты на монастыри, покрохамсобранные братом Серратисом, Оковы религии, Раскачивание звонарями собственных бил, Подлокотник старости, Намордник для дворянства, Бормотание молитв себе под нос, Цепи набожности, Котелок для всех четырёх времён года, Ступка политической жизни, Опахало затворников, Капюшон исповедников, Трик-трак братьев распутников, <…> Объедки — пища странников, <…> Маскарад чертенят и бесенят, Жерсон, De anferibilitate рарае ab Ecclesia Санки для получивших учёную степень, <…> Месиво для особо усердных молитвенников, Мавританский танец для еретиков, <…> Свинорыл, doctoris cherubici, De origine patepelutarum et torticollorum ritibus lib. septem Шестьдесят девять расперепросаленных служебников, Толстопузие пяти нищенствующих орденов, Сдирание кожи с еретиков, извлечённое из «Рыжего сапога», втиснутого в Summa angelica, Гадания о трудных случаях вопросов совести, <…> Астрологическое слабительное…

Il disoit que cestoit une bonne ville pour vivre, mais non pas pour mourir : car les guenaulx de sainct Innocent se chauffoient le cul des ossemens des mors. Et trouva la librairie de sainct Victor fort magnifique, mesmement daulcuns livres quil y trouva, des quelz s’ensuit le repertoire & primo : Bigua salutis, Bragueta iuris, Pantoufla decretorum, Malogranatum viciorum, Le peloton de theologie, Le vistempenard des prescheurs, composé par Turelupin, La couillebarine des preux, Les hanebanes des evesques, Marmoretus de babouynis et cingis cum commento Dorbellis, Decretum universitatis Parisientis super gorgiasitate muliercularum ad placitum, L’apparition de saincte Gertrude a une nonain de Poissy estant en mal d’enfant, Ars honeste petandi in societate per M. Ortuinum, Le moustardier de penitence, Les houseaulx, alias les bottes de patience, Formicarium artium, De brodiorum usu et honestate chopinandi, per Silvestrem Prieratem Iacospinum Le beliné en court, Le cabatz notaires Le pacquet de mariage, Le creziou de contemplation, Les faribolles de droict, Laguillon de vin, Lesperon de fromaige, Decrotatorium scholarium, Tartaretus, De modo cacandi, Les fanfares de Romme Bricot De differentiis soupparum, Le culot de discipline, La savate de humilite, Le tripiez de bon pensement, Le chaudron de magnanimite, Les hanicrochemens des confesseurs, La croquignolle des curez Reverendi Patris Fratris Lubini, Provincialis Bavardiae, De croquendis lardonibus libri tres, Pasquili, Doctoris marmorei, De capreolis cum chardoneta comedendis, tempore Papali ab Ecclesia interdicto, L’inuention sainte Croix à fix personnages iouee par les clerez de finesse, Les lunettes des Romipetes, <…> La cornemuse des prelatz, Beda De optimitate triparum, La complainte des advocatz sur la reformation des dragees, Le chatfourré des procureurs, Des pois au lart cum commento, La profiterolle des indulgences, Praeclarissimi juris utriusque Doctoris Maistre Pilloli Raquedenari, De bobelinandis glosse Accursiane baguenaudis, Repetitio enucidiluculidissima, Stratagemala Francarchieri de Baignolet, Franctopinus, De re militari, cum figuris Tevoti, De usu el utilitate escorchandi equos et equas, authore M. nostro de Quebecu, La rustrie des prestolans, M. n. Rostocostojambedanesse, De moustarda post prandium servienda, lib. quatuordecim, apostilati per M. Vaurillonis, Le couillage des Promoteurs, Quaestio subtilissima, utrum Chimera in vacua bombinam possit comedere secundas intentiones, et fuit debaluta per decem hebdomadas in concilio Constantiensi, <…> Barbouilamenta Scoti, Le repetenade des cardinanx, De. calcaribus removendis decades undecim, per M. Albericum de Rosata, Ejusdem, De castrametandis crinibus, lib. tres, <…> Marforii bacalarii cubantis Rome, De pelendis mascarendisque Cardinalium mulis, Apologie d’iceluy contre ceux qui disent que la mule du pape ne mange qu à fes heures, Pronosticario, que incipit Silvi Triquebille, balata per M. n. Songecruyson, Boudarini episcopi, De emulgentiarum profectibus enneadei novem, cum privilegio papali ad triennium, et postea non, Le chiabrena des pucelles, Le cul pelé des vesues, Le claquedent des marroufles, La ratouere des Theologiens, L’ambouchouer des maistres en ars, Les marmitons de Olcam à simple tonsure, <…> Cullebutatorium confratriarum, incerto authore, Le cabourne des brissaux, <…> La barborine des marmiteux, <…> R. Lullius, De batisfolagiis Principium, Callibistratorium caffardiae, auctore M. Jacobo Hocstratem, hereticometra, <…> Les petarrades des ballistes, copistes,scripteurs, abbreuiateurs, referendaires, & dataires, compile es par Regis, Almanach perpetuel pour ies gouteux & verolez, Maneries ramonandi fournellos, per M. Eccium, <…> Les aisez de vie monachale, La galimassre des Bigorz, <…> Antipericatamelanaparbeugedamphicribrationes merdicantium, Le limassen des Rimasseurs, <…> La nicquenoque des Questeurs cababezacez par frere Serratis Les entraues de religion, La raquette des brimba leurs, L’acoudoir de vieillesse, La museliere de noblesse, La parenostre du cinge, Les grczillons de deuotion, La marmite des quatre temps, Le mortier de vie politique, Le moucher des hermites, La barbute des penitenciers, Le trictrac des freres frapars, <…> Les brimbelettes des voyageurs, <…> La mommerie des Rabatz & lusins, Gerson De anferibilitate рарае ab Ecclesia, La ranasse des nommez & graduez, <…> Le hoschepot des perpetuons, La morisque des heretïques, <…> Moillegroin doctoris cherubici, De origine patepelutarum et torticollorum ritibus lib. septem, Soixante & neusbreuiaires de haute gresse, Le godemarre des cinq ordres des mendians, La pelleterie des tyrelupins, extraite de la botte fanue incornisistibulee en la somme angelica, Le Rauasseur des cas de conscience, <…> Le rammonneur d’aftrologie…

Глава XV

	Когда Пантагрюэль обещал подарить ему шпагу, [Панург] ответил, что она будет перегревать ему селезенку.
	Quand Pantagruel luy en voulut baillier une, il respondit, quelle luy eschaufferoit la ratelle.

… Панург, обозрев стены вокруг Парижа, насмешливым тоном заговорил: — Посмотрите, какие прекрасные стены. Очень крепкие стены, — для защиты только что вылупившихся гусят лучше не придумаешь! Но, клянусь бородой, такому городу, как этот, они могут сослужить плохую службу. Корове пукнуть стоит — и более шести брасов такой стены тотчас же рухнет наземь. — Друг мой! — возразил Пантагрюэль, — <…> этот город силен своим многочисленным и воинственным населением и в ином оплоте не нуждается. К тому же если б кто и захотел обнести его стеной наподобие Страсбурга, Орлеана или же Феррары, то всё равно не смог бы этого сделать, — так велики были бы издержки и расходы. — Пожалуй, — согласился Панург, — а всё-таки, когда враг подступает, не вредно надеть на себя этакую каменную личину, хотя бы для того, чтобы успеть спросить: «Кто там?» А насчёт того, что вы говорите, будто постройка стен должна обойтись слишком дорого, то пусть только отцы города выставят мне вина, а уж я научу их самоновейшему и весьма дешевому способу воздвигать стены. <…> По моим наблюдениям, главные женские приманки здесь дешевле камней. Вот из них-то и надобно строить стены: сперва расставить эти приманки по всем правилам архитектурной симметрии, — какие побольше, те в самый низ, потом, слегка наклонно, средние, сверху самые маленькие, а затем прошпиговать всё это наподобие остроконечных кнопок, как на большой башне в Бурже, теми затвердевшими шпажонками, что обретаются в монастырских гульфиках. Какой же чёрт разрушит такие стены? Они крепче любого металла, им никакие удары не страшны. И если даже передки орудий станут об них тереться, — вот увидите (клянусь богом), из этих благословенных плодов дурной болезни тут же потечёт сок, напоминающий мелкий, да зато спорый дождь. Вот чёрт их дери! И молния-то в них никогда не ударит. А почему? А потому что они священны и благословенны. Тут есть только одно неудобство. <…> Дело в том, что мухи страсть как любят эти плоды. В одну минуту налетят, нагадят, — горе нам, горе, папа римский опозорен! Впрочем, и от этого найдётся средство: нужно покрыть плоды лисьими хвостами или же большущими причиндалами провансальских ослов. <…> — Откуда ты выдумал, будто женские срамные части здесь так дёшевы? В этом городе много женщин недоступных, целомудренных, а равно и девственниц. <…> — Скажу, не хвастаясь: я успел поддеть на удочку четыреста семнадцать с тех пор, как я в этом городе, а я и всего-то здесь девять дней, и вот только нынче утром встретился мне один добрый человек, который нёс в перемётной суме, вроде Эзоповой, двух девочек по третьему, от силы — по четвёртому годику, одну — впереди, другую — сзади. Он попросил у меня милостыню, я же ему на это ответил, что у меня куда больше яичек, чем денег, а потом спросил: «Добрый человек! Что, эти две девочки — девственницы?» — «Братец! — отвечал он. — Я вот уже два года как их ношу, и если говорить о той, которая впереди, потому как она всегда у меня перед глазами, то она вроде как будто девственница, — впрочем, руку на отсечение я за это не дам. А насчёт той, которая сзади, ничего определённого сказать не могу».

… Panurge consideroit les murailles de la ville de Paris, & en irrision dist a Pantagruel. Voy ne cy pas de belles murailles, pour garder les oysons en mue ? Par ma barbe, elles sont competentement meschantes pour une telle ville comme est ceste cy, car une vasche avecques ung pet en abattroit plus de six brasses. Ô mon amy, dist Pantagruel, <…> ceste ville est si forte par la multitude du peuple bellicqueux qui est dedans, quilz ne se soucient point de faire aultres murailles. Et davantaige, qui la vouldroit emmurailler comme Strasbourg ou Orleans, il ne seroit possible, tant les frays seroient excessisz. Voire mais, dist Panurge, si faict il bon avoir quelque visaige de pierre quand on est envahy de ses ennemys, & ne feust ce que pour demander, qui est la bas ? Et au regard des frays enormes que dictes estre necessaires si lon la vouloit murer, si messieurs de la ville me veullent bien donner quelque bon pot de vin, ie leur enseigneray une maniere bien nouvelle, comment ilz pourront bastir a bon marche. <…> Ie voy que les callibistrys des femmes de ce pays, sont a meilleur marche que les pierres. Diceulx fauldroit bastir les murailles en les arrangeant en bonne symmetrie darchitecture, & mettant les plus grans au premiers rancz, & puis en taluant a doz d’asne arrangeant les moyens & finablement les petitz. Et puis faire ung beau petit entrelardement a poinctes de diamens comme la grosse tour de Bourges, de tant de vitz quon couppa en ceste ville es pouvres Italiens a lentree de la Reyne. Quel diable desseroit une telle muraille ? Il ny a metal qui tant resistat aux coups. Et puis que les couillevrines se y vinssent froter. Vous en verriez par dieu incontinent distiller de ce benoist fruict de grosse verolle menu comme pluye. Sec au nom des diables. Davantaige la fouldre ne tomberoit iamais dessus. Car pourquoy ? ilz sont tous benitz ou sacrez. Ie n’y voys quung inconvenient. <…> C’eqt que les mouqches en qont tant friandes que merveilles, & se y cueilleroient facillement & y feroient leur ordure, & voila louvrage gaste & diffame. Mais voicy comme lon y remedroit. Il fauldroit tresbien les esmoucheter avecques belles quehues de renards, ou bons gros vietz dazes de Provence. <…> Et comment scez tu, que les membres honteux des femmes sont à si bon marché : car en ceste ville il y a force preudefemmes chastes & pucelles. <…> Ie ne me vante pas d’en avoir embourré quatre cens dix & sept depuys que suis en ceste ville, & s’il n’y a que neuf iours, voire de mangeresses d’ymaiges & de theologiennes. Mais à ce matin iay trouvé ung bon homme, qui en ung bissac tel comme celluy de Esopet, portoit deux petites fillotes de l’aage de deux ou troys ans au plus, l’une devant, l’aultre derriere. Il me demanda l’aulmosne, mais ie luy feis responce que iavoys beaucoup plus de couillons que de deniers. Et apres luy demande. Bonhomme ces deux filles sont elles pucelles ? Frere dist il. Ià deux ans a que ainsi les porte & au regard de ceste cy devant, laquelle ie voy continuellement en mon advis qu’elle est pucelle, toutesfois ie n’en vouldroys pas metre mon doigt au feu : quant est de celle que ie porte derriere, ie n’en sçays sans faulte riens.

Глава XVI

	… женщина, которая не умеет обиды терпеть, в гневе способна и за обедней пердеть.
	… il n’y avoit qu’ung antistrophe entre femme folle à la messe, et femme molle à la fesse.

… у ослов оттого длинные уши, что их матки, как утверждает De Alliaco в своих Suppositiones, не надевают им на голову чепчика. На том же самом основании причинное место у святых отцов оттого такое длинное, что они не носят подштанников, — бедному монашескому уду предоставлена полная свобода, вот он и болтается, как неприкаянный, у них на коленях, ни дать ни взять чётки у женщин. А большой он у них оттого, что благодаря этому болтанию к нему притекают все телесные соки, ибо, как утверждают законоведы, волнение и движение вызывают притяжение.

… ce que faict les oreilles des asnes si grandes, ce n’est sinon par ce que leurs meres ne leur mettoyent point de beguin en la teste comme dit de Alliaco en ses suppositions. À pareille raison, ce que faict la couille des pouvres beatz peres, c’est qu’ilz ne portent point de chausses foncées, et leur pouvre membre s’estend à sa liberté à bride avallée, et leur va ainsi triballant sur les genoulx comme font les patenostres aux femmes ? Mais la cause pourquoy ilz l’avoient gros à l’equipollent, c’estoit que en ce triballement les humeurs du corps descendent audit membre, car selon les Legistes agitation et motion continuelle est cause de attraction.

В одном кармане у него была склянка с деревянным маслом, и когда он встречался с нарядно одетой дамой или же мужчиной, то, делая вид, будто пробует ткань на ощупь, замасливал и портил самые видные места на платье, да ещё приговаривал: «Ах, какое хорошее сукно, какой хороший атлас, какая хорошая тафта, сударыня! Пошли вам бог все, что вашей душеньке угодно, — новое платье, нового дружка! Храни вас Господь!» С этими словами он клал даме руку на воротник. И несмываемое сальное пятно, остававшееся на платье, так прочно потом въедалось в душу, в тело и в доброе имя, что сам чёрт его бы не свёл. А Панург говорил на прощанье: «Смотрите, сударыня, не упадите, тут впереди большая грязная лужа». Ещё в одном кармане хранился у него растёртый в порошок молочай, и в тот же карман он клал изящной работы хорошенький носовой платочек, который он в рядах Сент-Шапель стянул у одной пригожей торговки, когда снимал у неё с груди вошь, — вошь эту он, кстати сказать, сам же ей и посадил. Находясь в обществе порядочных женщин, Панург всякий раз заговаривал о рукоделье, клал руку даме на грудь и спрашивал: «Это фламандские вышивки или же из Эно?» Затем он доставал свой носовой платок. «Полюбуйтесь, полюбуйтесь, вот это работа! — говорил он. — Не то из Фотиньяна, не то из Фонтарабии!» Тут он изо всех сил встряхивал платок перед самым носом у дам, отчего те чихали четыре часа без передышки. Сам же он в это время пукал, как жеребец, а дамы со смехом спрашивали: — Панург! Да вы что это, пукаете? — Помилуйте, сударыня, — отвечал он, — я подбираю аккомпанемент к песенке, которую вы выводите носом.

En ung aultre il avoit une petite guedoufle plaine de vieille huyle, et quand il trouvoit ou homme ou femme qui luy semblissent bien glorieux, et qui eussent quelque belle robbe, il leur engraissoit et guastoit tous les plus beaulx endroictz de leurs habillemens soubz le semblant de les toucher et dire. Voicy de bon drap, voicy bon satin, bon tafetas, ma dame dieu vous doint ce que vostre noble cueur desire, vous avez robbe neufve, nouvel amy, dieu vous y maintienne, et ce disant leur mettoit la main sur le collet, et ensemble la male tache y demouroit perpetuellement, que le diable n’eust pas ostée, puis à la fin leur disoit. Ma dame donnez vous guarde de tumber : car il y a icy ung grand trou devant vous. En ung aultre avoit tout plain de Euphorbe pulverisé bien subtilement, et là dedans mettoit ung mouschenez beau et bien ouvré qu’il avoit desrobé à la belle lingiere des Galleries de la saincte chappelle, en luy ostant ung poul dessus son sain, lequel toutesfoys il y avoit mis. Et quand il se trouvoit en compaignie de quelques bonnes dames, il leur mettoit sus propos de lingerie, et leur mettoit la main au sain, demandant, et cet ouvraige est il de Flandres ou de Haynault : et puis tiroit son mouschenez disant, tenez tenez, voy en cy de l’ouvrage, elle est de Foutignan, ou de Fonterabie, et le secouoit bien fort à leurs nez, et les faisoit esternuer quatre heures sans repos. Et ce pendant il petoit comme ung roussin, et les femmes se ryoient luy disant, comment : vous petez Panurge ? Non fois, disoit il, madame : mais ie accorde au contrepoint de la musicque que sonnez du nez.

Глава XVIII

	— Я хочу диспутировать только знаками, молча, ибо все эти предметы до того трудны, что слова человеческие не выразят их так, как бы мне хотелось…
	Ie veulx disputer par signes seulement, sans parler : car les matieres sont tant ardues que les parolles humaines ne seroient suffisantes à les explicquer à mon plaisir…

	… они обмерли и больше уж кашлянуть не смели, словно каждый из них проглотил пятнадцать фунтов перьев.
	… ilz demourent tous estonnez comme cannes, et ne osoient seulement tousser, voire eussent ilz mangé quinze livres de plume.

	— Заводить из-за чего-либо перебранку я не намерен, — это ниже моего достоинства, — пусть этим занимаются канальи софисты, сорбонняи, сорбоннолухи, сорбоннщики, сорбонники, сорбоннилы, сорбоннавцы, сорннобники, бросонники, росбонники, ищущие на диспутах не истины, но противоречий и разногласий.
	Au regard de disputer par contention, ie ne le veulx faire, aussi est ce chose trop vile, et la laisse à ces maraulx de Sophistes, Sorbillans, Sorbonagres, Sorbonigenes, Sorbonicoles, Sorboniformes, Sorboniseques, Niborcifans, Borbonisans, Sabornisans lesquels en leurs disputations ne cherchent verité, mais contradiction & debat.

Глава XXVIII

Пантагрюэль <…> велел пленнику немедленно отправляться и идти туда, куда ему было приказано, дал ему баночку с молочаем и зёрнами красного перца, вымоченными в водке, и велел отнести это королю и сказать, что если король способен съесть хотя бы унцию этого компота, ничем не запивая, значит он смело может вступить с Пантагрюэлем в единоборство. <…> Тот вручил [королю] баночку с вареньем. Но едва король проглотил одну ложечку, в ту же секунду горло ему словно огнём обожгло: на язычке образовался нарыв, а язык облупился, и каких-каких средств ему ни давали, ничто не помогало, он все только пил без конца, а чуть отведёт стакан от губ — язык у него опять горит. Пришлось беспрестанно вливать ему в глотку вино через воронку. Глядя на него, военачальники, паши и телохранители также решились отведать этого снадобья, — они желали удостовериться, подлинно ль оно возбуждает такую жажду, но и с ними произошло то же, что с королём. И все они так лихо натянулись, что по всему лагерю прошёл слух: кто-то, дескать, возвратился из плена и сказал, что завтра утром надобно ожидать нападения, а по сему, дескать, случаю король и его военачальники готовятся к бою и то и знай опрокидывают да опрокидывают. А за ними и все войско насосалось, нализалось и нарезалось. Словом, перепились до того, что прямо посреди лагеря повалились спать как свиньи.

Pantagruel <…> commanda que partist de là briesvement et allast ainsi qu’il avoit dist : et luy bailla une boette pleine de euphorbe et de grains de coccognide, luy commandant la porter à son roy et luy dire que s’il en povoit manger une once sans boire, qu’il pourroit à luy resister sans peur. <…> Luy bailla [le Roy] celle boette ou estoient les confictures. Mais tout soubdain qu’il en eut avallé une cueillerée il luy vint ung tel chauffement de gorge avecques ulceration de la luette, que la langue luy pela. Et pour le remede ne trouva allegement quiconques sinon de boire sans remission : car incontinent qu’il ostoit le goubelet de la bouche, la langue luy brusloit. Par ainsi l’on ne faisoit que luy entonner vin avecques ung embut. Ce que voyans les capitaines Baschatz, et gens de garde, tastirent desdictes drogues pour esprouver si elles estoient tant alteratives : mais y leur en print comme à leur Roy. Et tous se mirent si bien à flaconner, que le bruyt en vint par tout le camp, comment le prisonnier estoit de retour, et qu’ilz debvoient avoir au lendemain l’assault, et qu’à ce ià se preparoit le roy et les capitaines ensemble les gens de la garde, et ce par boire à tyrelarigot. Parquoy ung chascun de l’armée se mist à martiner, chopiner, et tringuer de mesmes. Somme ilz beurent si bien, qu’ilz s’endormirent comme porcz sans nul ordre parmy le camp.

	… в Люссонском краю звон к утрене называют почеши себе промеж ног.
	… le premier son de matines, qu’on appelle en Lussonoys, frotecouille.

Глава XXIX

	Пантагрюэль сказал: — Смелости-то у меня больше, чем на пятьдесят франков, да это ещё не всё. Сам Геркулес не решался идти против двоих. — Изволили в кувшин пукнуть, — заметил Панург. — Сравнивать себя с Геркулесом! Да у вас в зубах больше силы, а в заднице больше ума, нежели у Геркулеса во всём теле и в душе, ей-богу! Человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит.
	Or, dist Pantagruel, de couraige ien ay pour plus cinquante frans. Mais quoy ? Hercules ne osa iamais entreprendre contre deux. C’est, dist Panurge, bien chien chié en mon nez, vous comparez vous à Hercules ? vous avez plus de force aux dentz, et plus de sens au cul, que n’eut iamais Hercules en tout son corps et ame. Autant vault l’homme comme il s’estime.

	Карпалим двинулся было на выручку своему господину, но один из великанов остановил его: — Клянусь Гольфарином, Магометовым племянником: если ты сделаешь ещё один шаг, я суну тебя в задник моих штанов вместо свечки. Кстати, у меня запор, и испражняюсь я не иначе, как со скрежетом зубовным.
	Carpalim se voulut lever de là pour secourir son maistre : mais ung geant luy dist. Par Goulfarin nepveu de Mahon, si tu bouges d’icy ie te mettray au fons de mes chausses comme on faict d’ung suppositoire, aussi bien suis ie constipé du ventre, et ne peulx gueres cagar : sinon à force de grincer des dentz.

… завидев великанов, Пантагрюэль схватил Вурдалака за ноги и поднял его над головой, словно пику, а так как доспехами Вурдалаку служили наковальни, то, начав им колошматить великанов, одетых в каменные латы, он расколотил их всех, будто каменщик, которому нужно набить побольше щебня, так что ни один из них перед ним не устоял, — каменные их доспехи ломались с таким ужасающим грохотом, что мне невольно вспомнилось, как в Бурже растаяла на солнце большая Масляная башня св. Стефана. <…> Наконец, видя, что все враги перебиты, Пантагрюэль размахнулся что было силы и зашвырнул труп Вурдалака прямо в город, и упал тот на главную площадь, шлёпнулся животом, как лягушка, и придавил обгорелого кота, мокрую кошку, ощипанную утку и взнузданного гуся.

… comme ilz approchoient, Pantagruel print Loupgarou par les deux pieds, et du corps de Loupgarou armé d’enclumes frappoit parmy ces geans armez de pierres de taille, et les abattoit comme ung maçon faict de couppeaulx, que nul n’arrestoit devant luy qu’il ne ruast contre terre, dont à la rupture de ces harnoys pierreux fut faict ung si horrible tumulte, qu’il me souvint, quand la grosse tour de beurre qui estoit à sainct Estienne de Bourges, fondit au soleil. <…> Finablement voyant que tous estoient mors, getta le corps de Loupgarou tant qu’il peut contre la ville, et en tombant du coup tua ung chat bruslé, une chatte mouillée, une canne petiere, et ung oyson bridé.

Глава XXX

Эпистемон <…> сообщил, что видел чертей, запросто беседовал с Люцифером и хорошенько подзакусил в аду, а также в Елисейских полях, решительно объявил, что черти — славные ребята. Перейдя же к рассказу о грешниках, сказал: <…> — Обходятся с ними совсем не так плохо, как вы думаете, но только в их положении произошла странная перемена: я видел, как Александр Великий чинил старые штаны, — этим он кое-как зарабатывал себе на хлеб. Ксеркс торгует на улице горчицей, <…> Марцелл шелушит бобы, Друз щёлкает миндальные орехи, Сципион Африканский, в одном сапоге, торгует на улице винной гущей, <…> Нерон — скрипач, а Фьерабрас у него слугой и всячески ему досаждает: кормит плохим хлебом, поит прокисшим вином, а себе забирает всё самое лучшее, <…> Папа Николай Третий продаёт бумагу, Папа Александр — крысолов, Папа Сикст лечит от дурной болезни. — Что такое? — спросил Пантагрюэль. — Там тоже болеют дурной болезнью? — Разумеется, — отвечал Эпистемон. — Такой массы венериков я ещё нигде не видал. Их там сто с лишним миллионов, потому, видите ли, что у кого не было дурной болезни на этом свете, тот должен переболеть ею в мире ином. — Стало быть, меня это, слава богу, не касается, — вставил Панург, — я уж через все стадии прошёл. <…> — Папа Каликст бреет непотребные места, <…> Клеопатра торгует луком, Елена пристраивает горничных, Семирамида ловит вшей у бродяг…

Epistemon <…> disant. Qu’il avoit veu les diables, et avoit parlé à Lucifer familierement, et faict grand chere en enfer, et par les champs Elisées. Et asseuroit devant tous que les diables estoient bons compaignons. Et au regard des damnez, il dist, <…> l’on ne les traicte pas si mal que vous penseriez, mais leur estat est changé en estrange façon. Car ie veis Alexandre le grand qui repetassoit de vieilles chausses, et ainsi gaignoit sa vie. Xerces cryoit la moustarde. <…> Marcellus esgousseur de febves. Drusus trinquamelle. Scipion Africain cryoit la lye en ung sabot. <…> Neron estoit vielleux, et Fierabras estoit son varlet mais il luy faisoit mille maulx, et luy faisoit manger le pain bis, et boire le vin poulsé : et luy mangeoit et buvoit du meilleur. <…> Nicolas pape tiers estoit papetier. Le pape Alexandre estoit preneur de ratz. Le pape Sixte estoit gresseur de verolle. (Comment ? dist Pantagruel, y a il des verollez de par delà ? Certes, dist Espitemon, Ie n’en veiz oncques tant, il y en a plus cent millons. Car croyez que ceulx qui n’ont eu la verolle en ce monde icy, l’ont en l’aultre. Cor dieu, dist Panurge, ien suis doncques quitte : Car ie ay esté iusques au trou de Iubathar, et ay abatu des plus meures). <…> Le Pape Calixte estoit barbier de maujoinct. <…> Cleopatra estoit revenderesse d’oignons. Helene esttoit courratiere de chambrieres. Semyramis estoit espouilleresse de bellistres…

… папа Юлий <…> сказал своему хозяину-пирожнику, что у него отняли пирожки, а тот отхлестал его так, что кожа его не годилась потом даже на волынку. Я видел, как мэтр Жан Лемер, изображая папу, заставлял всех бывших королей и пап целовать ему ногу, затем важно, по-кошачьи выгибая спину, благословлял их и приговаривал: «Покупайте индульгенции, бестии вы этакие, покупайте, благо дёшевы! Я <…> позволяю вам оставаться никчемными людьми до конца дней»…

… pape Iules <…> fut devant son maistre patissier, il luy dist, qu’on luy avoit ostez les pastez. Adonc le patissier luy bailla l’anguillade si bien que la peau n’eust riens vallu à faire cornemuses. Ie veiz maistre Iehan le mayre qui contrefaisoit du pape, et à tous ces pouvres roys et papes de ce monde faisoit baiser ses pieds : et en faisant du grobis leur donnoit la benediction, disant. Gaingnez les pardons coquins, gaignez, ilz sont à bon marché. Ie <…> vous dispense de ne valoir iamais riens…

Глава XXXII

Был отдан приказ наступать, и войско построилось. По дороге в открытом поле их, однако ж, застал проливной дождь, и тут все затряслись от холода и стали жаться друг к другу. Тогда Пантагрюэль велел объявить через военачальников, что это пустяки: ему видно, дескать, что происходит над облаками, и он утверждает, что выпадет всего лишь роса, да и то не обильная, на всякий же, мол, случай пусть войско выстроится, и он его накроет. Тут все построились сомкнутыми колоннами, Пантагрюэль высунул язык только наполовину и накрыл всех, как наседка цыплят. Тем временем я, рассказчик правдивых этих историй, укрылся под листом лопуха, не менее широким, чем арка Мантрибльского моста. Когда же я увидел, как хорошо они защищены, я было направился к ним под прикрытие, но их там набилось, как сельдей в бочке, и втиснуться мне не удалось. Тогда я постарался залезть как можно выше и, пройдя добрых два льё по языку, в конце концов забрался в рот. Но, боги и богини, что я там увидел! Да поразит меня Юпитер громовержущим своим трезубцем, если я вру! Я <…> видел скалы, высокие, как горы в Дании, — по-видимому, это зубы, — обширные луга, дремучие леса и большие укреплённые города, вроде нашего Лиона или Пуатье. Первый, кого я там встретил, был один добрый человек, сажавший капусту. <…> — Это мой заработок, я ношу капусту на рынок вон в тот город, что сзади. — Господи Иисусе! — воскликнул я. — Да здесь целый новый свет! — Нисколько он не новый, — возразил он, — а вот говорят, что где-то неподалёку есть новая земля, с солнцем и с луной, и что на ней творятся славные дела, однако наш свет древнее. <…> Дорогой я повстречал малого, ловившего голубей, и спросил его: — Откуда здесь голуби, братец? — С другого света, сударь, — отвечал он. Тут я себе представил, что, когда Пантагрюэль зевает, голуби, приняв его глотку за голубятню, тучами влетают туда.

Adoncq tous se mirent en ordre comme deliberez de donner l’assault. Mais au chemin passans une grande campaigne, furent saisys d’une grosse houzée de pluye. À quoy ilz commencerent à se tremousser et se serrer l’ung l’aultre. Ce que voyant Pantagruel leur fist dire par les capitaines que ce n’estoit riens, et qu’il voyait bien au dessus des nues que ce ne seroit qu’une petite venue : mais à toutes fins qu’ilz se missent en ordre et qu’il les vouloit couvrir. Lors se mirent en bon ordre et bien serrez. Adoncques Pantagruel tira la langue seulement à demy, et les en couvrit comme une gelline faict ses poulletz. Ce pendant ie qui vous fays ces tant veritables contes, m’estoys caché dessoubz une feuille de Bardane, qui n’estoit point moins large que l’arche du pont de Monstrible : mais quand ie les veiz ainsi bien couverts ie m’en allay à eulx rendre à l’abrit : ce que ie ne peuz tant ilz estoient comme l’on dit, au bout de l’aulne fault le drap. Doncques le mieux que ie peu ie montay dessus et cheminay bien deux lieues sus sa langue, tant que ie entray dedans sa bouche. Mais o dieux et desses, que veiz ie là ? Iuppiter me confonde de la fouldre trisulque si ien mens. Ie <…> veiz de grans rochiers, comme les monts des Dannoys, ie croy que c’estoient les dentz : et de grans prez, de grans foretz, et de fortes et grosses villes non moins grandes que Lyon ou Poictiers. Et le premier que y trouvay, ce fut ung bon homme qui plantoit des choulx. <…> dist il, <…> ie gaigne ainsi ma vie : et les porte vendre au marché en la cité qui est icy derriere. Iesus (dys ie) il y a icy ung nouveau monde. Certes (dist il) il n’est mie nouveau : mais l’on dit bien que hors d’icy il y a une terre neufve où ilz ont et soleil et lune et tout plain de belles besoingnes, mais cestuy cy est plus ancien. <…> Or en mon chemin ie trouvay ung compaignon, qui tendoit aux pigeons. Auquel ie demanday. Mon amy dont vous viennent ces pigeons icy ? Sire (dist il) ilz viennent de l’aultre monde. Lors ie pensay que quand Pantagruel baisloit, les pigeons à pleines vollées entroient dedans sa gorge, pensant que feust ung columbier.

Пробираясь к нижней губе, я стал спускаться по коренным зубам, но по дороге в большом лесу, тянувшемся до самых ушей, меня ограбили разбойники. Далее я набрёл на село, прилепившееся к горному склону, — вот только я забыл его название; нигде я так хорошо не питался, как здесь, да ещё и денег немного заработал. И знаете чем? Спаньем. Здесь нанимают людей спать, платят им поденно, и заработать этим можно не меньше пяти-шести су в день, те же, кто особенно громко храпит, зарабатывают до семи с половиной су. <…> Тут я понял, сколь правы те, которые говорят, что одна половина человеческого рода не знает, как живёт другая: ведь никто ещё не описал этих краёв, а между тем здесь более двадцати пяти населённых королевств, не считая пустынь и большого пролива; впоследствии я всё-таки написал объёмистую книгу под заглавием История горланов, назвал же я местных жителей так потому, что живут они в горле у моего повелителя Пантагрюэля.

Me descendis par les dentz du derriere pour m’en venir aux baulievres : mais en passant ie fuz destroussé des brigans par une grand forest qui est vers la partie des oreilles : puis trouvay une petite bourgade à la devallée, iay oublyé son nom, où ie feis encores meilleure chere que iamais, et gaignay quelque peu d’argent pour vivre. Et sçavez vous comment ? à dormir : car l’on loue les gens à iournée pour dormir, et gaignent cinq à six solz par iour, mais ceulx qui ronflent bien fort gaignent bien sept solz et demy. <…> Et là commençay à penser qu’il est bien vray ce que l’on dit, que la moitié du monde ne sçay comment l’aultre vit. Veu que nul n’avoit encores escript de ce pays là où il y a plus de xxv. royaulmes habitez, sans les devers, et ung gros bras de mer : mais ien ay composé ung grand livre intitulé l’Histoire de Guorgias : car ainsi les ay ie nommez par ce qu’ilz demouroient en la gorge de mon maistre Pantagruel.

Глава XXXIV

Конец истории вы получите к ближайшей Франкфуртской ярмарке и тогда узнаете, как <…> [Пантагрюэль] воевал с бесами, спалил пять палат адских, разграбил главную адскую палату, бросил Прозерпину в огонь, выбил Люциферу четыре зуба и сломал рог у него на заду; как он совершил путешествие на луну, дабы удостовериться, подлинно ли луна ущербна и правда ли, что три её четверти находятся в голове у женщин, а также вашему вниманию будет предложено множество других вполне правдоподобных и весёлых приключений. Это прекрасные евангельские тексты на французском языке.

Vous aurez le reste de l’histoire à ces foires de Francfort prochainement venantes : et là vous verrez <…> il combatit contre les diables, et feist brusler cinq chambres d’enfer, et rompit iiii. dentz à Lucifer et une corne au cul. Comment il visita les regions de la lune, pour sçavoir si à la verité la lune n’estoit pas entiere : mais que les femmes en avoient iii. quartiers en la teste. Et mille aultres petites ioyeusettez toutes veritables : ce sont beaux textes d’evangilles en françoys.

Если вы мне скажете: «Почтеннейший автор! Должно полагать, вы не весьма умный человек, коль скоро предлагаете нашему вниманию потешные эти враки и нелепицы», то я вам отвечу, что вы умны как раз настолько, чтобы получать от них удовольствие. Как бы то ни было, вы, читающие их ради приятного времяпрепровождения, и я, для препровождения времени их писавший, мы в большей мере заслуживаем снисхождения, нежели орава фарисеев, ханжей, притворщиков, лицемеров, святош — пьяных рож, тайных бабников и похабников, а равно и представителей всех прочих сект, надевающих на себя всевозможные личины, чтобы обманывать людей. Уверяя народ, что они всё только, мол, созерцают да молятся, постятся да умерщвляют плоть, а ежели что и вкушают, так единственно для того, чтобы поддержать бренный свой состав, — на самом деле они бог знает как обжираются <…>. Всё это крупными и чёткими буквами написано на их красных мордах и толстенных брюхах, как бы они там ни окуривались серой. Умственные же их занятия состоят лишь из чтения пантагрюэлических книг, однако читают они их не столько для того, чтобы весело провести время, сколько для того, чтобы кому-нибудь напакостить исподтишка; все они — вертишейки, подслушейки, подглядуны, блядуны, бесопослушники, сиречь наушники, вот она, их учёность. Этим они напоминают тех голодранцев, которые в пору созревания вишен роются и копаются в детском дерьме и найденные косточки продаю аптекарям, изготовляющим махалебовое масло.

Si vous me dictes : Maistre, il sembleroit que ne feussiez grandement faige de nous escripre ces balivernes, & plaisantes mocquettes. Ie vous responds, que vous ne l’estes guieres plus de vous amuser à les lire. Toutesfois si pour passetemps joyeuls les lisez, comme passant temps les escripvois, vous & moy sommes plus dignes de pardon qu’ung grand tas de Sarrabaites, Cagotz, Escargotz, Hypocrites, Capharts, Fraparts, Botineurs, & aultres telles sectes de gents qui se sont desguisez comme masques pour tromper le monde. Car donnans entendre au populaire commun, qu’ils ne sont occupez sinon à contemplation, & devotion en ieusnes & maceration de la sensualité : sinon vrayement pour sustenter & alimenter la petite fragilité de leur humanité : au contraire font chiere, Dieu sçait quelle <…>. Vous le povez lire en grofre lettre, & enlumineure de leurs rouges museaulx, & ventres à poulaine sinon quand ils se parfument de Soulphre. Quant elt de leur estude, elle est toute consommée à la lecture des livres Pantagruelicques : non tant pour passer temps ioyeusement, que pour nuire à quelcqu’ung meschantement, sçavoir eft articulant, monorticulant, torticulant, culletant, couilletant, & diabliculant c’est-à-dire calumniant. Ce que faisans semblent és coquins de villaige qui fougent & escharbottent la merde des petits enfans en la saison des cerises, & guignes pour trouver les noyaulx, & iceulx vendre és drogueurs qui font l’huile de Maguelet.

Перевод

Н. М. Любимов (с незначительными уточнениями), Ю. Б. Корнеев (стихотворения), 1961, 1973